Осознание этой истины меня потрясло, несколько секунд я словно находился в прострации: этого не может быть, потому что быть не может! Но это было, было, было!..
Но выстрелы бортовых огнемётов доказали, что охота идёт именно на нас. опережал выстрелы, уворачиваясь от огненных плевков.
Я лихорадочно обдумывал планы дальнейших действий. Ухо верблюдов прыгнуло в мою руку и тут же обернулось лучемётом. Я повёл ответную стрельбу по нападавшим. Один из летательных аппаратов задымился и рухнул вниз. Другие опасливо отлетели подальше, ведя обстрел издали. Мне не хотелось пускать в ход бластер и более совершенные виды оружия. Оставалось уповать на хитрую уловку.
После очередного выстрела с аэролодки мой верблюд постарался попасть под огненный плевок, но так, дабы это не повредило мне. Тут же гиссл изобразил взрыв, другой, третий После каждого в воздух поднимались плотные клубы дыма, которые ветер понёс в сторону. На земле остались лежать развороченная взрывами туша верблюда и безжизненный труп всадника.
Стрельба прекратилась. После небольшой паузы, во время которой они, несомненно, осматривали останки, одна из аэролодок стала по суживающейся спирали осторожно приближаться к ним. Затем подлетели и остальные. Они погрузили всё, что осталось от верблюда и человека на свои аппараты и стремительно унеслись на север.
Мы с гисслом находились в полукилометре, наблюдая за всем со стороны. С того места мы улетели во втором клубе плотного дыма, оставив вместо себя предельно натуральные копии изувеченного верблюда и человека. Пусть порадуются победе, изучают останки. Выявить истину они не смогут, ведь сие не под силу и куда более развитой науке Земли. Гисслы делали всё абсолютно точно, вплоть до внутриядерных элементов ядра вещества.
Надеюсь, теперь владыки планеты удовольствуются «трофеями», которые получили, и оставят нас в покое. Очень надеялся на это.
До этого мы передвигались вдвоём. Возможно, нас искали именно двоих. Значит, дальше должен идти один.
Повинуясь моему решению, гиссл окружил меня своей плотью, а сам стал травоядным животным, вроде носорога, только без рогов и с двумя слабенькими ручками на могучей шее: они помогали выбирать более вкусные кустарники, травы, отправляя в пасть зверю то, что вкуснее.
Его глаза были и моими глазами, как уши и все прочие органы. Я видел, слышал, осязал и чувствовал всё то, что и «носорог».
Я позволил себе подремать на ходу, а гиссл внешне неторопливым шагом следовал на север.
Передохнув, я попросил показать мне сцену нападения на нас. Удивительно, но они совершенно точно знали, где мы. Напали без колебаний. Неужели им дан приказ не брать нас живыми? Могли бы сначала предложить сдаться в плен, но нет, сразу принялись стрелять, используя эффект неожиданности
Пищи для размышлений у меня оказалось немало.
К полудню мне надоело лежать без дела. Я выбрался наружу, придал себе вид пастуха, из одежды оставил себе только одну набедренную повязку. Гиссл преобразился в домашнее животное, которое мы видели в оазисе. Оно давало молоко и мясо, иными словами, служило туземцам вроде коровы. Было приятно размяться, пройтись ногами. Теперь мы не спешили, двигались самой обычной скоростью. Возможно, именно это выдало нас прежде скорость. Хотя кто и как мог это подсмотреть я совершенно себе не представлял. Мне казалось, что маскировался я всегда очень хорошо, даже с избытком, но тем не менее ничего не помогло во время моей поездки на «верблюде». Это заставило меня недоумевать, никаких догадок не приходило. Понять не мог, чем же именно я выдал себя.
За пару дней я добрался до весьма крупного города. Позже я узнал, что он назывался Каслаан.
Ещё на подходе к нему в зарослях кустарника гиссл преобразился в заплечный мешок, будто бы сделанный из грубой дерюги. Я попросил придать вес примерно в десяток килограммов, не больше. Это и было сделано. Совсем уж лёгким он быть не должен, вдруг как-то сие обнаружится и вызывает недоумение. Лучше подстраховаться с самого начала. А слишком тяжёлое таскать на себе не хотелось.
В городе нашёл гостиницу. Признаться, здесь допустил промашку, прежде не выяснил, какие деньги тут были в ходу, а мне предстояло платить за снятый номер. Я хотел отдохнуть по возможности удобнее.
Хозяин Буурак попросил прежде заплатить по два серебряных рала за каждый день.
Пришлось выкручиваться. Сначала я изобразил глубокую задумчивость: сколько же дней мне понадобится для проведения моих дел? Даже пальцы загибал и разгибал, шевелил губами, словно пытаюсь сообразить.
