Наутро страшно болела голова. Петр Иванович опаздывал на работу, что случалось с ним не часто. Москва скрылась в пелене дождя, вымывая скопившиеся за зиму мусор и грязь. Ветер колол пригоршнями сбоку, и зонтик был почти бесполезен. Петр Иванович подбежал к пешеходному переходу и выглянул из-под зонта. Проехавший серый седан окатил ботинки мутной волной. Он чертыхнулся и побежал через дорогу. Странно ни одной машины ни туда, ни оттуда. И мысль в голове молнией. Машина-невидимка! Одна из самых любимых и частых фантазий. Переходишь пустую дорогу и представляешь себе машину-невидимку, которая несется прямо на тебя. Ты ее не видишь и не чувствуешь опасности, а она уже скрежещет тормозами и разворачивается в заносе. А потом бац! И ты в лепешку.
Он почти добрался на ту сторону, когда фантазия ожила. Кинул взгляд вправо и будто услышал визг тормозов сквозь шум воды. А на кипящем от дождя асфальте исчезающий пенный след. Он выронил зонтик и закрыл лицо руками. Удар! Воздух стал в горле комом, ни туда, ни сюда, тело пронзила страшная боль. В спине слева. Он сделал два вихляющих шага и упал боком на обочине в бурлящий поток воды.
Мужчине плохо!
Петр Иванович ощутил чьи-то руки на теле.
Вызовите скорую!
Его куда-то несли, а потом дождь перестал бить в лицо. Он почувствовал под спиной скамейку.
Как вы, мужчина?
Да не трогайте вы его! Не видите, у него удар
Голоса доносились тихо, словно через слой ваты. Болела вся левая сторона тела, и мучительно хотелось пить.
Неужели это конец? подумал Петр Иванович.
В глазах проносились звезды, вспыхивали и гасли. Шум в ушах стих, и он с облегчением понял, что все это была игра. Одна большая фантазия. Предательство Лены, собственное тупое упрямство и девятнадцать лет в бухгалтерии. Странная несчастливая женитьба. Чужая жизнь, которую он переживал, корчась от брезгливости и отвращения. Все фантазия.
Его наполнила радость. Она вытеснила боль, и Петр Иванович впервые за многие годы захотел жить. Откуда-то издалека донесся вой сирены, и он снова почувствовал на себе руки. Открыл глаза и увидел людей, похожих на ангелов. Контуры их были смазаны.
Ничего подумал он, проваливаясь в темноту.
Перед тем, как Петр Иванович закрыл глаза, он заметил на лице одного из ангелов маленький белый шрам в виде латинской S.
СЛЁЗЫ
Быть дедушкой замечательно.
Мы заходим в казарму, и дневальный на тумбочке орет: Смирно!
Меня, скорее всего, он и не приветствовал бы так. Но рядом мой друг и земляк Коля Шинкаренко. Старший сержант и замкомвзвода. Лютый дедушка. Он идет по коридору так, будто собрался пуститься в пляс. Ноги в обтягивающих хб полусогнуты, руки, как у Кинг-Конга в стороны. Кажется, вот сейчас он звонко хлопнет по толстым ляжкам ладонями, разведет руками и пойдет по кругу, стуча каблуками и взвизгивая. Бык он, а никакой не танцор. Я с таким на гражданке рядом бы не присел. А здесь он мой кореш.
Youre in the army now.
Каждый раз удивляюсь, глядя на его лицо. Именно таким я себе Франкенштейна всегда и представлял. Вот он прямо передо мной. Уже полтора года смотрю на его морду. Не хватает только болта в башке и кровоточащих шрамов. Хотя при таком отношении к жизни он их скоро получит. А мне еще в институте доучиваться. Поэтому стараюсь не растерять последние крохи интеллекта. Здесь это сложно.