Я не оправдываю его за реквизицию денег в ночь переворота, но под арест это слишком, заметил Чаплин.
Но господин Чайковский заявил, что это была единственная наличность в городе, активы Государственного банка.
Ложь, активы Госбанка большевики вывезли в первую очередь, и там было гораздо больше денег, порядка шестидесяти миллионов рублей. Мне это известно доподлинно. Кроме того, разного рода ценных бумаг почти на триста миллионов. По сравнению с этими суммами трофей Берса сущий пустяк.
Чаплин махнул рукой, как будто отмахивался от назойливой мухи. Адъютант между тем невозмутимо продолжил:
Так вот, когда отряд прибыл, чтобы задержать господина Берса, его кунаки из отряда «Дикой дивизии» устроили пальбу прямо в центре города и ранили двоих. Ответным огнем был убит один офицер.
Кто таков?
Из Беломорского отряда, фамилия Абациев.
Воин Аллаха?
Нет, православного вероисповедания, осетин. Похоронен с воинскими почестями, остальные раненые живы. Ротмистр Берс, кстати, вернул в казну часть суммы, более полумиллиона, свою долю.
Даже так? Почему же он не на свободе?
Маслов считает его опасным заговорщиком и приказал готовить показательный процесс, дабы другим было неповадно.
Превосходно! Чаплин встал. У меня каждый человек на вес золота, а тут гражданские собираются устраивать судилище над офицером. Это возмутительно! Мы немедленно отправляемся в гости к генералу Пулю и будем требовать, чтобы англичане повлияли на этих социалистов. Берс и его люди нужны мне на полях будущих сражений за освобождение России.
На следующий день после звонка Чайковскому британского генерала Фредерика Пуля и долгой беседы на английском, ротмистр Берс был освобожден из тюрьмы и восстановлен в должности командира отряда.
Маслов, отвечавший в правительстве за военные вопросы, был в ярости.
Ну что же поделать, Сергей Семенович, отечески успокаивал его Чайковский, я же не мог отказать в такой малости генералу Пулю, мы часто обращаемся к нему с разными вопросами и находим понимание, он вправе рассчитывать на ответную благодарность.
Этим мы наносим вред общему делу. Преступник должен понести наказание, Берс не только вор и жулик, он поощряет попойки и кутеж в среде подчиненных ему лиц. И если он на свободе, то должен в ближайшее время отправиться на фронт. Я даю ему сутки на сборы.
Но прошла неделя, а ротмистр Берс все еще находился в Архангельске и регулярно устраивал вечеринки для сослуживцев, отмечая свое освобождение.
Откуда у него столько денег? Шептались в компаниях ресторанных гуляк. Конечно, пятьсот тысяч от четырех миллионов сущий пустяк, почти не убыло, вот и глумятся.
Помилуйте, он вернул все до копеечки, вступилась за ротмистра какая-то молодая дама, сидящая в компании, деньги у него есть, это правда. Наследство.
От кого? От нищего менгрельского князя?
Ну что вы! Андрей Александрович, хоть и носит папаху и черкеску, но человек русский.
Не верится что-то.
Ей богу! Дама перекрестилась. А деньги у него от гонораров родственника, он был великий писатель.
Кто же это? Неужели Лесков или Салтыков-Щедрин.
Выше берите, это Лев Николаевич Толстой.
Да вы что? Никогда не поверю!
Жена писателя, Софья Андреевна была урожденная Берс. Андрей Александрович ее родной племянник.
Действительно, я припоминаю эту фамилию. Бедный Лев Николаевич, с какой семейкой связался!
Не лезьте не в свое дело. Благодаря Софье Андреевне русская литература получила великого писателя. Неизвестно, что было бы, женись граф Толстой на ком-то другом.
Не понимаю, из такой известной семьи и ворует казенные деньги?
Вам же сказали, это недоразумение, он все вернул.
Знаем мы эти сказки. Впрочем, господа, не будем о грустном, волею Всевышнего и союзников мы сегодня на островке свободы, именуемом Северная область, где нет большевиков и это прекрасно. Ура, господа!
Председатель Верховного управления Северной областью Николай Васильевич Чайковский работал у себя в кабинете, когда к нему постучал секретарь правительства Петр Юльевич Зубов.
Николай Васильевич, к вам рвется на прием господин Дедусенко.
Товарищ Дедусенко, поправил секретаря Чайковский, не забывайте, что мы с ним члены одной партии. Просите!
