ПРОЗЕРПИНА. Возвращение - Марита Мовина-Майорова 2 стр.


Всю жизнь она была «сестрой скорой помощи» для всех. Без исключения. Только не для себя самой. А все те, кому она помогала или уже помогла, говорили, что она  сильная, и ей помощь не нужна  сама справится. И потому, даже когда она просила о помощи у тех, кому помогла, ей отказывали, а потом снова просили у неё помощи  и она снова помогала.

Она не умела говорить «нет».

Теперь она начала учиться говорить это «нет».

А жизнь продолжала кромсать её надежды и мечты

Прозерпина Женщина-мечта. Призрак её жизни. Снова и снова возникал из бесконечности этот призрак, млечный след, дымка, эхо  Про-зер-п-и-и-на-а-а-а-а

Она манила к себе. Звала, влекла, дурила голову.

Только сейчас она поняла: Прозерпина никогда не согласится на встречу. Все что ей нужно  это манить. Может, и она сама была такою? В чем же тогда смысл её жизни? Просто умереть? Уйти из жизни? Этой жизни. Складывалось такое впечатление, что ей, действительно, больше нечего здесь делать. Все, что бы она ни затевала, чего бы ни начинала, каких бы планов ни строила  все превращалось в прах! Вся её жизнь приходила во все больший и больший упадок. Теперь она это видела абсолютно ясно.

Когда же это началось? С чего?

Витторио. Палермо. Рим. Копенгаген. Это был период расцвета её жизни, её самой. Перед тем как безвозвратно стать ничем. Неужели, это было всего лишь пять лет назад? Молодая женщина рядом с молодым человеком.

Через несколько дней ей исполнится сорок восемь. Она и сейчас продолжала быть молодой и красивой. Она, действительно, была молодой. Внешне. Но внутри неё постепенно что-то цементировалось. И от мужчин она отгородилась железобетонной стеной, которую они не видели, но чувствовали за километр: больше она никого не хотела знать, в свою жизнь больше не хотела впускать ни-ко-го.

И, похоже, от людей начинала отгораживаться все больше.

Она хотела остаться одна. По-настоящему  обрезав все нити соединения. А с новыми людьми, приходившими в её жизнь, она просто не соединялась.

ПРОЛОГ

РОССИЯ. САНКТ-ПЕТЕРБУРГ

Середина 90-х


Она увидела его первой. И, узнав, не узнала. Он оказался намного выше того парня, которого она встретила в Копенгагене. Он оказался намного старше. Он оказался намного мужественнее. Он искал её, но смотрел в другую сторону. Она поняла: он не узнал её. И она не узнала бы его, если бы здесь ещё был бы кто-то смуглый, кареглазый и черноволосый. Но такой здесь и сейчас был только этот парень. Значит, это был он. Она окликнула его по имени.

Потом они ехали в рейсовом автобусе, переполненном, как всегда. Она видела, что он чувствует себя неуютно, зажатый между потными телами пассажиров. Стоял июнь. Только-только наступила долгожданная жара. Но все питерцы, опять же  как всегда, уже были недовольны этим. Питерцы, как она давно заметила, всегда были недовольны любой погодой. Видимо, поэтому, думала она, в этом городе была такая изменчивая погода.

Он почти не обращал на неё внимания. Теснота, жара, русская речь, картинки пейзажа за окном  вот чем был поглощён он. Казалось, что он приехал совсем не к ней. Что это совсем не он в течение полугода звонил ей каждый день из Копенгагена. Не он писал ей письма с признаниями в любви и с тоской от необходимости ждать так долго встречи с ней. Не он описывал ей своё восхищение перед ней и её телом.

И не он сделал ей предложение.

Она не мешала ему. И наблюдала за ним. И ждала, когда же он вспомнит о ней.

Так они добрались до гостиницы. После того, как был получен номер, и он, наконец, расслабился, поставив дорожную сумку в шкаф, и устроился в кресле, она тоже присела рядом с ним. И вот их взгляды встретились.

Она прочла в его глазах растерянность. И какое-то желание, скрытое этой растерянностью. Ей сразу стало не по себе, в этом гостиничном номере, рядом и наедине с этим парнем. Как будто прямо сейчас ей следовало начать снимать с себя одежду. Как будто только для этого он сюда и приехал.

Он сглотнул и отвёл глаза. А она, опытная зрелая женщина, почувствовала такое неудобство и растерянность, и одновременно  такое согласие с тем, что он предлагал прямо здесь и сейчас, что Она быстро встала и хотела уже попрощаться «до завтра», как он тоже встал и сказал, неуверенно глядя ей в глаза:

 Я бы хотел посмотреть Невский, если можно

 Сейчас?  удивилась она.

 Я бы хотел посмотреть Невский, если можно

 Сейчас?  удивилась она.

