«Я самурай»
Я самурай.
Я выращен
В боях
И выжить
В них терял
Не раз надежду.
И каждый раз
С усмешкою кривой
Я головы рубил
Врагов небрежно.
Как на полях,
Наполненных
Водой,
Я гóловы срезáл,
Как зёрна риса.
На поле битвы
Урожай собрал,
Опасней тигра
И хитрее лиса.
Я от семьи
Был рано
Отречён.
От алтаря
Родительского крова.
И средь мальчишек
Я в казарме рос.
И я не мнил
Себе другого
Дома.
Как некогда
Бежал я
Средь камней
Тягучие и злые
Расстоянья,
Как избивался,
Воином чтоб
Стать,
Пытаясь
Спрятаться
В отсутствие
Сознанья.
Как после,
Приходя потом
В себя,
Давя
В себе рыданья,
Боль и муки.
И так взрослея,
Становясь
Другим, я постигал
Бойцовские науки.
Шёл день за днём,
И шла за ночью
Ночь.
Тогда я плакал,
Так, как плачут
Дети.
А после, как рассвет
Нас поднимал,
Я был спокоен,
Как студёный ветер.
И выходя
Под окрики
Во двор,
И не переча,
(Это было мудро),
Я наполнял
Ладони из ручья
И умывал
Бесстрастнейшее утро.
Я не сломился,
Как сухой тростник.
Ведь злые силы
Верящих не губят
Во мраков мрак.
Я верил лишь в одно
В то,
Что однажды
И меня полюбят.
Как гибкий змей,
И плоть моя крепка.
При виде крови
Сердце бьётся глухо.
Но как оно
Мечтает
Полюбить.
И беззащитная душа
Нежнее пуха.
Изогнут меч,
Как быстрая река,
Блестящая под
Белым
Солнцем Иня.
Его роняю
Из ослабших рук,
Произнося
Возлюбленного имя.
Связь потерявший
С матерью, отцом,
О ласках детства
Знавший лишь немного,
Ниц падаю
Я с дрогнувших колен.
Я вновь нашёл
Отца и даже
Бога.
И стона звук
Так робко
Льётся с губ.
И в нём
Так много
Нежности и боли.
И крепость тела
Заменяет дрожь.
И я целую
Сильные ладони.
Мне очень
Страшно
То, что это сон.
Вдруг снова
Битвы, муки и казармы?
И вдруг он
Растворится как
Фантом?
Но слишком
Его очи лучезарны.
Я льну к нему,
Как молодой бамбук
Льнёт к небу,
Умоляя о защите.
Его глаза
И сердце, что внутри,
Пожалуйста,
Пожалуйста, любите!
Ведь если не сомкнёшь
Объятий ты,
Меня тотчáс
На сей земле
Не станет.
И слёзы, иероглифы
Любви,
С ресниц сочатся
На лицá пергамент.
Он улыбается
И, что я трепещу,
По этим иероглифам
Читает.
И как печатями:
«Ты мне принадлежишь»
Он поцелуями пергамент
Покрывает.
Я снова мал,
И мне тринадцать
Лет.
Но я в любви
Живу, а не мечтаю.
А он мой щит,
А щит тот колыбель
От прежних
Убаюкавший страданий.
Перстами он
Касается волос
И шепчет:
«Ты в смятенье
Очень милый.
Одежду в поте,
Крови и пыли
Сними, как маску
Отзвучавшей силы».
Рубаха падает
С меня к его
Ногам.
Падёт хакама[1]
Вниз.
Ещё немного.
Ни разу
Не познавший
Естества,
Нагой я предстаю
Перед этим Богом.
Я самурай.
Я в ненависти рос.
Но быть любимым
Не терял надежды.
И я, рыдая,
Отдаюсь ему.
Я самурай.
Я ласковой
И нежный.
«Она пришла»
Она пришла
Как первая индиго
И не была
Нейтральной
В полосе.
Эдемский сад
Из деревянных
Брёвен.
Она была
Такою же,
Как все.
Она всё знала,
Видела и зрела.
Кресты неправославия
Не спят.
И хохот золотой
Советских гурий
Преобразился
В танковый заряд.
Война войной.
Игра? Игра игрою.
Тринадцать лет
Как будто
Тридцать два.
Насильники,
Идущие в солдаты.
Кишки
Им выпускала детвора.
Пятнадцать или
Сто пятьдесят одно
И то же.
И десять пыток
Огненных часов.
В её глазах
Кружились метеоры,
Похожие на полоумных сов.
Эй, злой фашистский óрган,
То есть сердце,
От пыток
Ты таких закоченей.
Она ушла, ведомая
На волю,
И пробиралась
К родине своей.
Вот этот дом,
Петля дверина
Шее
Ни дерева,
Ни крыш не воскресить.
Вот плитка,
На которой кашеварят,
Но манну неба
Некому варить.
Включить конфорку,
Повернуть бы ручку,
Себе самой
Тот вечный огонёк.
Но пуст сарай,
И зорька «му»
Не скажет.
Не подоить
Её на посошок.
А дева
Деревенская богиня.
Всё помнит:
Серп, колосья
И колхоз.
Она смеётся.
Это не впервые.
Фашист, рыдай
До злых кровавых
Слёз.
А огонёк
Горит и не тускнеет.
Газ выключить
И уничтожить мир.
Планеты пыльной
Голубой огарок
Укрыт в шинель,
Затёртую до дыр.
«Легко быть»
«Легко быть»
Легко быть
Богом.
И царём Вселенной.
Попробуй достучаться
До небес.
Спускаться
Лишь
Единожды на Землю,
Творя особенный
Партеногенез.
Но есть
Другие:
Мука, боль
И вера.
И нет конца
И края,
Господа.
Они рождались
С помощью мейоза
И только смехом
Брали города.
У македонцев
Боги без одежды.
Карали там
И смехом, и мечом.
Была я здесь
Лабораторной мышкой,
А стану всем
Крысиным королём.
«Мои покои»
Мои покои
За стальной решёткой,
Я буду править в них
До самого конца.
И стражники
Меня ласкают плёткой
Под сводами
Проклятого дворца.
Они так выражают
Мне почтенье,
Мне, королеве,
Столько долгих дней!
И всё крупней
Становятся рубины
На полосатой мантии
Моей.
Рубины крови,