Впрочем, всё это только подводит нас к основному вопросу, к основной ошибке «культурных марксистов». Даже у самого Фуко они могли бы научиться тому, что первичны не «нормы», а стратегические игры, устанавливающие и поддерживающие власть. Нормы лишь структурируют эти игры, но не порождают их. Однако левая политика, на практике, ставит это соотношение с ног на голову.
Очень характерный пример такого переворачивания можно найти в недавней памятке для учителей, написанной канадскими профессорами Королевского университета в Кингстоне и Университета Оттавы, продвигающими трансгендерную повестку в школах: «В вашем классе есть ученики, которых вы сочтёте центрами власти <> Верно и обратное: есть ученики, находящиеся на противоположном краю спектра власти, до такой степени, что другие ученики не хотят с ними общаться (например, находиться за одним столом, в одной группе). На этом краю спектра очень часто оказываются ученики, практикующие гендер не так, как другие (who do not do gender like the others), вне зависимости от того, характеризуют ли они себя как трансгендеров или нет. Наблюдение, как ученики реагируют друг на друга, например, когда вы их группируете для выполнения заданий это эффективный способ увидеть, как гендер действует в вашем классе»40.
Конечно, выстраивание неформальных иерархий, коллективная враждебность по отношению к отщепенцам и т. п. это вполне реальные явления, причём не только в детских коллективах. Разумеется, в этих отношениях могут использоваться любые личные особенности отщепенцев, в том числе связанные с гендерным самоопределением. Но эти особенности именно «используются» для стигматизации отщепенцев, а не «действуют». Иначе говоря, не стереотипы порождают коллективную враждебность; но сама коллективная враждебность, проявляясь, «работает» с имеющимся в группе набором представлений, чтобы подобрать для жертвы подходящий ярлык.
Подробному анализу коллективной враждебности посвящена одна из следующих глав «Коллективная враждебность, идеология и власть» поэтому здесь ограничусь немногими словами.
Люди выталкиваются на роль отщепенцев, воспринимаются и описываются как странные или отталкивающие, становятся объектами враждебности, травли, буллинга просто потому, что их слабости (физические, коммуникативные и т.д.) делают их удобной жертвой. Преследуя их, можно относительно безопасно испытать радость победы, подтвердить свою значимость хотя бы в собственных глазах. В этом смысле буллинг вполне рациональное, хотя и аморальное поведение. Динамика буллинга такова, что уже начавшаяся травля демонстрирует слабость жертвы окружающим, что побуждает их тоже примкнуть к травле. Благодаря этому буллинг становится ещё и способом сплочения группы.
Для этой групповой динамики не имеет особого значения, какие именно ярлыки и на каком именно основании наклеиваются на жертву. Жертвами могут стать женщины, мужчины, черные, белые, евреи, арийцы, геи, гетеросексуалы, трансгендеры, цисгендеры, коммунисты, трамписты, советофилы, антисоветчики кто угодно, если только ситуация позволяет именно их вытолкнуть на роль жертвы.
Защищать от неформального давления и преследования черных, или женщин, или геев, или кого угодно ещё, именно как соответствующие группы, вместо того, чтобы идти наперекор самой коллективной враждебности это значит бороться с симптомами, а не с болезнью.
Эта борьба не может привести ни к чему, кроме предоставления некоторым группам дополнительного иммунитета. Травить их представителей действительно станет менее удобно, но сам процесс выталкивания и травли отщепенцев продолжится только теперь жертвы будут чаще подбираться из других групп.
Итак, культурные войны левых не освобождают людей от механизмов неформального доминирования и подавления (действительно широко распространенных), потому что левые предлагают ошибочное лечение. При этом их «лечение» ещё и усугубляет ситуацию, потому что они окончательно стирают границы между разными сферами жизни, растворяют частную жизнь в политической сфере и тем самым устраняют последние традиции, правовые и этические установки, ещё защищавшие индивида от всемогущества политической власти.
После неутешительного обзора нынешней культурной и политической ситуации, вернемся к главному вопросу: остаются ли в сегодняшнем мире ещё какие-нибудь тенденции, хотя бы отчасти защищающие свободу?
