Семен Акимович оттер ладонью суп с щек и энергичней заработал поварешкой. Капли смешивались с потом, и эта маргонцовочного вида субстанция медленно пробивала дорожки вниз сквозь кустики щетины, подчиняясь закону гравитации. Этот же чертов закон сдвигал цветастые трусы Семена Акимовича внушительного вида животом к коленкам оттенка старой обшарпанной известки. Набирать суп и подтягивать трусы одновременно оказалось неожиданно трудно, но Семен Акимович справлялся. Надо было спешить. Уже звучали торжественные первые аккорды сериала, которому, слава богу, не было видно конца, а внушительного размера тарелка пиалового типа с зеленой ломаной полоской по боку быстро набиралась дымящимся содержимым.
Все остывает, Сеня!
Начинай без меня!
Ты же знаешь, я не могу! проорала жена раздраженно, в следующий ее вопль вплелись восторженные нотки: Дитрих поехал к Линде! Слышь?!
Кто бы сомневался, пробурчал Семен Акимович.
Тарелка наполнилась до золотистой полоски на восемь миллиметров ниже края. Это позволяло донести суп до гостиной, не пролив содержимого. Годами отработанная рутина. Семен Акимович подтянул трусы повыше к груди и взялся было пальцами за тарелку, но остановился, отдернув руки, и помахал головой, звонко прицокнув. Вспомнил стыдливо, как две недели назад решительно и бесповоротно поклялся себе и участковому терапевту, что станет меньше есть и избавится наконец от пуза, мешающего завязывать шнурки и заставляющего давление скакать как пес, унюхавший течную суку.
Многовато, Семен Акимович критически оглядел тарелку с супом. Погрузил поварешку, стараясь подцепить побольше картошки, подул на содержимое и одним мощным потоком втянул в рот. Крякнул, вытер губы ладонью. Опрокинул в себя еще одну поварешку, потом еще, покуда уровень супа не достиг нужной отметки. Кивнул удовлетворенно, и понес тарелку в гостиную, шурша тапками по линолеуму.
ПОЖИЗНЕННЫЙ ЗАПАС ОБУВИ
Миха с недовольным видом уставился в тарелку.
Опять пельмени?
Казалось, он смотрит куда-то под стол, странно вывернув голову. Левый глаз его, белесый, как у вареной рыбы, уже почти совсем не видел.
А как еще тебя, оглоеда, прокормить? крикнула Катя, вытирая руки полотенцем, Жри давай, пока горячие!
Быстро работая ложкой и челюстями, Миха за пару минут прикончил ужин и разочарованно рыгнул. В пельменях было больше теста, чем мяса. Совсем не так, как готовила его мать, Феодосия Павловна, царствие ей небесное.
Кофе? на удачу спросил Миха.
Ага, и пирожное наполеон Воду пей.
Грубая ты женщина, Катерина, сказал Миха, потирая культю правой ноги, Нету в тебе возвышенности. Тела, вон, много, а поэзии, он сделал губами смешной звук, нету.
С вами псами по-другому никак, Катя убрала тарелку со стола и с грохотом поставила в мойку, На почте целый день наколупаешься, думаешь отдохнуть, а тут ты она смерила Миху тяжелым взглядом. Вздохнула и ушла в зал. Заскрипели половицы, темнота на пороге полыхнула синим. Через несколько щелчков затараторили местные новости.
Миха почесал лысину на затылке, потянулся было за костылями, но застыл, задумавшись. Скудный ужин набил его желудок, душа осталась голодной. Хотелось праздника, но Миха отдавал себе отчет для этого не было ни повода, ни возможности, ни права. Даже рано пришедшая весна не вдохновляла. Когда тебе за пятьдесят, ничего уже не может радовать. Особенно, если ты инвалид, в твоей жене сто килограмм и у нее тяжелая рука.
