Будем и мы снисходительны: их роль на этом празднике Дороги исчерпывается прологом, тогда как остальных участников ждет несколько действий с антрактами и счастливый финал встреча на вокзале.
Вагон неожиданно дернуло назад, потом потащило вперед, перрон начал плавно отъезжать, и я устроился за столиком, высматривая за окошком Саратов. Как по команде, люди начали извлекать из своих сумок огурцы, помидоры, отварную картошку «в мундирах», хлеб, колбасу, котлеты, яблоки, жареных кур и обязательно спичечные коробки, предусмотрительно заполненные солью. Из каждого отсека доносился дружный хруст яичной скорлупы. Это огромное количество еды не помещалось на крохотных столиках и ее раскладывали прямо на полках, предварительно застелив их полотенцами, салфетками или попросту газетой.
Знаете, почему люди, как только сядут в поезд, сразу начинают есть? Во-первых, когда собираются в дорогу, не успевают, как следует поесть. Во-вторых, еды должно быть много, мало ли что, дорога все-таки, а в-третьих, продукты в поезде, особенно летом, могут испортиться и, чтобы часть продуктов потом не пришлось выкидывать, их надо постараться съесть сразу после отправления. Не расстраивайтесь: я ведь тоже не с первого раза сообразил. А знаете, что в этом деле самое приятное? А то, что в поезде все можно есть руками, и никто тебе ничего не скажет. Как в древнем Риме.
Напротив меня сидела тетка с толстым лицом и шикарными усиками. В руке она держала стакан чаю в подстаканнике. После каждого глотка тетка утирала лицо зажатым в кулаке носовые платочком.
Мальчик, хочешь конфетку? спросила она и протянула мне конфету «Кара-Кум».
Мама любит такие конфеты, потому что они шоколадные, а мы с папой больше любим «сосательные». Правда, у шоколадных конфет есть ценный фантик и еще фольга, из которой можно сделать красивый кулечек.
Спасибо, говорю. Неудобно как-то сразу отказываться.
Мальчик, тебя как зовут?
Есть такие взрослые тети, которые любят задавать детям дурацкие вопросы, например, «сколько тебе лет?» или «кого ты больше любишь, папу или маму?», или «почему у мамы волосы черные, у папы черные, а у тебя светлые?». При этом они улыбаются, подмигивают и строят разные рожи.
Мальчик
Ну, вот зачем было спрашивать, как меня зовут? Хорошо еще девочкой не назвала.
Мальчик, а почему у твоего папы
Не дожидаясь продолжения, я решил перехватить инициативу.
Потому что у меня папа генерал!
Вообще-то мой папа никакой не генерал. Он старший лейтенант запаса и работает инженером в конструкторском бюро. Из военных у нас в семье только дедушка, да и то он подполковник в отставке. Это мы с дядей Борей понарошку звания всем присвоили, чтоб интересней было: дедушка маршал, папа генерал, дядя Боря полковник, а я капитан.
Что-то не больно твой батя на генерала похож, сказал усатый дядя, муж усатой тетки. Отродясь не видал, чтоб генералы в плацкарте ездили!
А он секретный генерал, говорю, ему даже запрещено в форме ходить.
Попутчики как-то стихли.
А дедушка вообще маршал! не унимался я.
Понятно, произнес муж усатой тетки. Взрослые часто так говорят, когда им ничего не понятно.
Разговор явно не клеился. С удивлением я обнаружил, что наши попутчики почему-то не очень рады ехать в одной компании с генеральским сыном и маршальским внуком и даже смотрят на меня с неодобрением: пусть, мол, ездят, как все генералы, в отдельном купе, и нечего тут прикидываться.
Ты тоже, наверное, генералом будешь? с ехидцей спросила тетка.
Не знаю. Пока я еще капитан, а вообще я хочу, когда вырасту, мороженым торговать или быть писателем.
Попутчики вздохнули с облегчением и заулыбались.
Ну, писателем это совсем другое дело, сказал усатый дядя и протянул мне огромную, как лопата, ладонь. Держи, капитан.
Шарф голубой
Не знаю, как вы, а я, когда учился в школе, постоянно все терял: авторучки, линейки, циркули, тетрадки, кисточки, носовые платки, шапки, варежки, сменную обувь. Я уже не говорю о карандашах и ластиках. Один раз я даже портфель потерял, но он потом нашелся.
Родители на меня очень сердились, говорили, что мне их ни капельки не жалко и что я растяпа. Я и не отрицаю, что растяпа, но ведь нарочно я никогда ничего не терял. Просто я забывал где-нибудь какую-нибудь вещь, а когда за ней возвращался, то ее почему-то на месте уже не было.
