Я не мог придумать ничего иного, кроме как залезть на росшее поблизости дерево, толстое, разлапистое, чем-то похожее на ель. Ель оказалась вся в колючках, но мне не приходилось выбирать, это было единственное доступное для меня место, где я безопасно мог перекантоваться этой ночью, оставив раздумья, какой смертью мне придётся умирать на следующий день. Никакой другой возможности у меня не было. Утром я отправился в путь, пытаясь выяснить, есть ли здесь вода, которую можно пить, и пройдя буквально с четверть мили, к счастью, обнаружил в зарослях источник чистой воды. Утолив жажду и пожевав щепотку табаку, дабы немного приглушить голод, я направился к дереву, залез на него и попробовал поудобнее на нём устроиться, чтобы не упасть во сне. Для защиты самого себя я наскоро вырезал из короткого толстого сука дубинку и, будучи всё время начеку, занял оборонительную позицию. Усталость быстро сморила меня, и скоро я спал крепким богатырским сном. Вряд ли кто-то ещё, попав в подобное положение, мог спать таким крепким сном. В результате я выспался, как младенец и теперь я чувствовал такую лёгкость ума и тела, какой не чувствовал никогда.
Когда я проснулся, день был в зените: погода прояснилась, ветер стих, и вчерашнее бурление моря прекратилось. Но как же я был потрясён, увидел эту картину: наш корабль пропал с того места, где сел на мель, вероятно его снесло приливом, и теперь красовался совсем впритирку с той скалой, о которую меня так сильно била волна! Всего какая-то миля отделяла меня от него и, как мне почудилось, он стоял практически прямо. Тут мне пришла в голову благая мысль отправиться на корабль, дабы запастись на нём необходимыми вещами и едой.
Покинув мои новые апартаменты, берлогу в кроне дерева, я стал осматриваться кругом и первое, что увидел, была наша шлюпка, лежавшая на земле где-то в двух милях от того места, где находился я. Похоже, её выбросило на берег во время бури. Пытаясь поскорее добраться до неё, я довольно долго блуждал вдоль берега, и по пути открыл небольшой залив, не более полумили шириной. Тогда я повернул назад. Для меня было много нужнее попасть на корабль, где я расчитывал обнаружить что-нибудь нужное для своего проживания и пропитания.
После полудня море сделалось ласковым и спокойным, уровень воды во время прилива понизился, и я имел возможность на четверть мили подойти к кораблю. Здесь меня снова потряс приступ глубокой скорби, потому что я увидел, что останься мы на корабле, то всё было бы хорошо, все мои товарищи были бы живы, они непременно были бы спасены: пережив шторм, все мы в добром здравии достигли бы берега, были бы целы и невредимы, а я не был бы в таком ужасном одиночестве и горе, как ныне, навсегда лишённый человеческого общения. От этих навязчивых мыслей на мои глаза навернулись горючие слезы, но они не принесли облегчения моей душе. Однако моё намерение добратьсядо корабля окрепло. Стояла нестерпимая жара. Я, ски нул с себя одежду и вошёл в воду. Впрочем, когда я доплыл до судна, передо мной встала большая проблема: как попасть на корабль? Засев на мели, судно стояло сильно возвышалось над водой, и ухватиться мне было не за что. Вплавь я сделал два круга вокруг корабля, и на второй раз увидел свисавший почти до воды канат. Разволновавшись, я, видимо пропустил его. Конец каната свисал так низко, что я, хотья и не без трудностей, смог з ухватиться а него и, попотев, влез на бак. Тут я убедился, что корабль довольно сильно пострадал от бури. Корабль был сильно разрушен, трюм его почти весь оказался заполнен водой, нос до того ушёл в воду, что почти черпал еёй. Но глубоко погрузившись в песок, он был устойчив, высоко задрав корму в небо. или, точнее, упирался в землю, то корма его поднялась довольно высоко. И таким образом, всё, что находилось на корме или внутри неё, было сухим.
Уяснив это, я хотел всё осмотреть и понять, что оказалось повреждено, а что уцелело и представляло для меня ценность. В результате осмотра выяснилось, что корабельная провизия сохранилась в идеальном состоянии и была совершенно сухой. Будучи голоден, как собака, я первым делом отправился в склад, где стал набивать карманы сухарями. Я глотал их на ходу жадно, одновременно, дабы не тратить времени, занимаясь всем остальным. Потом я забрался в кают-кампанию, где нашёл большую бутыль рому, и изрядно хлебнул из неё, что оказалось весьма кстати. Под воздействием рома оптимизма у меня сильно прибавилось. Мне было понятно, что всего нужнее мне сейчас шлюпка. Нужнее всего мне была лодка, единственная вещь, с помощью которой мне удастся перевезти на берег всё нужное.
