Соколов согласился с князем и стал искать нужные листы.
Вот! Смотри-ка! Дворовая девка Катерина Семёнова. Померла в 1759 году. Отпевал её московский священник Иванов. И захоронена она в Москве на церковном кладбище!
В Москве? Стало быть, она была убита здесь?
Получается что так, задумчиво произнес Соколов. Нужно будет узнать, где этот самый Иванов держит приход. И допросить его.
Ладно, разберемся, что далее?
А далее пишется со слов священника села Троицкое отца Михаила, что барыня не хотела дабы кучер её Ермолай Иванов «томился без женщины» и нашла ему новую жену Федосью Артамонову. Что-то барыня слишком переживала за своего кучера.
Не понял тебя, Степан Елисеевич.
С чего переживать ей о бабе для кучера?
Дак многие помещики крепостных своих женят. Дабы дедки рождались и крестьянину хорошо и барину польза.
Не вписывается это в портрет душегубицы, князь. Не вписывается.
Вот заладил ты, Степан Елисеевич! А когда умерла Федосья?
В 1761 году. От чего померла точно не сказано. Но снова в молодом возрасте. Здоровая девка. Такой только детей рожать.
Вот в этом вся странность, Степан Елисеевич. С чего это у Салтыковой молодые девки да жонки мрут как мухи? Следующая кто?
За Федосьей, в качестве жены у Ермолая Иванова, появилась и Аксинья Яковлева, 18 лет от роду. Но в 1762 году и она умирает!
Верно! Салтыкова девок в гроб загоняет.
В этот момент в кабинет влетел человек в старом камзоле, заляпанном грязью. В руках он держал шапку, а его паричок перекосился и съехал на его левое ухо.
Мое почтение, господа. Господина коллежского секретаря Соколова бы мне, произнес он. Я писарь приказа разбойного Макарьев. По нынешнему писарь сыскной конторы. Однако старое название суть нашего отделения лучше передает. И для народа опять же понятнее.
Соколов прервал словоохотливого писаря:
Я Соколов. Чего тебе?
Прислал меня до вас, ваше благородие, Ларион Данилович Гусев. По старому он дьяк разбойного приказа.
Цицианов сказал:
Приказы еще при государе Петре Великом отменили, чернильная твоя душа.
Чиновник криво усмехнулся:
Это вы верно сказать изволили, ваше благородие. Простите, но чина не знаю.
Надворный советник князь Цицианов.
Прощения просим, ваше сиятельство. Так прислал меня Гусев Ларион Данилович из Тайной экспедиции.
С чем прислал? спросил Соколов.
Просили передать господину коллежскому секретарю Соколову, что коллежский регистратор Иванцов Иван помер.
Что? в один голос спросили Соколов и Цицианов.
Убит он, ваши благородия, господа хорошие.
Как это убит? Что ты мелешь, дурак?!
Да я почем знаю? Мне велели брать ноги в руки и сюда. Сообщить его благородию господину Соколову, что господин Иванцов убит. Я и сообщаю.
Это все? спросил писаря князь.
Как есть все. Более ничего мне сказать не велено.
Хорошо! Иди!
Писарь ушел.
Вот дело-то как поворачивается, князь. Мы еще и за ниточку-то толком не дернули, а трупов уже сколько.
По всему видать руки у Салтыковой длинные!
Хорошо если только у Салтыковой. Едем в Разбойный, Дмитрий Владимирович, Соколов вскочил со стула. Сами на месте со всем разберемся.
Едем!
Глава 5
Тайная экспедиция: Ларион Гусев.
Октябрь, 1762 года.
1
Москва.
Тайная экспедиция12.
Октябрь, 1762 года.
Ларион Данилович Гусев.
Размещалось небольшое отделение Тайной экспедиции в городе Москве за кремлевской стеной у Константиновской башни и там находились известные всей Москве страшные пыточные застенки «чёрной палаты», где производились допросы с пристрастием.
Дело в том, что император Петр Третий13 после смерти тетки своей императрицы Елизаветы Петровны14 манифестом от 1762 года упразднил печально известную Тайную канцелярию. И запретил «Слово и дело»15. Но как стране обходится без политического сыска? И возникла на месте Тайной канцелярии Тайная экспедиция.
Простой народ именовал сие место просто Разбойный приказ, хотя самого приказа не существовало уже больше 70 лет. А начальника московского отделения Тайной экспедиции именовали дьяком разбойного приказа. Должность сию занимал господин Гусев
Соколов и Цицианов прибыли на место. На тюремном дворе, где содержались арестованные преступники, они увидел лежавшее во дворе тело, накрытое рогожей. Рядом стоял высокий детина-стражник с алебардой в руках.