Родители на меня очень сердились, говорили, что мне их ни капельки не жалко и что я растяпа. Я и не отрицаю, что растяпа, но ведь нарочно я никогда ничего не терял. Просто я забывал где-нибудь какую-нибудь вещь, а когда за ней возвращался, то ее почему-то на месте уже не было.
В тот год весна была какая-то холодная. Уже прошли весенние каникулы, наступил апрель, а повсюду еще лежал снег. Грязный, рыхлый, ни в снежки не поиграть, ни в футбол, ни даже в классики. Самое тоскливое время!
После урока русского языка учительница велела не расходиться.
У меня важное сообщение. Приближается 22-е апреля день рождения Владимира Ильича Ленина, голос учительницы торжественно звенел. В этот день самых достойных будут принимать в пионеры!
Про пионеров мы все уже знали и про Ленина, конечно, тоже.
Когда я был еще совсем маленьким и даже не ходил в школу, папа иногда брал меня с собой на прогулку в парк. Чтобы туда добраться, надо было сначала перейти большую улицу, а потом проехать целых три остановки на троллейбусе. Возле троллейбусной остановки располагался огромный стенд, на котором очень крупными буквами была сделана надпись «Лучшие люди нашего района». Из-под стекла на меня смотрели большие черно-белые фотографии незнакомых мужчин и женщин. Их лица были серьезны и неприветливы.
Кто это? спросил я.
Здесь же написано «лучшие люди района». Ты ведь сам уже умеешь читать.
Мы стали разбирать подписи под фотографиями: слесарь-инструментальщик, автомеханик, водитель автобуса, воспитательница детского сада, фрезеровщик, начальник цеха, ткачиха, сварщик. Было одно смешное название карусельщик.
Он что, в парке на карусели работает?
Папа засмеялся: «Нет, это такой станок есть, карусельный».
А почему тебя здесь нет?
Я же в другом районе работаю. Здесь все по месту работы.
А в другом районе ты есть?
Тоже нет, вздохнул папа.
А мамы почему нет? Она ведь в нашем районе работает. Ты же сам говорил, что мама у нас лучше всех!
Я в другом смысле говорил, не про работу. Я тебе потом объясню.
Разве мама плохо работает?
Конечно, нет! Мама очень хорошо работает. И вообще, это ничего не значит.
Что не значит?
Ну, фотографии эти.
А зачем их тогда повесили?
Папа пожал плечами: «Сам не знаю».
Пап, а это кто? Я показал на большущий, больше всех фотографий, крашеный пенопластовый профиль лысого человека с бородкой. Мне показалось, что это лицо я уже где-то видел.
Это наш дедушка Ленин, сказал папа.
Я очень удивился. Я ведь точно знал, что моего дедушку зовут Мишей, и фамилия у него другая, и бороды у него никакой нет, только усы.
Никакой он мне не дедушка! закричал я. Мой дедушка Миша!
Да тихо ты! Папа зачем-то огляделся по сторонам. Я же не говорю, что это твой личный дедушка. Это наш общий дедушка, мой тоже.
И мамин?
И мамин.
И дедушкин дедушка?
Папа задумался.
Может быть, не знаю. Нет, наверное. Я тебе потом все объясню.
Потом, когда я учился в первом классе, нас водили в Мавзолей, и мне было страшно, потому что я никогда еще не видел настоящих мертвецов. Сначала мы долго стояли у каких-то ворот, потом шли в длинной очереди вдоль высокой кирпичной стены. Я еще запомнил, что кирпич был необычного темно-красного цвета. В Мавзолее было прохладно и сумрачно. Мы спускались по лестнице, и я старался не смотреть в ту сторону, где на постаменте стоял стеклянный гроб, как в «Сказке о мертвой царевне». Я даже зажмурился.
Смотри! Вовка ткнул меня локтем в бок.
Мне было очень страшно, но я приоткрыл глаза и повернул голову. Передо мной лежал небольшого роста старичок с желтоватым лицом. Одна рука его была сжата в кулак. От неожиданности я шагнул через ступеньку, потерял равновесие и полетел вниз. Время тотчас как-будто остановилось. Так бывает во сне: ты летишь, летишь и никак не можешь упасть. Вот-вот сейчас случится непоправимое: я разобью стекло и упаду прямо ТУДА, и этот старик схватит меня своей желтой рукой, той самой, которая сжата в кулак. Или еще хуже, я упаду туда, и ОН от этого испортится. Что будет тогда со мной? Мне хотелось закричать, но я не мог, потому что кругом была мертвая тишина.
Так тоже бывает во сне: ты кричишь, что есть силы, набираешь воздух в легкие, даже открываешь рот, но никто тебя не слышит, и ты сам себя не слышишь. Вдруг чья-то железная рука схватила меня за шиворот. Высоченный солдат, стоявший до этого неподвижно, как манекен, поймал меня, словно котёнка и, легонько подтолкнув, направил к выходу.