Времени на безделье у меня не было. Надо было срочно спасать то, что ещё было цело. Я убедился, сколь нужда и горе обостряют людскую изобретательность. На палубе лежали запасные снасти несколько рей, несколько одинарных и несколько двойных стеньг.
Мысль соорудить из них плот явилась сама собой.. Я стал скидывать за борт всё, что было мне под силу за борт все то, что мне было под силу, при этом связывая веревками всё это. Я не мог позволить, чтобы мой плот раньше времени отправился в плаванье. Вслед за этим я спустился с корабля и, подтянув к себе четыре плававших рядом бревна, стянул их по концам канатами. Сверху крест-накрест я навалил куски обшивки. Плот был почти готов. Я почти мог свободно на нём передвигаться, впрочем, не надеясь переправлять на нём слишком тяжёлые предметы.
Надо было снова приниматься за работу. Я разыскал большую пилу, некогда принадлежавшую нашему корабельному плотнику, и распилил запасную мачту на три куска, после чего с величайшей натугой присобачил её к плоту. Крайняя потребность добыть всё необходимое для жизни подталкивала меня на такие усилия, на какие в иных обстоятельствах я бы никогда не был способен.
После всех этих манипуляций мой плот стал довольно крепок, и следовательно, мог выдержать довольно большую тяжесть.
Наконец плот мой был надежно скреплен и мог выдержать значительную тяжесть. Первым вопросом, который я задал себе, был вопрос, чем загрузить плот, и как без потерь миновать буйного прибоя. Первым делом я сложил на плот все найденные доски, следом за этим, хорошенько поразмыслив, взялся за три сундука, собственность наших матросов: сдёрнул с них замки, вывалил содержимое на палубу и спустил сундуки на плот. Один сундук я набил всякой провизией: сухарями, рисом, особенно меня обрадовали три круга голландского сыра и пять солидных кусков сушеной козлятины (основной мясной пищей нашей команды), горами кормового зерна, которым кормили кур, содержавшихся на судне, и в массе своей давно съеденных нами. Я обнаружил немного ячменя, вперемешку с пшеницей, однако, к несчастью, ячмень был попорчен крысами. На глаза мне попались несколько бутылок вина, принадлежавших нашему капитану, примерно пять- шесть галлонов арака (рисовой водки). Это сокровище я погрузил отдельно, поскольку места для них в сундуках уже не было. Увлечённый этим кладоискательством, я с большим запозданием заметил, что начинался прилив, слишком вкрадчиво он начался, пока, к своему величайшему огорчению не заметил, как подхваченные волнами моя рубашка, жилетка и камзол не отправились в плавание по бурным волнам. К счастью я тут же обнаружил, что мои полотняные штаны с дырками на коленях и чулки пока что ещё на мне.
Тогда я занялся поисками одежды, на корабле её было в достатке, так что пришлось выбирать только самое насущное. На корабле было множество крайне нужных вещей, в частности, корабельные инструменты.. В результате упорных поисков я нашёл плотницкий ящик, и он был теперь для меня драгоценнее корабля, по реи нагруженного золотом. Этот драгоценный ящичек я с великой бережностью спустил на плот, при этом не додумавшись даже заглянуть в него, чтобы убедиться, есть ли там что-то действительно ценное.
Оставалось самое главное найти оружие и припасы к нему и запастись ими. В кают-кампании я обзавёлся двумя прекрасными охотничьими ружьями и двумя пистолетами, которые я быстренько спустил на плот со всеми найденными пороховицами и двумя ржавыми саблями.
Мне было известно, что на корабле припрятаны несколько бочонков пороха, но где они припрятаны капониром, я не знал. После долгих поисков мне наконец удалось их найти. Один из бочонков подмок, но зато два остальных были в прекрасном состоянии. Я аккуратно перенёс их на мой плот и сложил.
Нагрузив плот, я стал размышлять, как мне транспортировать его до берега, ведь у меня не было ни паруса, ни вёсёл, ничего такого, что могло бы помочь мне в этом, в то время, как даже самый слабый ветер или волна повыше могли опрокинуть моё утлое судёнышко.
Три вещи вселяли в меня хоть какой-то оптимизм:
1) во-первых, полный штиль на море;
2) наступившее время прилива, который нёс меня прямо к берегу;
3) небольшой, но ровный ветер, дувший по направлению к суше.
Разыскав два или три сломанных весла от нашей шлюпки и две пилы, топор и молоток, в дополнение к инструментам, найденным в сундуке, я отчалил от корабля вместе со своим грузом. Примерно с милю или около того плот шёл ровно, но потом я увидел, что меня сносит от места, где я выкарабкался на берег. Это навело меня на мысль, что течение прибьёт меня в бухту или к устью реки, где мне будет удобно причалить и выгрузить мой скарб.