Точки опоры: свобода в постлиберальном мире
Николай Блохин
Редактор Анна Капустина
Дизайнер обложки Анна Капустина
© Николай Блохин, 2021
© Анна Капустина, дизайн обложки, 2021
Предварительные замечания
Книга, которую вы сейчас открыли, продолжает и дополняет предыдущий сборник автора, «Неурядицы в вечерних землях»1. Вместе с тем, это самостоятельная работа, посвященная несколько иным вопросам.
В отличие от «Неурядиц» сборника эссе на разные, хотя и взаимосвязанные темы новая книга посвящена одной проблеме: моральным и прагматическим основаниям либерализма, то есть моральным и прагматическим причинам, чтобы придерживаться либеральных принципов в мире, отказавшемся от либерального наследия как в теории, так и на практике. Она состоит из десяти глав. Три главы ранее уже были включены в «Неурядицы в вечерних землях». Теперь они представлены в новой редакции, с рядом существенных изменений и дополнений. В основе остальных семи глав лежат заметки, первоначально появлявшиеся на странице автора в социальной сети «Facebook». Все они тоже подверглись серьезной переработке.
Пользуясь случаем, хочу поблагодарить всех моих читателей, комментаторов и критиков. Без вашего интереса и поддержки я не решился бы ни начать, ни завершить эту работу.
Прежде чем перейти к сути дела, сделаю ещё одно предварительное замечание. Следует сразу же оговорить использование термина «либерализм». С этим словом в современном русском языке случилась нехорошая история. Оно должно было бы указывать на определенную школу мысли, в позапрошлом веке широко распространенную и влиятельную в разных европейских странах, включая и Россию. Однако в наше время либерализмом часто называют нечто другое убежденность, что «за границей» сложился единый и целостный «цивилизованный мир», к которому необходимо примкнуть, интегрироваться в него и двигаться в том же направлении, куда и он движется. Куда на самом деле движется «цивилизованный мир» это отдельный вопрос. Но сейчас речь идёт лишь о том, что либерализм в классическом понимании не сводится ни к западничеству, ни к глобализму. Некоторые разновидности глобализма даже прямо противоречат либеральным принципам.
Возникает естественное желание последовать примеру американцев. Как известно, у них в XX веке с либерализмом тоже случилась нехорошая история это слово сделали своим названием социалисты. После этого американские либералы старого образца стали называть себя «либертарианцами».
В русский язык термины «либертарианец» и «либертарианство» уже проникли, но стали ассоциироваться почти исключительно со школой Мюррея Ротбарда с анархо-капитализмом (рыночным анархизмом). Поэтому для более широкой либеральной традиции название «либертарианство» не подходит. По крайней мере, не подходит в русском языке и в наше время. Остаётся по-прежнему использовать термин «либерализм», лишь делая оговорку, что имеется в виду не современный обиходный, а традиционный смысл.
Введение: жизнь в постлиберальном мире
Каких-нибудь тридцать лет тому назад название этой книги вызвало бы почти всеобщее недоумение. Многим тогда казалось, что либеральная демократия победила всех своих противников и стала (или вскоре станет) повсеместной формой политического порядка. Да и сегодня найдутся люди (правда, в основном из числа противников либерализма, левых или консервативных) которые возразят, что никакого «постлиберального мира» нет, и что (нео) либерализм якобы остаётся доминирующей идеологией и лежит в основе политики национальных правительств и международных организаций.
В каком же смысле я говорю о современности как о «постлиберальном мире»?
Прежде всего, пресловутый «неолиберальный поворот» последних десятилетий XX века на деле оказался гораздо менее масштабным, чем надеялись его сторонники и утверждали его противники. Расширение государственных функций и полномочий остаётся преобладающей тенденцией и наиболее важным итогом всемирной истории последнего столетия. Реформы 1980х 1990х годов лишь приостановили это расширение но нигде не произошло ничего даже отдаленно похожего на возвращение к либеральным порядкам XIX века. Очень показательной представляется динамика государственных расходов шести из семи стран членов G7. Канада сюда не включена, так как в начале интересующего нас периода она ещё не была суверенной державой.
