Очерки теории музыкального моделирования
Книга вторая
Юрий Дружкин
Ефрему Подгайцу, художнику, мыслителю, другу посвящается
© Юрий Дружкин, 2021
Преамбула
В первой книге очерков ТММ я постарался изложить ряд своих соображений, касающихся природы музыкального искусства, прежде всего, отношения музыки к действительности, которые возникали и накапливались у меня в течение шести лет с 1968 по 1974 годы. Сначала в музыкальном училище при Московской консерватории. Затем в государственном музыкально-педагогическом институте им. Гнесиных, где под руководством профессора Федора Георгиевича Арзаманова была написана и защищена дипломная работа «Музыкальная модель как гносеологический квазиобъект». Со второй половины семидесятых годов я надолго оставил данную проблематику и занимался вопросами эстетики, культурологии, психологии искусства. По совету своего друга, композитора Ефрема Подгайца я вернулся к своим разработкам пятидесятилетней давности с тем, чтобы привести их в порядок и, дописав необходимые разделы разъясняющего и комментирующего характера, представить их в форме книги. Что и было сделано.
Книга «Очерки теории музыкального моделирования» вышла в июне 2020 года. В процессе работы над ней становилась все более очевидной острая нехватка ответов на некоторые принципиально важные вопросы, которые требовали к себе внимания, требовали размышления и обсуждения. Моим главным собеседником по-прежнему оставался Ефрем Подгайц. Это общение оказалось стимулом к написанию второй книги «Очерков ТММ». И я с чувством благодарности посвящаю эту книгу человеку, без которого она бы вряд ли состоялась.
Время и звук
«Время» и «звук» вот два понятия, о которых чаще всего вспоминают, когда встает вопрос о поиске основы музыкального искусства.
Среди прочих видов искусства музыка является едва ли не самым загадочным. Не потому ли поиски ее сущности нередко уводят исследователя за пределы теории искусства и культурологии в сферы философских спекуляций? И тогда уже речь идет не столько о месте музыки среди других искусства, сколько о ее месте в системе Бытия. Традиция эта имеет большую историю. Достаточно вспомнить такие имена, как Пифагор и Шопенгауэр. Они, хотя и не только они оказали и продолжают оказывать довольно сильное влияние и на философов, и на теоретиков музыки.
Давайте сразу договоримся, что на этот предельно высокий уровень мы подниматься не будем. Во всяком случае, с этого мы не начнем. А начнем мы все же с того, что музыка это вид искусства. Со всеми вытекающими отсюда следствиями. И это означает, что признак «быть искусством» мы принимаем в качестве родового для искомого определения понятия «музыка». Что же касается видового отличия, то его обсуждению мы и посвятим наш предстоящий разговор.
В поисках видового отличия музыки (того, что отличает ее от всех прочих видов искусства) как раз и вспоминают те два понятия, с которым начат данный текст «время» и «звук». Какое из них важнее? На какое делается основной акцент? Бывает по-разному. В частности, это зависит от контекста. Например, в учебниках по элементарной теории музыки звуку отводится самое большое (и самое важное) место. С него, собственно, и начинается вся теория. Сначала дается общее понятие «звук», причем говорится о нем и как о физическом явлении (изучаемом акустикой), и как о факторе физиологического воздействия, и, наконец, как о факте сознания, как об особом ощущении. После этого говорится о том, чем звук музыкальный отличается от всех остальных звуков.
Разобравшись так или иначе с этими вопросами, переходят к определению и разъяснению остальных понятий. При этом, где только это возможно, стараются использовать понятие «звук», цепко держаться за это понятие. И тогда все остальное предстает или как некоторое свойство звука (звуков), или как особая комбинация звуков (конструкция из звуков), или, наконец, как особое качество некоторой звуковой конструкции. И даже определение понятия «ритм» (казалось бы, временной феномен) оказывается вторичным по отношению к звуку: «Ритмом называется организованная последовательность звуков одинаковой или различной длительности».1 То есть, даже ритм в этой логике предстает как «последовательность звуков».
