Люблю бары. Это идеальный зал ожидания при вокзале. Даже если ты никуда не едешь, а всего лишь ходишь кругами. Иногда здесь даже удается на минуту поймать то самое дыхание вечности. Набрать полные легкие воздуха прежде, чем с головой уйдешь в очередной закономерный круговорот событий.
Чувствую сейчас себя маленькой рыбкой, глядящей из аквариума.
Темнеет. Вот уже хорошо видны окна кафе напротив. Снующие люди, официанты, уборщики, семейства с игривыми ребятишками и тот самый столик.
Странно это смотреть со стороны, сквозь призму стекла и нескольких лет, на то самое окно, видом из которого я некогда делилась с неимоверно грустным незнакомцем в сером пиджаке. Так же странно вспоминать вдруг сейчас свою глупую подростковую реакцию. Сначала я приходила туда каждый день, настолько гнетущей была недосказанность той беседы. Потом во мне поселилось не менее ребяческое чувство обиды, и я стала всеми правдами и неправдами избегать не только той забегаловки, но и целого квартала вокруг нее.
Я слышала когда-то, что наиболее красноречиво человека характеризуют вопросы, которые он задает. Что ж, в таком случае моя характеристика после той встречи с трудом бы уместилась в десяток-другой нескромного объема томов. Пока собственные рефлексии после длительного и кропотливого редактирования не свелись к одному-единственному вопросительному знаку. А перед этим шедевром пунктуации всего два слова. Так я выяснила, что в моменты редкого и сверхудачного стечения обстоятельств и в минуты поистине шекспировского трагизма стандартное человеческое существо способно только на один и тот же словесный оборот:
«ПОЧЕМУ Я?»
Вопрос, естественно, риторического характера и, кроме новой волны рефлексий, продолжения не предполагает. А последние, как известно, лучше всего изливать в каком-нибудь произведении, если повезет, искусства, или за определенную плату на кушетке в кабинете дипломированного психолога.
Второй вариант я отмела сразу. Что касается флирта с миром прекрасного
Моя книга была закончена через четыре месяца после той беседы в кафе. Через год мне, наконец, удалось найти издательство, а еще через четыре месяца увидеть первый печатный экземпляр.
А еще через полгода узнать, что книга не продается и, стало быть, я провальный проект. По словам моего издателя-агента, с которым я только что была удостоена пятиминутной телефонной аудиенции, «не умею себя правильно позиционировать». Для писателя женского пола это означало, что на меня затруднительно было повесить яркий и звучный ярлычок, вроде:
«нимфоманка»
«эмансипированная»
«вундеркинд-малолетка»
«знаменитость, нежно перемывающая кости себе подобным».
Лучше всего, конечно, дерзкое сочетание всех вышеперечисленных. Ну, а если ты при этом еще и беженка из какой-нибудь воюющей или мусульманской страны, то это вообще джекпот. Словом, шансы выгодно или хоть как-то продаться у нас с моей книгой были ничтожно малы. А мое эго медленно сдувалось, словно надувной матрас, использованный в качестве подушечки для булавок
Неплохо бы сейчас выпить еще чего-нибудь.
Тут возле меня как по волшебству возник официант, и прежде, чем я успела что-либо сообразить, ловко поставил передо мной услужливо откупоренную бутылку. Взгляд зацепился за каллиграфическое «red semisweet». Глаза было предательски заблестели хищным огоньком, но вмешавшийся разум придал им вопросительное выражение и приказал посмотреть на официанта.
Это вам от того джентльмена, поставленным голосом произнес официант и, откланявшись, зашагал в сторону кухни. В указанном направлении мне улыбался мужчина лет сорока пяти. Он жестом указал на пустеющий барный стул рядом с моим, я кивнула.
Одет посетитель был в темно-синие джинсы, классическую футболку со странным этническим принтом и джинсовую легкую куртку. Темные когда-то волосы украшала проседь, особенно эффектно бликующая, когда лампа над стойкой мерцала синим неоном.
Открытое лицо располагало к себе, хотя слегка театрально приподнятые брови и ироничная улыбка свидетельствовали о возможной доле цинизма в характере их обладателя.
Еще вина? спросил он, наполняя мой бокал.
«Не доверяй ему», шепнула интуиция.
Кивнула обоим.
За окном окончательно стемнело, насколько это, конечно, возможно в мегаполисе, который по ночам жжет электричества столько же, сколько небольшая страна третьего мира за год.
Кивнула обоим.