Яков Дедусенко почти влетел в кабинет Чайковского.
Товарищ Дедусенко, поправил секретаря Чайковский, не забывайте, что мы с ним члены одной партии. Просите!
Яков Дедусенко почти влетел в кабинет Чайковского.
Прошу оставить нас наедине, повелительно сказал он Зубову, информация особо секретная.
Тот пожал плечами и вышел в приемную.
Николай Васильевич! У меня самые точные сведения о том, что Чаплин готовит новый переворот.
Против кого на сей раз? Неужели против союзников?
Напрасно смеетесь, у меня сведения из самого надежного источника, Чаплин готовит свержение правительства и установление военной диктатуры с собой во главе.
Что за чепуха?
Нисколько не чепуха, сущая правда, вы знаете, на что он способен, и я знаю. За ним сотни офицеров, все вооружены.
За нами народ, он не посмеет, убежденно ответил Чайковский, кроме того, мы под защитой войск Антанты.
Генерал Пуль, полагаю, торопливо сказал Дедусенко, в этой же компании, и если не участник, то заинтересованный наблюдатель точно.
Дипломатический корпус не позволит никакого безобразия, я говорил с Френсисом, он всецело на стороне народной власти и нашего правительства.
Чайковский не верил в возможность политического переворота, гораздо больше его занимал финансовый вопрос.
Денег нет! С таким неутешительным фактом столкнулось демократическое правительство Северной области еще в начале августа 1918 года. Большевики успели вывезти всю банковскую наличность из Архангельского филиала Госбанка несколько десятков миллионов рублей. Организация власти требовала оплаты многочисленных расходов и выплаты заработной платы служащим и рабочим предприятий. Четыре миллиона, присвоенные в ночь переворота ротмистром Берсом, конечно, могли оттянуть финансовый кризис на несколько недель, но вернуть их назад в казну в полном объеме оказалось невозможно. За исключением той части, которую добровольно возвратил ротмистр Берс, остальные три с половиной миллиона бесследно растворились в карманах отважных горцев.
Для ликвидации финансовой проблемы требовалось всеобъемлющее решение. На совещании у Чайковского было предложено обратиться к купечеству, которое имело весьма значительные запасы рублевой наличности. Для этого Чайковский лично собрал представителей торговых кругов и предъявил им свою программу.
Господа, голос председателя правительства по случаю важности момента звучал по-особенному, Верховное управление Северной области приняло решение обратиться к Вам, как к спасителям Отечества. Вы современные Кузьмы Минины, готовые ради блага Отечества пожертвовать капиталами.
Присутствующие заволновались.
Но мы не собираемся проводить реквизиции, мы не большевики, мы просто просим купечество ссудить правительство наличными деньгами на полгода под пять процентов прибыли.
Представители торгового капитала с облегчением вздохнули.
Эти деньги пойдут на оплату текущих расходов и вернутся к вам через покупку товаров, заключенные контракты и прочие рычаги торговли.
Я полагаю, торговые и промышленные круги также заинтересованы в оживлении экономической жизни в области и поддержат начинания Правительства.
Какие деньги правительство планирует пускать в оборот, спросили Чайковского, николаевские, керенки или только моржовки?
Председатель правительства был не готов к такому вопросу и замялся. Ему на помощь пришел секретарь Петр Зубов.
Господа, мы примем все виды денег, находящиеся в обороте в России и, разумеется, валюту по текущему курсу. Что касается банкнот, выпущенных Архангельским отделение госбанка в первой половине года, когда у власти были большевики. Как вы их назвали моржовки? Так вот, моржовки тоже будем принимать наравне с прочими банкнотами. Советские знаки нового образца, если таковые появятся в ближайшее время, как вражеская валюта приниматься не будут.
Курс николаевских рублей выше, чем остальных! Как вы будете это учитывать?
Мы будем принимать все виды денег по единому курсу, не стоит устраивать торгов, банкноты это кредитный инструмент, и ценность любых из них зависит от политической и экономической стабильности.
Купечество, довольное тем, что николаевские деньги будут уравнены с остальными выпусками, снова одобрительно загудело. У каждого из них были в запасе мешки керенок и моржовок, но за пределами России в банках даже соседней Скандинавии принимали только царские рубли, а «моржовки» вообще дальше Архангельска сбыть было трудно. Присутствовавшие разошлись в полном согласии.