Есть и иные примеры трактовки отношения звука и времени в музыке. Так, А. Н. Сохор пишет о музыке, что этот вид искусства «отражает действительность и воздействует на человека посредством осмысленных и особым образом организованных по высоте и во времени звуковых последований, состоящих в основном из тонов».2 Здесь уже мы имеем хотя бы упоминание о времени. Впрочем, опять-таки, лишь в связи с организацией звуков. Причем, «как по высоте, так и по времени». Музыкальное время, тем самым, как бы приравнивается к звуковысотности (музыкальному пространству). Картина получается вполне «ньютоновская» звуки как особого рода музыкальное «вещество» (материя, субстанция) существуют и организуются в музыкальном пространстве (звуковысотность) и музыкальном времени.
Знаменитая книга Б. Асафьева «Музыкальная форма как процесс» самим своим названием утверждает временную природу музыкального искусства. И здесь это не простая декларация, а реально и последовательно осуществляемый подход. «Я старался ограничиться исследованием, как длится музыка, как она, возникнув, продолжается и как останавливается ее движение».3 «Длится», «возникать», «продолжаться», «останавливаться» все это имеет прямое отношение к категории времени, которая в данном контексте обнаруживает эстетический смысл. «Временная природа музыки, ее текучесть, и с другой [стороны] вызванные этим особого рода способы запоминания неизбежно влияют на формы, в которых фиксируется музыкальное движение».4 Здесь сама категория формы недвусмысленно помещается в смысловое поле категории времени, а время раскрывает свой формообразующий потенциал. Пространство и время обнаруживают свое глубочайшее внутреннее единство.
Наконец, в любом труде по эстетике, где в рамках так называемой «морфологии искусства» ставится вопрос об отношении того или иного вида искусства к пространству-времени, мы прочтем, что музыка есть временное искусство.
Таким образом, отношение звука и времени в музыкальном искусстве трактуется по-разному. Во многом это определяется подходом к предмету и целями исследования. Окончательного ответа на вопрос «как правильно?» здесь нет и, по-видимому, быть не может. Вопрос открытый. Вопрос исключительно важный. Очень интересный и очень сложный. Он не только допускает, но и требует дальнейших исследований. Попробуем и мы порассуждать на данную тему, поискать свою траекторию движения в этом проблемном поле.
Вслед за Асафьевым мы поставим во главу угла не звук, а время. Этим мы всего лишь восстановим «нормальное», общепринятое соотношение данных понятий. Ни один философ и ни один ученый не скажет, что звук есть категория более общая и более фундаментальная, чем время. Мы, таким образом, просто переносим это универсальное отношение в мир музыки, принимая время за исходный пункт исследования музыкальной реальности.
Понятие «интонация» (важнейшее в концепции Асафьева) в данном случае не может быть вторым, следующим непосредственно вслед за категорией времени. Это понятие аналитически не выводится из времени. И лишь поверхностное прочтение Асафьева создает впечатление, что с помощью понятия «интонация» автор объясняет все на свете, подводя все музыкальные феномены под это понятие, или даже пытается все из него выводить. Мне представляется, что все положения фундаментального труда Асафьева не столько выводятся из интонации, сколько устремлены к ней. Понятие «интонация» изначально ставится как основная проблема музыковедческого исследования, как главный вопрос, ответ на который мы постепенно накапливаем, развивая это понятие, проводя его по всем горизонтам музыки, ставя его в контекст самых разных музыковедческих проблем. А потому мы пока отложим разговор об интонации, а начнем все же с музыкального времени, пытаясь извлечь из него то содержание, которое в нем имплицитно содержится.
Итак, нашим исходным пунктом является утверждение музыка временной вид искусства. Сказанное, если быть последовательными, означает, что музыкальное время это не просто внешняя форма, «внутри которой» каким-то образом находится музыка, не просто «вместилище» музыкального содержания, но и в значительной мере само это содержание или, во всяком случае, существенная его часть. Музыка искусство времени.