Мать не только ничего не тронула в моей комнате, но еще и заправила постель и сложила в комод всю ту одежду, что я оставил на лужайке, когда уходил из дома. Бессмыслица какая-то. Зачем она занесла мои вещи и разложила все по местам? Неужели надеялась, что я вернусь?
Я как раз перебирал комод, когда в дверь позвонили. На пороге стоял Брэд Кэмпбелл. В руках он держал пластиковый стаканчик, из которого в морозный воздух поднимались клубы пара.
Брэд, встретил его я. Входите.
Спасибо, дыхание его замерзало на холоде. Он вошел в дом. Дай-ка, думаю, заскочу, узнаю, привезли ли мусорный бак.
Еще до моего приезда. Ваши друзья ранние пташки.
Они выходят на работу около пяти утра, пока еще на дорогах не так много машин. Адвокат протянул мне стакан. Вот, принес вам горячий шоколад с мятой.
Спасибо.
Прогресс налицо, заглянул он в кухню.
Движется потихоньку. Целый день вчера провозился.
Кэмпбелл понимающе кивнул.
Теперь походит на кухню. Он сунул руки в карманы. Ну, не буду вас отвлекать. Если что надо будет, звоните.
Вряд ли мне еще что-то понадобится, но все равно спасибо.
Не за что, он слегка кивнул, развернулся и вышел. Я выволок из комнаты мешки, погрузил их в бак, вымыл руки и снова поехал в «Арктик серкл». На этот раз взял их знаменитый ранч-бургер и малиновый коктейль, поел и снова вернулся в дом.
* * *Коридор возле моей спальни почти до потолка был заставлен коробками. Главный проход, соединяющий все части дома, оказался не так загроможден, как остальные комнаты, не то, чтобы здесь было меньше хлама, просто он был чуть лучше организован.
Я принялся разбирать коробки. В одной из них нашел свои тетради: начиная с детского сада и заканчивая седьмым классом. Удивительно, что мама их сохранила.
На коридор ушло около трех часов. Почти во всех коробках лежали какие-то официальные бумаги. Последние лет пятнадцать мать собирала всю финансовую документацию и счета. Таких тяжелых коробок поднимать мне еще не приходилось. Несмотря на ежедневные тренировки на эллипсоиде, я совершенно выбился из сил, пока таскал их до контейнера.
Дальше настала очередь ванной комнаты в конце коридора. Она была небольшая, но сама ванна заполнена всевозможным мусором: какие-то мамины недовязанные носки и свитера, два абажура и старый, ржавый женский велосипед со спущенными колесами и без седла. Даже не представляю, почему велосипед стоял в ванной, да и вообще в доме, но я уже давно перестал искать логику в этом хаосе.
Вытаскивая из ванной велосипед, я услышал стук. Дверь открылась, и вошла Элис Фостер. На волосах снег, а в руках картонная коробка, слишком тяжелая, чтобы нести ее по такой погоде.
Я подумала, вряд ли в доме есть что-то съестное, поэтому принесла тебе горячий ужин.
Давайте сюда. Я поставил велосипед и взял у нее коробку. Проходите.
Элис сделала несколько шагов.
Я приготовила томатный суп. Ты всегда его любил. Особенно с крекерами.
Я и сейчас люблю, согласился я. Мой агент всегда смущается от этой моей привычки, когда мы с ней ужинаем в каком-нибудь модном ресторане Нью-Йорка. Я понес коробку на кухню, соседка посеменила следом.
Тут еще немного крекеров. И несколько булочек с маслом, и кусочек шоколадного торта.
Не стоило так беспокоиться.
Разве это беспокойство? Садись, поешь. Ты с обеда из дома не выходил, наверняка проголодался.
Откуда она знает? Я достал из шкафа две тарелки.
Здесь хватит на двоих.
Я уже поела, возразила она. Не хочу навязывать тебе свою компанию.
Я вернулся к столу, скрутил с термоса крышку и налил себе суп.
Вы не навязываете, успокоил я ее. Садитесь.
Спасибо. Она села напротив, развернула крекеры и положила их передо мной. Здесь стало намного лучше. Как продвигается дело?
Работы еще много.
Неудивительно. Она собирала все это целых пятнадцать лет. Элис окинула кухню взглядом и помрачнела. Как много боли в этих стенах.
В этих стенах много боли, парировал я, приложив руку к своей груди.
Знаю. Прости.
Я посмотрел на нее.
Вчера вы что-то говорили о моем единственном свидетеле.
Ну, да.
Что это значит?
Я хотела сказать, что только я знала тебя до того, как все изменилось.
Изменилось? В смысле, до того, как я стал знаменитым?
Она помотала головой.
Она помотала головой.
Нет. До того, как изменилась твоя мать. Она не всегда была такой, как ты ее помнишь. Она изменилась после смерти Чарльза.
Мне тогда было всего четыре.