В это мгновение помощник капитана устремился к шлюпке, и с нашей помощью сумел спустить её в море, и тогда мы все, все одиннадцать человек, вскочили в шлюпку и вверили свои жизни Божьей воле и гневу Стихий. Хотя шторм смирял свою ярость, но волны всё ещё дико бились в берег, Так что море, языком голландцев можно было назвать Дикарём.
Более отчаянного положения чем было у нас, невозможно представить: прямо перед нами, на наших глазах свирепело море, у нашей шлюпке не было ни одного шанса не перевернуться, гибель была неизбежна. Что нам было делать без парусов? А если бы они у нас и были, то зачем? С отчаянья, мы как сомнамбулы начали подгребать к земле, ощущая тот же холодок, какой ощущает человек, которого ведут на казнь: мы знали, что каждый дюйм к берегу близит морской прибой, который вдребезги разломает нашу скорлупку вдребезги. Препоручив наши души Господнему милосердию, мы каждым гребком близили мгновение нашей погибели, и с ещё большей силой гребли к земле, хотя смерчь уже сам по себе гнал нас на камни.
Я так и думал, что на камни, а на самом деле, кто знал, что там был за берег, были ли это острые скалы или песчаный пляж, крут он был или это была плоская дюна, ничего этого мы не знали. Слабым лучом надежды служила ускользающая мысль, что нам удастся проскользнуть в какую-нибудь тихую бухту или устье реки, куда мы, повернись Фортуна к нам лицом, могли бы проскочить, чтобы скрыться от бури. Но ни бухты, ни реки впереди не виделось, только буйно взраставший на наших глазах берег с каждый метром представлялся всё ещё большей напастью, большей опасностью, чем кипящая морская пучина.
Когда, по моим прикидкам, нас отнесло от места кораблекрушения мили на четыре, вдруг, словно гора, огромный вал вздыбился над нашими головами, грозя похоронить нас, набегая вдоль кормы по палубе. В один миг он обвалился на нашу шлюпку с такой звериной силой, что в мановение ока шлюпка опрокинулась. Не успев открыть рот, чтобы крикнуть: «О Боже!», мы закрутились в бурлящем потоке, отброшенные от спасительной шлюпки и друг от друга. В одно мгновение все мы скрылись под бурлящей водой.
Не описать моего ужаса, когда я ушёл под воду. Плавать я умел довольно прилично, но тут долго не мог вынырнуть, и чуть не задохся. Огромная волна опять подхватила меня и пронесла довольно большой расстояние, в результате чего я оказался близко к берегу, и разбившись о берег, вода отступила назад, я же на мгновение ощутил себя стоящим на ногах, едва не захлёбываясь хлещущей вокруг водой. Полумёртвый от страха и усталости, осознав, что я гораздо ближе к земле, чем мог надеяться, я собрал в кулак всё моё благоразумие и волю, вскочил на ноги и побежал, истошно пытаясь добраться до берега до того, как меня опрокинет и унесёт в море следующий вал. Но стихия тут же продемонстрировала мне моё полное бессилие. Оглянувшись, я увидел, как за моей спиной озверевшее море вздымает настоящее чудовище, готовое нагнать меня и проглотить. Я почувствовал свое бессилие, увидев, как яростное море поднималось сзади меня горой и догоняло меня. Сражаться с таким зверем у меня не было ни сил, ни веры.. Последней моей надеждой было задержать как можно дольше дыхание, поднырнуть под гребень волны, и удерживаясь в таком положении, пытаться вместе в волной как можно дольше плыть по берегу. При этом я больше всего боялся, чтобы волна, выбросившая меня на берег, потом не увлекла меня назад, отбросив снова в море.
Следующая волна всей своей массой внезапно погребла меня футов на двадцать в глубину с невероятной силой. Я чувствовал, как меня несло к земле с неимоверной силой, дав мне секунду облегчения, волна снова поволокла меня по берегу! Задерживая дыхание, я снова выгребал, изо всех сил пытаясь помочь волне. Я уже почти изнемог от недостатка дыхания, как вдруг понял, что всплываю кверху и что, к моему великому счастью и облегчению, моя голова и верх тела вдруг оказались над волнами. Те две секунды, когда я подобно рыбе, выброшенной на берег, жадно глотал воздух, были моим истинным спасением: глоток воздуха вернул мне жизнь и я снова ощутил мощный прилив сил. Затем волна снова накрыла меня, но на сей раз, трепыхаясь изо всех сил, я был под водой не слишком долго. Почувствовав, что волна накатившись на берег, потеряла силу и уже готова повлечься назад, я скрепился и снова поднялся на ноги. Мне дана была передышка на несколько секунд, в течение которых я смог перевести дыхание и переждать, когда вода отхлынет, и дождавшись удобного момента, что было сил кинулся на берег. Но разъярившееся море не собиралось отпускать меня, с новой силой оно накрыло меня ещё пару раз, и снова меня сносило всё дальше от отлогого берега.