 Да. Если можно. Я хочу погулять с тобой.

Она внутренне облегчённо вздохнула и улыбнулась.

 Ну, почему же нельзя? Эта гостиница как раз и стоит на Невском. Мы можем пройти от неё прямо к Дворцовой площади. Хочешь посмотреть Дворцовую?

 Да-да! Очень хочу. Я так мечтал об этом. Извини, я никак не могу прийти в себя оттого, что я, наконец, в Санкт-Петербурге. Если бы ты знала, сколько мне пришлось преодолеть трудностей на пути сюда! Но я очень хотел. Я поставил себе цель. И вот я здесь.

Его словно прорвало. Глаза его засияли, черты лица разгладились, и она  она узнала его теперь! Вот, снова перед ней стоял он, тот любознательный жизнерадостный итальянец, тот юноша, догнавший её на лестнице ровно год назад в Копенгагене в Школе и восхищённо воскликнувший: «Ты знаешь, что ты прекрасна!?» Тот юноша, который буквально в последнюю минуту её пребывания в Копенгагене, почти насильно вырвал у неё Санкт-Петербургский адрес и телефон. Тот юноша, который забросал её письмами восхищения перед ней и сделавший ей предложение.

Тот юноша, которого она всё-таки решилась полюбить.

Ветерок дул им в лицо. Тёплый июньский ветерок. Нева была спокойной. На её противоположной стороне гармонично являли себя постройки Университетской набережной. И на той, и на этой стороне по ней прогуливались в основном иностранцы. Они тоже радовались наступившему теплу. Зимний Дворец был великолепен: бело-зелено-золотой. И вдруг она вспомнила монументальные дворцы Копенгагена, их монолитность, серо-красную застылость и очень земную основательность. Она вспомнила их чёткие, строгие, грозные тёмные очертания на фоне ночного неба, сумеречность пространства, которое продолжало жить для неё даже днём, стоило попасть ей на площадь перед дворцом или во внутренний предел средневековых построек. Она вспомнила почти полное отсутствие роскоши в убранстве этих дворцов  только строгость форм, без каких-либо излишеств; розарии, украшавшие эти серо-красные стены, и вьюны, вьюны на крышах. Она посмотрела на блестевший в лучах заходящего солнца своим золотом Зимний глазами рациональных неторопливых иностранцев, глазами этого юноши, и увидела, как мал и провинциален её любимый Санкт-Петербург. И от этого полюбила его ещё больше.

А этот юноша, оказывается, ревнивец! Какими, однако, злыми глазами он посмотрел вслед вон тому иностранцу лет тридцати пяти, который слишком внимательно глянул на неё и улыбнулся ей, отстав даже от своей группки, потому что шёл и все время оборачивался на неё. Она перевела взгляд на юношу, и тот смутился, поняв, что с головой выдал себя.

 Ты ревнуешь.

Это была первая фраза, сказанная с момента их встречи в аэропорту, которая имела отношение к их взаимоотношениям. К их чувствам. И он ответил, с вызовом глядя ей в глаза:

 Да, ревную.

Трудно сказать, чего было больше в её отношении к этому открытию  веселья или грусти. Слишком юн был этот солнечный мальчик. Слишком зрелой и выпотрошенной жизнью была она. Его ревность, скорее, удивила её. Потому что слишком преданным было её сердце тому, кого она решалась полюбить. Если преданности может быть «слишком».

Они вернулись в гостиницу и попрощались в вестибюле. До завтра.

Возвращаясь домой, она никак не могла уловить своё настроение, определить свои нынешние чувства к этому юноше. Она не могла вспомнить, о чём же они говорили. Хорошо только помнила, как всё время ей хотелось взять его за руку. Чтобы быть рука в руке. Глядя на них самих как бы со стороны, она видела возраст, который разделял их. Она ВИДЕЛА этот возраст. Она прикрывалась этим возрастом, как щитом, от него. И с помощью возраста она пыталась удержать этого юношу на расстоянии.

Сегодня ей это удалось.

На следующий день была пасмурная, хотя и тёплая, погода. Она приехала в гостиницу и поднялась в лифте со звоночками на седьмой этаж. В этой гостинице останавливались по большей части только богатые иностранцы, потому дежурные на этажах были очень приветливы со всеми, кто появлялся в поле их видения.

Она беспрепятственно прошла к его номеру и постучала.

Дверь тут же распахнулась, и она увидела его, возбуждённого ожиданием. Всё в его облике выражало нетерпение и радость. Это был совсем другой юноша, молодой человек, совсем не тот, кого встретила она в аэропорту сутки назад. Сейчас всё его внимание было на ней, центром движения его души была она. И она это очень хорошо почувствовала. Сразу, едва взглянув на него.

Назад Дальше