За окном окончательно стемнело, насколько это, конечно, возможно в мегаполисе, который по ночам жжет электричества столько же, сколько небольшая страна третьего мира за год.
Вино оказалось вполне неплохим, а собеседник довольно интересным. Впрочем, возможно, все дело в их сочетании. Он представился как Василий.
Мне показалось, вы сперва удивились.
Не думала, что здесь есть официанты.
( «И джентльмены», добавила я про себя ).
У меня здесь все есть.
Это ваш бар?
Это моя правая сторона, мон ами.
Я вздрогнула. «Мон ами» Так я иногда обращалась к себе в мыслях и на нескольких страницах своей книги
Правая сторона?
Четная сторона улицы, без толики ложной скромности, впрочем, и без самодовольства, ответил он. Таким тоном обычно читают меню, а не признаются, что владеют половиной коммерческой недвижимости в престижном районе.
Я мысленно пробежала квартал: ирландский паб на углу, магазин для взрослых, сетевой мобильный сервис, этот бар, туристическая фирма, ломбард.
А вон то кафе напротив? не сдержала любопытства я.
Это сторона моего бывшего партнера по бизнесу
Вы отделились?
Да, можно сказать и так. Это было очень давно, еще во времена основания Наши подходы к ведению дел оказались слишком разными.
Конкурируете?
Нет. Говорю же слишком разные, как и наши методы. Ну разве хоть одно заведение по нечетной стороне можно считать моим конкурентом?
Мое ментальное тело снова оббежало квартал: детский садик, художественная школа, та семейная забегаловка, магазин тканей и фурнитуры, туристическое бюро, спортивный клуб и йога-центр, магазинчик мелочей по фиксированной цене.
А турфирма?
Тут все просто: я не вожу на Мертвое море, а он не возит в Амстердам.
Ну, вы прямо антиподы, практически бог и дьявол, пошутила я.
Его лицо вдруг сделалось серьезным, а голос вкрадчивым, с едва уловимой щепоткой скепсиса.
Можешь, конечно, называть меня и «Дьяволом», и «Вельзевулом». Я всегда сверхтерпимо относился к людским капризам. А также, к их самым серьезным и постоянным чувствам, вроде чувства юмора. Называй, если нравится, я не обижусь Хотя это и чертовски пошло! фыркнул он.
Согласна, Василий Васильевич Васильев благозвучней.
Он сразу смягчился.
Видишь ли, мон ами, вы, люди, в большинстве своем мыслите ненамного занимательней, чем наполняете и опорожняете свои животы. Вы каждый день вливаете в себя серый овсяный киселек банальности, убеждая себя, что так полезнее для здоровья. И при малейших попытках вашего скорбящего по самому себе эго дернуться уговариваете себя «не париться». Вы не только что-то совершить, но даже веселиться толком не умеете, ваш лимит это заказанная через турбюро поездка или пьяная оргия. При этом своим злейшим врагом вы продолжаете считать кучку экстремистов, подсидевшего вас коллегу, либо соседа сверху, по неосторожности забывшего завернуть кран, уходя на работу но только не ту физиономию, которую вы кормите завтраком и намываете, глядя в ее заспанные заплывшие глазки каждое утро!
Хлестко! Вам бы стоило стать издателем, печально улыбнулась я.
Пожалуй, это бы лучше удалось нашему общему костюмному знакомому по ту сторону улицы Да-да, не смотрите на меня так читал вашу писанину и узнал его с первых строчек. Без него никогда ничего не с кем не начнется уж мне-то вы можете поверить.
А что-то началось? не сдержала любопытства я.
Началось ваше выздоровление. Знаете, что это такое?
Когда больной особи удается убедить всех, включая себя, что она, на самом деле, здорова
Близко, одобрительно кивнул он, но не совсем то. Выздоровление это когда в твой организм вводят дозу какой-нибудь травящей тебя дряни. И вот когда ты, наконец, перестаешь хоть как-нибудь на это реагировать, и при этом умудряешься жить дальше, вот это и означает выздоровление. Да-да, мон ами, можешь продолжать улыбаться. Я даже с готовностью поулыбаюсь с тобой за компанию, но то, что я говорю не становится от этого просто очередной остренькой жареной фрикаделькой, которую удастся запросто проглотить и переварить. Ваша встреча с нашим общим знакомым и была первой дозой этой самой вакцины, если угодно, добавил он, понизив голос.
Стало быть, за первой вакцинацией должна последовать вторая?
Да, это, как ты уже сообразила, я и есть.