Этот последний удар стихии едва не стал для меня гибельным. Последний вал швырнул меня на скалу с такой силой, что я от удара потерял сознание и оказался совершенно беспомощен пред бесчинством волн. Удар в голову и грудь почти вышиб из меня дух, и если бы дыхание моё не восстановилось, я был бы навсегда поглощён пучиной. Мне удалось перевести дух и прежде чем ударила следующая волна, захлестнувшая меня с головой, я вцепился в скалу и сдерживал дыхание, пока волна не ушла.
Ближе к берегу волны вздымались не так сильно, я сумел их выдержать и не сорвался. Я снова поднялся и устремился к берегу и уже здесь подошёл к нему настолько близко, что следующая настигшая меня волна не смогла увлечь меня вслед за собой. Потребовалось ещё одно усилие, и вот уже я оказался на твёрдом грунте, и здесь уже к своему восторгу, сумел залезть на скалу, где бессильно опустился на траву, понимая, что теперь голубые когти океана до меня точно не дотянутся.
Очутившись в безопасности на земле, я воздел очи долу, задрал голову и стал возносить славословия Всевышнему, благодаря его за спасение моей бесценной жизни, на что еще несколько мгновений назад у меня не было ни йоты надежды. Я всё равно при всём своём желании не смогу изобразить ликование души моей при виде чуда покойник, а, которого уже погружали в могилу, когда ангелы вдруг вырвали его из неё. Стоит ли удивляться обыкновению врачей пускать кровь приговорённому преступнику в момент помилования, когда нежданное извести достигает его ушей, а намыленная верёвка ещё трёт его шею. Конец так близок, и в сердце человека уже нет надежды, и вдруг небеса раздраются и луч надежды с силой бьёт с них в потухшие глаза пробуждающего преступника. Для неподготовленного, ослабленного горем человека чрезмерное счастье может послужить причиной его смерти.
«Как горе, так и радости с горы
Внезапно потрясают наши души!»
Объятый горячечными мыслями о моём спасении, испытывая воистину электрические чувства я, как гусь на току разгуливал по берегу туда-сюда, то и дело вздымая длани к небу, вихляясь всеми частями своего тела, я не смогу даже описать одну сотую испытанных мной чувств и своего поведения, ведь я всё время размышлял об утопших своих собратьях, из коих, похоже, кроме меня, не спаслась ни одна живая душа; я скажу, забегая вперёд, начиная со времени своего спасения, я уже никогда не столкнулся с ними, никто из них не попадался мне на глаза, не было ни их тел, ни следов, ни криков ничего не было, кроме трёх мокрых шляп, разбросанных по берегу, и двух башмаков с разных ног.
Застрявшее на мели судно терялось в клубящейся мгле, я с едва мог различал его, столь далёкое, что я сам удивлялся, как мог преодолеть такое расстояние. «Боже мой, твердил я про себя, и как это я умудрился-таки выбраться на берег?» Начиная приходить в себя и видя своё нынешнее положение, я стал осматриваться вокруг, мне хотелось понять, куда я попал и что мне теперь предпринимать. Моя пылкая радость быстро испарилась: я вдруг осознал, что неожиданно спасшись от смерти, я отнюдь не избавлен от других угроз и бедствий. С одежды моей струилась холодная вода, переодеться мне было не во что У меня не было ни крошки во рту, страшно хотелось пить. Мне нечем было подкрепить свои тающие силы. Ужасный выбор поджидал меня: либо помереть с голоду, либо стать кормом для диких зверей.
Самое ужасное заключалось в том что я не имел никакого оружия, благодаря которому я мог бы поохотиться и добыть каких-нибудь съедобных животных, будучи одновременно защищённым от хищников, которые тут наверняка водятся и могут в любую минуту напасть на меня. В общем, в карманах у меня было шаром покати, был ножик, моя курительная трубка и остатки табака в табакерке. Вот все мои припасы. Когда до меня это дошло, я впал в полный ступор и долго бегал взад и вперед по берегу как оглашенный. Едва закатилось Солнце, своими испуганными, спутанными мозгами я стал с замирающим от ужаса сердцем вопрошать себя, что со мной будет, если здесь водятся всякие хищные твари, ведь, как известно, их мёдом не корми, только дай побродить в поисках лёгкой добычи.
Я не мог придумать ничего иного, кроме как залезть на росшее поблизости дерево, толстое, разлапистое, чем-то похожее на ель. Ель оказалась вся в колючках, но мне не приходилось выбирать, это было единственное доступное для меня место, где я безопасно мог перекантоваться этой ночью, оставив раздумья, какой смертью мне придётся умирать на следующий день. Никакой другой возможности у меня не было. Утром я отправился в путь, пытаясь выяснить, есть ли здесь вода, которую можно пить, и пройдя буквально с четверть мили, к счастью, обнаружил в зарослях источник чистой воды. Утолив жажду и пожевав щепотку табаку, дабы немного приглушить голод, я направился к дереву, залез на него и попробовал поудобнее на нём устроиться, чтобы не упасть во сне. Для защиты самого себя я наскоро вырезал из короткого толстого сука дубинку и, будучи всё время начеку, занял оборонительную позицию. Усталость быстро сморила меня, и скоро я спал крепким богатырским сном. Вряд ли кто-то ещё, попав в подобное положение, мог спать таким крепким сном. В результате я выспался, как младенец и теперь я чувствовал такую лёгкость ума и тела, какой не чувствовал никогда.