А подробнее? Я бы хотел сам посмотреть, что там есть по Андрееву.
Да вот. Вот в сей бумаге сказано, что Андреев Хрисанф был жестоко избит. И вот в сей бумаге также сказано. И в этой. Но кто и как его избил сам черт не разберет. Дело обросло бумагами и разобраться в сем поди попробуй. И все сие попало в архив. Я после двух часов чтения совсем запутался в показаниях. Это же черт знает что такое.
Так вы ничего не нашли, Иван Иванович? спросил Соколов, понимая, что у Иванцова все-таки что-то имеется.
Нашел. Но не по Андрееву, а по девице именем Марья.
Говори, Иван Иванович.
Вот, он вытащил другую бумагу. Молодая служанка 18 лет по имени Марья Петрова попала в дом Салтыковой в качестве служанки месяца января, 2-го дня, года 1760-го. И ровно спустя месяц она умерла.
Причина смерти? спросил Цицианов.
Ожоги! И это засвидетельствовано. Я выделил эти документы.
Причины ожогов указаны? Где бумаги? спросил Соколов.
Иванцов передал ему лист, и Степан Елисеевич стал его читать. Но ничего особенного там не нашел.
И что? Здесь сказано, что девка обожгла себя горячим утюгом. Это ничего не доказывает. Да таких случаев можно набрать сто по одной Москве. Третьего дня в доме Голицына конюх опрокинул на себя бадью с кипятком и от тех ожогов скончался. И Голицына обвинить в душегубстве?
Но я, Степан Елисеевич, по тому делу не токмо бумаги читал, а еще и с крепостной девкой Домной, что в настоящее время при Салтыковой состоит беседу имел.
И что сказала вам девка? И, главное, где вы встретили её? стал интересоваться Соколов. Не домой же вы к ней ездили?
Нет, не домой. Ту девку Домну я встретил случайно. Мне на неё указал архивный чиновник. Вот де на улице стоит девка из дома Салтычихи. Я бумаги схватил и на улицу. Девку догнал, и сумел разговорить.
И что она сказала?
Как раз по Марье Петровой.
Вот как? Сразу по тому делу, по коему ты бумаги читал? удивился Цицианов. Редкая удача.
Редкая? спросил Соколов. И, ты князь, в такие совпадения веришь?
Всякое бывает в жизни, Степан Елисеевич. Но говорите далее, Иван Иванович.
Сказала мне Домна, что девка Марья Петрова в горницах барского дома мыла полы. И помещица была той работой недовольна. И за то стала бить Марью скалкой. Затем девку отдали гайдукам, и те её били батогами. Затем её избитую снова привели к помещице. Та схватила утюг, коим девки гладили белье, и прижигать стала избитую. А когда утюг остыл, то снова велела его на кухне на огне накались. После того девке было велено полы перемыть, но она к тому была неспособна. И барыня, распаляясь еще пуще, снова стала девку бить скалкой, пока та не умерла.
И Домна сие видела сама? спросил Соколов.
Нет. Она в те поры еще при барыне не состояла. Но про сие слыхала от других слуг.
Имена слуг Домна назвала?
Нет, Степан Елисеевич. Я про то не спросил.
Тогда сие не доказательство, Иван Иванович. Такое дело рассыплется сразу же. Что у нас имеется? Свидетельство про ожоги? Нужны свидетели того преступления. А Домна не свидетель. Она самолично ничего не видала.
Но она может назвать тех, кто сие видал. Да и у нас есть жалобы крепостных, вскричал Иванцов. Тех, кто подал челобитную императрице. Разве нет? В этом направлении и нужно проводить главное следствие.
Жалоба может быть простым наветом крепостных на свою барыню. Жалобу нужно доказать. Что скажете на это вы, князь? Соколов посмотрел на гостя из Петербурга.
Именно за этим меня и прислали. Раскопать, правду ли писали доносители. Императрица наша склонна им верить. Но просто так осудить знатную дворянку по жалобе крепостных нельзя. Это вызовет протест многих помещиков и душевладельцев в России.
А допросы с этих крестьян-жалобщиков сняли? поинтересовался Иванцов.
Сняли. Но более чем в доносе они не рассказали.
Но их можно допросить снова, проговорил Иванцов. Они все еще в Петербурге?
На показания крестьян можно не рассчитывать, ответил Цицианов. Больше того, что они сказали, уже не скажут. Крестьяне Ермолай Ильин и Савелий Мартынов, что доставили челобитную в собственные руки Ея Императорского Величества, как в воду канули. Екатерина Алексеевна выслушала их, велела накормить на дворцовой кухне и пожаловала каждому по 100 рублей. А затем их отпустили.
