Артамон поклонился сестрам.
Вера Алексеевна, вы окажете мне честь протанцевать со мной?
Она немного испугалась вальс она танцевала редко и уже почти совсем решилась отказать, но подходящего предлога сразу придумать не удалось. И Артамон смотрел с такой радостью и надеждой, что Вере Алексеевне недостало сил для отказа и тут же самой стало легко и радостно. Рассерженная почти беззвучным смехом сестры, которая, скрывая улыбку, часто-часто обмахивалась веером, она подала Артамону руку и как будто впервые заметила, что головой едва достает ему до плеча. Вера Алексеевна вспомнила: «Гренадер» и улыбнулась сама, глядя в ласковые, лучившиеся смехом ей навстречу темные глаза.
Танцевать с Артамоном было необычайно легко. Несмотря на рост и крупное сложение, двигался он ловко и держал свою даму бережно, почти неощутимо, однако надежно, не подходя слишком близко и не отстраняясь далеко, не внушая ни неловкости, ни скуки. Вера Алексеевна боялась, что придется разговаривать на лету, в танце, совсем иначе, чем в гостиной, но он молчал и внимательно смотрел на нее. Первоначальное смущение ушло, она не чуяла пола под ногами не сразу даже почувствовала, что с непривычки у нее кружится голова. Должно быть, лицо ее выдало Артамон прокружил Веру Алексеевну в последний раз и подвел к прежнему месту, держа все так же бережно и крепко, словно боясь отпустить и потерять.
Вы позволите еще пригласить вас?
Она кивнула. Артамон нерешительно оглянулся, словно раздумывал, не отойти ли но не отошел. Оглянулся опять
Вы ищете кого-то? спросила Вера Алексеевна.
Он решительно мотнул головой.
Нет.
Артамон слегка покривил душой: он опасался встретить здесь Никиту или еще кого-нибудь из знакомых по бурным совещаниям в Шефском доме. Он сознавал, что совершенно не оправдал оказанное ему доверие, и вел себя самым легкомысленным образом, вместо того чтобы мыслить и рассуждать серьезно, но отчего-то разговор a la Nikita с Верой Алексеевной не клеился. Артамон никак не мог избавиться от мысли, что их разговоры о войне, о стихах, о друзьях юности серьезны ничуть не менее, чем политические беседы. Мысль просвещать Веру Алексеевну не приходила ему в голову. Что Вера Алексеевна умна во всяком случае, умнее его, он признал с самого начала, признал спокойно и с восхищением. Быть с женщиной, которая выше его во многих отношениях, казалось Артамону исключительным счастьем, подарком судьбы Подле нее ему не хотелось выказываться умом или спорить, достаточно было просто сидеть рядом и слушать.
Скажите, Вера Алексеевна вы помните ли, о чем говорил Никита тогда?
Отчего вы вдруг об этом вспомнили?
Так интересно стало, как вы об этом рассуждаете.
Вера Алексеевна задумалась.
Что я могу сказать? У меня меньше возможностей для наблюдения, чем у вас и у вашего кузена. Мое мнение таково, что в мире есть много зол, которые невозможно истребить человеческими усилиями. Но в свое время они, по воле Провидения, самым простым и легким способом исправятся. Ход жизни на каждом шагу оставляет в прошлом какое-нибудь несомненное зло
Никита и Александр Николаевич, пожалуй, сейчас разочаровались бы в нем!
Они с Верой Алексеевной и еще танцевали, и разговаривали, почти не отходя друг от друга весь вечер и не смущаясь любопытных взглядов Софии Алексеевны. Когда гости стали разъезжаться, Артамон в передней, улучив минуту, подлетел к Сергею Горяинову.
Сережа, ради Бога, уговори Веру Алексеевну сесть в санки. Соври что-нибудь, скажи, что в карете места нет.
Ты, стало быть, хочешь, чтоб она обратно с тобой ехала?
С нами, Сережа как можно!
Сергей с сомнением оглянулся.
Я, признаться, думал как-нибудь так устроить, чтоб с Мари Челышевой ехать
Сережа, голубчик, умоляю составь мое счастье! Я, в конце концов, как старший имею право А я тебе за это добуду билеты в оперу на весь сезон, будешь сидеть и любоваться на Мари.
А билеты какие? подозрительно спросил Сергей.
Ясно, что не в раек! Хоть в ложу, хоть в кресла Поскорей, корнет, они уж выходят! Я на улице буду ждать
Сергей, мысленно кляня приятеля, подошел к одевавшейся сестре.
Послушай, Вера, маменька просила передать, что обещалась в карету на твое место посадить Варвару Петровну. Так уж ты, пожалуй, поезжай со мной.
И, едва услышав согласие, торопливо, почти бегом, повлек ее на улицу. Вера Алексеевна, в удивлении, не успела даже оглянуться на мать.