Соколов и Цицианов прибыли на место. На тюремном дворе, где содержались арестованные преступники, они увидел лежавшее во дворе тело, накрытое рогожей. Рядом стоял высокий детина-стражник с алебардой в руках.
Где господин Гусев? спросил Соколов.
В приказе, а где ж ему быть? ответил стражник, назвав контору «приказом». Дьяк приказал тело убиенного вынести и покрыть рогожей до приезда начальства. Ты што ли смотреть его станешь?
Соколов сорвал рогожу с тела и увидел перед собой незнакомое тело.
Это не Иванцов! вскричал он.
Чего? переспросил стражник.
Где труп коллежского регистратора Иванцова? спросил Цицианов, подошедший к ним.
Дак я почем знаю? Мне велено стоять у этого тела и все тут. А кто, и где чего мне неведомо.
В этот момент выскочил из конторы сам Гусев, немолодой полноватый мужчина с бородкой и длинными усами.
Доброго здоровья, ваше благородие. Имею честь видеть господина Соколова?
Ты Ларион Данилыл аль не признал меня?
Признал, Степан Елисеевич. Прости бога для.
Со мной чиновник из Петербурга надворный советник князь Цицианов.
Ларион Гусев, ваше сиятельство.
Князь Цицианов. Дмитрий Владимирович, сухо представился князь.
Вы, князь, представляете Сенат? спросил Гусев.
Точно так.
Тайная экспедиция починена Сенату, сударь. Стало быть, вы мое начальство, князь.
Не имею полномочий вмешательства в дела местной Тайной экспедиции.
Однако содействие вашей группе я оказать должен? Так я и понял.
Соколов спросил:
Скажи мне, Ларион Данилович, где труп коллежского регистратора Иванцова?
Труп? Иванцова? Да он не мертвый.
В подтверждение словам Гусева на пороге показался сам Иванцов. Его камзол был просто накинут на плечи. Рубаха на груди была в крови.
Иван Иванович!Что с тобой?
Ранен, Степан Елисеевич. Но не тяжело. Пуля попала мне в грудь, и был бы я уже покойником, если бы не медальон.
Иванцов распахнул рубаху и на перевязанной груди болтался прогнутый медальон. Пуля ударила прямо в него и срикошетила, оцарапав коллежскому регистратору бок.
А нам с князем сообщили, что ты убит!
Это моя вина, Степан Елисеевич, произнес Гусев. Не разобрался я и подумал, что твой человек убит. Вот и послал к тебе гонца сообщить о беде. Но он лежал словно мертвый. Я подумал конец его пришел.
Но кто стрелял в тебя, Иван Иванович? спросил Цицианов.
И кто этот мертвый человек? задал еще один вопрос Соколов.
Дак поймали мы того, кто Мишку нашего укокошил, Степан Елисеевич. И я уже приказал было его раздеть до пояса и подвесить к бревну. Но он выхватил два пистолета и одним выстрелом уложил одного стражника, а вторым попал мне в грудь.
Где этот человек? вскричал Цицианов.
Убит, князь. Сторожа его палашами порубили. В каморе он лежит. Тело так искромсано, что смотреть страшно.
Убили? Зачем? Почему не захватили живым?
Дак он словно бешенный защищался и еще троих бы легко положил. Вот ребята и перестарались. Все произошло так неожиданно.
И сказать он ничего, конечно, не успел, констатировал факт Соколов.
Если бы с ним по-хорошему делали, то, может быть, и не было бы ничего, с горечью произнес Гусев. А то чего человеку сразу дыбой грозить. Вот он и не сдержался.
Но он убил человека, которого было вселено охранять! вскричал Иванцов. Что еще оставалось делать? Он был подкуплен кем-то! Это ясно!
Ладно, разберемся. Иван Иванович, князь отвезет тебя к врачу.
Но я не опасно ранен
Без возражений! К врачу. Пусть осмотрит рану. Князь, сделай милость.
О чем разговор, Степан Елисеевич.
А после того, съезди в архив и такоже посмотри там дела прошлые. Может и тебе Фортуна улыбнется.
Когда князь с Иванцовым уехали, Гусев подошел к Соколову и шепнул ему на ухо:
Степан Елисеевич, пойдем ко мне. Есть разговор.
Идем, Ларион Данилыч.
В просторной горнице они уселись за большим столом, сплошь заваленным бумагами. Это были опросные листы.
Тебе дали произвести следствие по делу Салтычихи, Степан Елисеевич?
Да, Ларион Данилович. Дали мне и тем двоим это дело. Повеление расследовать его пришло из самого Петербурга.
Слыхал о том. Ваш начальник канцелярии тебе специально сие дело мерзопакостное сунул. И как начало пошло?
Да хуже некуда, с горечью произнес Соколов. Чем далее его расследую, тем больше в нем загадок. Вот и Мишку прикончили, и Иванцова едва не укокошили.