Эта борьба не может привести ни к чему, кроме предоставления некоторым группам дополнительного иммунитета. Травить их представителей действительно станет менее удобно, но сам процесс выталкивания и травли отщепенцев продолжится только теперь жертвы будут чаще подбираться из других групп.
Итак, культурные войны левых не освобождают людей от механизмов неформального доминирования и подавления (действительно широко распространенных), потому что левые предлагают ошибочное лечение. При этом их «лечение» ещё и усугубляет ситуацию, потому что они окончательно стирают границы между разными сферами жизни, растворяют частную жизнь в политической сфере и тем самым устраняют последние традиции, правовые и этические установки, ещё защищавшие индивида от всемогущества политической власти.
После неутешительного обзора нынешней культурной и политической ситуации, вернемся к главному вопросу: остаются ли в сегодняшнем мире ещё какие-нибудь тенденции, хотя бы отчасти защищающие свободу?
Судя по сегодняшнему положению вещей, в обозримом будущем мы продолжим существовать под властью контролирующего, опекающего, «терапевтического» государства, действующего в тесном альянсе с экспертными сообществами. Но и в таком мире у человеческой свободы остаются некоторые точки опоры.
В некоторой степени, такой точкой опоры могут быть «либеральные бюрократы» государственные или международные чиновники, жизненным опытом или естественной человеческой ленью наученные минимизировать свои попечительные, распорядительные и контрольные заботы, действовать только тогда, когда этого невозможно избежать, а в остальном «жить и давать жить другим» (см. ниже, главу «Футурологические узоры»).
Весьма вероятно, что некоторые из чиновников и экспертов будут воспринимать также и теоретические аргументы о полезности частной собственности и частной инициативы для интенсивного экономического роста (то есть для роста, основанного на внедрении нового знания, без необходимости увеличивать объём используемых ресурсов). Таким образом, они будут хотя бы приближаться уже к либерализму без кавычек.
Другой, более прочной, но и более редкой точкой опоры для человеческой свободы в нашем мире способна быть определенная этическая установка: не поддаваться коллективной враждебности, не участвовать в травле людей, вытолкнутых на позицию отщепенцев. В каких-то случаях даже защищать их.
Следует прямо признать поскольку мы не способны доказать «объективную ценность» какого-либо морального порядка, установка «не поддаваться коллективной враждебности» тоже не может быть представлена и доказана как общезначимый и общеобязательный принцип.
Тем не менее, некоторые люди принимают эту установку просто под влиянием личных впечатлений. Быть самому жертвой травли, или наблюдать её, или в какой-то момент оказаться её участником, даже просто слышать или читать описание таких ситуаций некоторым людям этого может оказаться достаточным, чтобы преисполниться отвращения к коллективным мероприятиям подобного рода. Впрочем, к вопросу об этих «личных впечатлениях» мы ещё неоднократно вернемся в следующих главах.
Мишель Фуко и ирония истории
Американские события первых недель 2021 года спровоцировали оживленную дискуссию о свободе слова (о государственной и частной цензуре, о функциях социальных сетей, о приемлемых и неприемлемых высказываниях и т.д.). Опять, как и в ситуации с эпидемией, под угрозой оказались личные свободы, привычные для многих миллионов людей. Это уже тенденция, причём заметная не только в странах, подвластных авторитарным режимам.
Нынешние кризисы и конфликты разворачиваются на фоне долгосрочных и глубоких культурных трансформаций. Эти трансформации не просто смещают пределы личной свободы, но ставят под вопрос саму личную свободу как таковую. У нас на глазах формируется новый режим регулирования человеческой деятельности. Что останется от прав личности и от автономии частной жизни при этом новом режиме? Это, как минимум, совсем не праздный вопрос.
Возьмем в качестве отправной точки некоторые рассуждения одного из самых популярных и влиятельных «властителей дум» второй половины XX философа, историка и активиста Мишеля Фуко. Многие ходы мысли, у современных «прогрессивных» интеллектуалов ставшие почти автоматическими, именно Фуко если не изобрёл, то тщательно и изящно разработал и усовершенствовал. Поэтому уже неважно, насколько соответствуют действительности его исторические изыскания. Вне зависимости от того, насколько верно они представляют прошлое, на настоящее они уже повлияли.