Санки стояли у подъезда Заметив в них второго человека, она остановилась в нерешительности, но тут Артамон протянул руку и крикнул: «Вера Алексеевна, садитесь!» Бог весть что успело пронестись в голове Веры Алексеевны в эту секунду. Стремительный уход, похожий на похищение, встревожил ее, но возбуждение, вызванное балом, и нетерпеливый шепот брата, твердившего: «Ну же, Вера, садись скорей», и улыбка Артамона, и его протянутая рука все это было так необыкновенно и радостно, что она подчинилась Сергей накрыл ей ноги полстью, вскочил сам, велел: «Трогай!» и сел рядом с Артамоном на переднее сиденье, напротив сестры.
Поезжай кругом, через мост, негромко велел Артамон, чтоб Вера Алексеевна не услышала, и вновь обернулся к ней. Она сидела уставшая и бледная после танцев, но слабо улыбалась и, кажется, совсем не сердилась Они не разговаривали, только раз Артамон спросил: «Вера Алексеевна, вы не замерзли?» и она молча качнула головой в ответ. Санки неслись быстро и легко, чуть покачиваясь на ходу, по почти пустым улицам, и вскоре от встречного ветра действительно защипало щеки и стало больно глазам. Брат рассеянно и как будто с недовольным видом глазел по сторонам, а Артамон не сводил взгляда с Веры Алексеевны. Из-под шапки ему на лоб выбивалась темная, чуть волнистая прядь, приподнятые брови придавали всему лицу удивленное выражение, на воротнике ярко серебрился снег. Было в нем что-то несомненно вальтер-скоттовское. Если бы сейчас она приказала ему прыгнуть с моста в полынью он бы прыгнул, не задумавшись
Высадив Веру Алексеевну у подъезда горяиновского дома, где ждали с фонарями лакей и встревоженная горничная, друзья покатили в Хамовники.
Нехорошо вышло, надо было хоть родителям показаться. Привезли, увезли как разбойники. Вере-то Алексеевне не нагорит?
Ей, чай, не шестнадцать лет, равнодушно отвечал Сергей.
Артамон смущенно кашлянул.
Только ты того остальным не болтай.
Однако! Чего вдруг ты смущаешься?
Ей-богу, неловко они все славные ребята, но невозможно грубые.
Ты, капитан, давно ли в монахи записался? насмешливо спросил Сергей.
Сережа, я тебя в сугроб скину, ей-богу, погрозил Артамон, недвусмысленно нажав плечом. Я ведь не от нечего делать ты себе не представляешь, насколько это серьезно.
Так что же, ты любишь ее? спросил Горяинов после некоторого молчания.
Люблю, больше жизни люблю!
Что ж, и жениться намерен?
Артамон задумался До сих пор мысль о женитьбе как-то не приходила ему в голову, но так естественно было и дальше представлять Веру Алексеевну рядом с собой, что он запросто ответил:
А что же, и намерен.
Зачем? с искренним недоумением спросил Сергей. В двадцать три года одни мужики женятся. Вот так расстаться со свободой не понимаю. Ты, конечно, порядочный человек, и я первый порадуюсь, если сестра замуж выйдет, но, откровенно говоря нне понимаю!
Что значит «зачем», корнет? Говорят же тебе я ее люблю! Пустяки, свобода А кроме того, Сережа, хочется обыкновенного человеческого уюта. Семейному всегда лучше, чем одинокому. Посуди сам: живут холостые как свиньи, извини меня, только что из корыта не лакают. В комнате как в помойной яме, набросано, разбросано, тут и обед стоит, тут же рядом сапоги в дегтю, и еще дрянь какая-нибудь валяется. Когда человек не женат, он как-то исключительно ни с чем не сообразен. Всё из рук валится, письмо надо писать, а в чернильнице черт знает что плавает, никогда не сыщешь ни табаку, ни бумаги, сосед в нумер собаку привел, и она, подлая, тебе весь мундир обсуслила Вообрази: каждый день приходить вечером и видеть любимое существо ведь это рай!
Он выпалил это и тут же сам смутился всё это было не то, не главное и звучало чертовски глупо, словно ему была нужна не жена, а экономка. Семейная жизнь и правда не отпугивала, а привлекала его, но как можно было объяснить это Сергею, который охотно предпочитал товарищеские развлечения семейному очагу и узаконенным радостям? Может быть, в Артамоне особенно сказались барское домоседство отца и ein Nest bauen[9] матери-немки; может быть, проведя детские и отроческие годы дома, не в казенной обстановке пансиона или училища, он помнил, как счастливы были отец с матерью и как они любили друг друга, невзирая даже на скудость, нездоровье, взаимные шпильки
А ты уж думаешь, что покой и порядок сами собой враз сделаются, как только женишься? иронически спросил Горяинов. Женился так уж прямо и в рай попал? Нет, брат, я посмотрю, что ты скажешь, когда жена запоет тебе про долги, про детей, про скверную кухню сам видал этих офицерских жен. Из такого рая куда угодно убежишь.