Хозяин Буурак попросил прежде заплатить по два серебряных рала за каждый день.
Пришлось выкручиваться. Сначала я изобразил глубокую задумчивость: сколько же дней мне понадобится для проведения моих дел? Даже пальцы загибал и разгибал, шевелил губами, словно пытаюсь сообразить.
Тем временем Пояс Перуна срочно синтезировал мне золотые монеты, взяв за образец старинные земные динары. Расчёт был на то, что золото у меня возьмут, раз тут в ходу серебро.
Так и оказалось. Сказал хозяину, что прибыл сюда издалека и у меня только свои монеты. С этими словами достал из кармана первую синтезированную монету и протянул хозяину. Тот сверкнул глазами, взял, повертел в пухлых пальцах, оглядывая со всех сторон. Даже проверил на зуб и расслабился, поняв, что имеет дело с настоящим золотом. Спросил:
Ну что, решил, на сколько дней берёшь номер?
На три дня, твёрдо ответил я. Постараюсь управиться.
Он нехотя отсчитал мне девяносто серебряных монеток. Несомненно, это были ралы.
Я тебе дал золото, а ты мне суёшь серебро, я скорчил обиженно лицо, играя роль простого жителя планеты, которому золото доставалось крайне редко.
Откуда я знаю, что ты его не украл? А может быть, действительно украл? хозяин постарался припугнуть меня. Признавайся!
Да я год работал! Дом продал! Хочу сюда переселиться. Добавь ещё немного.
Хозяин отсчитал ещё пару монет, на третьей спохватился, оставил себе, похоже, жадность обуяла, выкрикнул:
Больше не дам! И этого много.
Ладно, изобразил я смирение перед судьбой, поднимая за лямку с пола положенный на него мешок, веди меня в номер
В городе я пробыл два дня. Узнал много нового. Практически все дома в нём имели «голубые экраны» телевизоры. Передачи транслировались почти по десятку каналов, хотя между ними особой разницы не было: всюду восхвалялось правление Всемогущего, чьими верными слугами являются сиолфы. Неустанно повторялось о том, как плохо жилось раньше и как хороша нынешняя жизнь ихними стараниями. Неустанно муссировался лозунг: «Свобода. Трудолюбие. Счастье».
Я подумал, что говорят о том, чего нет. Во всяком случае, в действительности этого не видел. Моя догадка подтверждалась с каждым часом по мере того, как я узнавал местную жизнь.
Работа являлась здесь обязанностью, избежать которой было очень трудно. Впрочем, можно было и не работать, но и не получать средств для пропитания, одежды, развлечений. Это и было «свободой»: хочешь живи, не хочешь не живи. Полная свобода! Так что на самом деле выбора не имелось.
С помощью гиссла я изготовил «маячок», как я его именовал, приёмник телеволн: он стал вести записи всех местных телепередач, передавая их в поистине бездонную память моего Пояса Перуна, дабы потом наши специалисты смогли их изучить. Поместил «маячок» на одной из крыш, заменив им дырявый лист шифера, вид которого он приобрёл, ничем не отличаясь от всех остальных. Заодно улучшил состояние кровли, до которой никому не было дела, она имела немало дыр и в дождь протекала. А так стало одной прорехой меньше.
Попутно попользовался интернетом. Он был доступен не на всей планете, а лишь в самых крупных городах. Все пользователи обязаны были зарегистрироваться под своими настоящими именами и с настоящими фотографиями крупного плана.
Пояс Перуна запустил в систему местного интернета специальный вирус, который позволил кое-что изменить, что-то добавить, в результате я смог стать пользователем с плавающими параметрами под именем того, кто в данное время отсутствовал. Если случалось, что настоящий абонент входил в сеть, то я становился уже другим, в настоящее время отсутствующим. Потому выявить мои незаконные сеансы существующими на планете средствами было невозможно.
Через интернет я узнал немало интересного, а ещё больше информации скачал в память Пояса Перуна для земных исследователей.
Утром на третий день решил покинуть Каслаан, заскучав в нём. Немного поторговался с хозяином гостиницы, указывая, что пробыл у него лишь два с небольшим дня, а потому он должен мне вернуть некоторую сумму.
Ну, хотя бы пару ралов, настаивал я.
В ответ слышал:
Я тебя не гоню, ты сам уходишь!
Мне было забавно просить несколько жалких монет, хотя я мог иметь их в любом количестве, но решил доиграть свою роль до конца.
Правда, успеха не достиг. Не получив ни одной монеты, ушёл, изображая досаду и огорчение. В глазах хозяина горело торжество. Внутри я улыбался и даже радовался его победе: порадовал человека, пусть даже мне практически незнакомого