Таблица 1. Государственные расходы шести стран в процентах от ВВП, 19132019 гг.2
Некоторые отечественные критики существующего порядка вещей склонны утверждать, что на Западе, действительно, наполовину социализм, но у нас-то якобы буйствует стихия рынка, неограниченная до степени «дикости». Реальных оснований для подобных утверждений тоже очень немного.
Следует вспомнить, что в экономике России 2010-х годов ведущая роль вернулась к государственному сектору (до какой степени государство эту роль потеряло в предыдущие десятилетия это отдельный вопрос, на котором мы здесь останавливаться не будем). По одним оценкам3, 40%-50%, по другим4 даже 70% ВВП России приходится на государственный сектор.
Сверх того, в России (как, впрочем, и во множестве других стран мира) предприниматели, работающие в частном секторе, не защищены от произвола даже отдельных чиновников. Нет необходимости ссылаться на каких-то критиков режима, достаточно процитировать официальное заявление первого лица государства: «добросовестный бизнес не должен постоянно ходить под статьёй, постоянно чувствовать риск уголовного или даже административного наказания. Уже обращал внимание на эту проблему в одном из Посланий, приводил соответствующие цифры. Ситуация, к сожалению, не сильно изменилась. Сегодня почти половина дел (45 процентов), возбуждённых в отношении предпринимателей, прекращается, не доходя до суда. Что это значит? Это значит, что возбуждали кое-как или по непонятным соображениям»5.
Таким образом, от рыночной экономики в либеральном понимании, российская система весьма далека в некоторых аспектах ещё дальше, чем экономика ведущих стран современного Запада.
Во избежание недоразумений, здесь следует упомянуть то, о чём обычно знают сами приверженцы либерализма, но что систематически игнорируют их оппоненты. Классический либерализм выступает за право на частную собственность и свободу предпринимательской деятельности для всех, но не имеет специальной склонности к интересам «крупного капитала», а в некоторых отношениях даже противоположен этим интересам. Причины этой противоположности интересов хорошо разъяснил ещё Людвиг фон Мизес: «владельцы уже действующих заводов, не имеют особого классового интереса в установлении свободной конкуренции. Они сопротивляются конфискации и экспроприации своей собственности, но их собственнические интересы находятся на стороне мер, препятствующих новым конкурентам подрывать их позиции. Те, кто борется за свободное предпринимательство и свободную конкуренцию, не защищают интересы сегодняшних богачей. Они стремятся развязать руки неизвестным людям, которые станут предпринимателями завтрашнего дня»6.
Колоссальное увеличение роли государств определенно подсказывает нам, что мы живем в постлиберальном мире. Однако наш мир является постлиберальным не только с точки зрения устройства экономики, но и в других, ещё более важных отношениях. Речь идёт об идеях и ценностях, доминирующих в этом мире, и о ситуации с личными правами и свободами человека. Либеральные авторы уже несколько веков7 защищают экономическую свободу, ссылаясь на невозможность отделить её от других прав личности. В отсутствие свободы предпринимательства, тем более в отсутствие частной собственности, не устоит никакая личная свобода. «Усыхание» экономической свободы неизбежно ведет к сокращению возможностей личного самоопределения во всех областях, в том числе в частной жизни.
В моем предыдущем сборнике я тоже использовал одну из разновидностей этого аргумента8. Сам по себе аргумент о нераздельности свобод совершенно верен. Но к кому он обращен? Для какой аудитории он имеет смысл? Только для людей, которые считают в высшей степени важной и ценной свободу самостоятельно устраивать свою жизнь, свободу не зависеть в своей жизни от государства, от государственной идеологии, от всевозможных «старших» и «начальников». Только к таким людям имеет смысл обращаться с призывом защищать экономическую свободу, чтобы сохранить свободу в частной жизни. Но являемся ли мы, в массе своей, такими людьми?
Конечно, некоторые проявления свободы мы до сих пор ценим. Но в каких случаях это проявляется? Например, в тех случаях, когда речь идёт о претензиях на авторитет и власть со стороны религиозных традиций и организаций, уходящих корнями в эпоху до Модерна и апеллирующих к представлениям о трансцендентном Абсолютном благе. В общем, со стороны тех традиций, освобождением от которых и стала в своё время эпоха Просвещения.