Ясно, проговорил Соколов. А затем они канули неизвестно куда. Была им охота с такими деньгами возвращаться к своей помещице. Выправили себе за пять рублев новые документы, и были таковы. Поди теперь сыщи их. Россия большая. А эти челобитчики как огня Салтыкову бояться. Ведь Дарью Николаевну пока никто не заарестовал. За ней пока установлено лишь наблюдение в её московском дому.
Нам стоит поговорить с ней? спросил Иванцов.
Именно так, молодой человек. Именно так. Ведь Салтыкова пока не осуждена и дворянства и имущества её никто не лишал.
Но станет ли она на себя наговаривать? А если с дворней в Москве говорить или с крепостными в имении помещицы, то ничего они против барыни не скажут.
Цицианов согласился с утверждением Иванцова:
Стоит срочно затребовать установки опеки государства над её имениями! Ибо в противном случае дворня нам ничего не покажет по делу.
Соколов ответил:
Вон куда хватил, князь. Это дело не простое. Для такого требования нам нужны показания свидетелей и факты, коие подтвердят, что Салтыкова виновата в душегубстве.
Тогда стоит подвергнуть допросу дворню и произвести повальные обыски в домах Салтыковой, снова стал настаивать Иванцов. И начать стоит с её московского дома на Сретенке.
Экий ты быстрый, Иван Иванович. Кто нам сие позволит? спросил Соколов.
Но следствие мы ведем по указанию матушки государыни.
И что с того, Иван Иванович? Матушка царица далеко, А родственники Салтыковой рядом! Сначала нам стоит провести расследование по женам жалобщика Ермолая Ильина. Ведь в церкви прихода в имении Салтыковой наверняка есть даты смерти его трех жен и записи о его женитьбах. Вот мы и сверим его показания. Другие смертельные случаи также стоит зафиксировать. И займешься этим ты, Иван Иванович, коли так в бой рвешься. А в имение Троицкое надобно чиновника отправить, чтобы все списки умерших были им из церковных книг скопированы. Начиная от того времени, как Салтыкова стала полноправной владелицей имения. На это ему понадобиться не больше двух трех дней. Но чем быстрее он это сделает, тем лучше.
А может мне самому съездить в имение? предложил Иванцов.
Нет. Пусть это сделает кто-то не принадлежащий к нашей группе. А мы с князем навестим Дарью Николаевну в её особняке. А потом подумаем о более решительных мерах. А про сего Андреева Хрисанфа во времена обыска повального вспомнить надлежит, когда разрешение на то получим.
Вы разрешите мне вопрос, ваше благородие? Иванцов обратился к Соколову.
Говори запросто, Иван Иванович.
Что вам удалось узнать у капитана Тютчева?
Ничего существенного.
Как же так? Он же отстоял при Салтыковой в качестве любовника!
Цицианова заинтересовали эти слова Иванцова.
Как вы сказали? Любовник Салтыковой? И кто сие?
Соколов ответил:
Капитан Николай Андреевич Тютчев, действительно в прежние годы был любовником помещицы Салтыковой Дарьи Николаевны. Но сие хоть и поруха чести дворянской, но уголовно не наказуется.
Но жалобу он подвал на Салтыкову, настаивал Иванцов. Говорят, что его даже высекли по приказу Салтыковой!
Сие капитан отрицает. Да его похитили гайдуки Салтыковой, когда Тютчев прервал их любовную связь. Но насилие к нему она не применяла. Токмо холопа Тютчева пришибли гайдуки Салтыковой. Но сие сделала не она а её слуги.
Но его насильно удерживали в имении Салтыковой! Он ведь сего не отрицает, коли сам жалобу подавал? спросил Иванцов.
Не отрицает но сии недоразумения между ними уже разрешены. Капитан мне больше сказал, что де злоумышляла Дарья Николаевна на жизнь капитана Тютчева и после. Но жаловаться он более не стал.
Вот как? спросил князь.
Кто он, а кто она, князь. Тютчев считает, что раз ныне оставила его Дарья Николаевна в покое, то и ладно.
Помогать нам он не станет?
Нет, ответил Соколов. Какой ему прок от того? Неприятности одни.
***
Соколов обратился к начальнику канцелярии Бергофу и прикомандированный к юстиц-коллегии поручик Карпов отправился в подмосковное имение Дарьи Николаевны Салтыковой Троицкое. Карпов был самым толковым и расторопным служакой. Такой все сделает как надо
Глава 3
Коллежский регистратор Иванцов.
Октябрь, 1762 года
.
***
Осень 1762 года была для Москвы особенной. В сентябре прибыла в первопрестольную сама императрица со своим двором для церемонии официальной коронации. Торжества были подготовлены невиданные по роскоши и блеску.
На эти дни о следствии все позабыли, ведь город шумно праздновал великое событие в истории Российской. Коронации происходили не каждый год. Екатерина не пожалела средств на праздники и для одного бросания в народ было выделено около 600 тысяч рублей серебром.