Когда Катя позвала его в зал зычным и не предполагающим отказа голосом, Миха чуть с табуретки не грохнулся промахнулся рукой мимо дверки шкафа, вставая, а единственная его целая нога, левая, напрочь отказалась разгибаться. Отсидел. Миха выругался коротко и емко, балансируя на краю. Спасибо батиной табуретке, весившей, как половина запорожца удержался, схватил костыли и застучал по полу. Пятку сквозь дыру в носке холодило. Едва он появился на пороге зала, жена закричала так громко, что тело ее заколыхалось в кресле, как медуза в садке.
Миха и не понял сначала о чем это она. В потоке визга разобрал лишь несколько слов: Краснодар, мост и какие-то ботинки.
Да погоди ты, не части! доковылял поближе, Что случилось? Объясни толком.
Ты тупой да, Миха? крик Кати резанул по ушам, Трутнем сидишь, а там обувь бесплатную разбирают!
Миха и не понял сначала о чем это она. В потоке визга разобрал лишь несколько слов: Краснодар, мост и какие-то ботинки.
Да погоди ты, не части! доковылял поближе, Что случилось? Объясни толком.
Ты тупой да, Миха? крик Кати резанул по ушам, Трутнем сидишь, а там обувь бесплатную разбирают!
Какую еще обувь? Где?
Катя ответила в римфу и ткнула пультом в сторону телевизора.
На экране промелькнули раскиданные по земле россыпи обуви. Сандалии, ботинки, сапоги. Разных размеров, цвета и фасона. Было в этом что-то страшное и трагическое, у Михи даже дыхание перехватило. Это ему что-то смутно напомнило, но мысль застряла, а на экране тем временем с лихим подвыванием проявилась наплывом физиономия телеведущей. Залежи обуви волшебным образом растворились в рисунке основательно набухшей в нужных местах блузки. Щеки дикторши были нарумянены так сильно, что казалось перед эфиром ее отхлестала вся съемочная группа. Лицо ее показалось Михе неуловимо знакомым, но он не удивился и не стал напрягать память. В их маленьком городке гены жителей были накручены так замысловато, что любой незнакомый встречный мог оказаться близким родственником.
Предположительно, обувь была выброшена из ликвидированного Краснодарского магазина, радостно сообщила дикторша, то и дело стреляя глазами куда-то вниз и влево, Стоимость обуви, найденной жителями под Северным мостом, оценивается в полтора миллиона рублей.
Миха присвистнул, Катя засопела носом.
А теперь о погоде на неделю
Ну чего пнем стоишь? крикнула Катя, развернувшись к Михе всем телом.
А чего надо-то?
Ехай в Краснодар, чудила! Мымра сказала, Катя махнула пультом в сторону телевизора, Что там под мостом выставочные образцы, на одну ногу, понял нет? Нафиг никому не нужны, а тебе калеке одноногому до конца жизни можно обувку справить!
Да как же я? Миха пожал плечами.
Звони дружкам, сделай хоть что-нибудь уже! крикнула и уставилась в экран, словно Михи уже и не было в комнате.
Миха постоял немного, слепо глядя на мелькающие в телевизоре картинки и, стараясь не стучать костылями, вышел из зала. Вернулся на кухню, где отчаянно пахло лаврушкой и скисшим мусором. Набрал первый пришедший на ум номер.
Обувь под мостом? удивился Саня Серпов, его одноклассник. Голос звучал глухо, словно он лежал своей жирной щекой на трубке, Под каким?
Под Северным, напрягши память ответил Миха.
Их там два Северных, пробубнил Саня с интонацией штурмана, прокладывающего маршрут.
Доедем до ближайшего, там видно будет, Миха затаил дыхание. Он не знал, кому еще можно позвонить, кроме Сани.
А тот молчал.
В тишину вторгся еле различимый электронный писк. Прервался, пискнул еще несколько раз отрывисто и затих.
Засветло пожалуй не доберемся, наконец сказал Саня задумчиво, а потом в трубке зашуршало и хрустнуло, Пива после попьем? голос друга прозвучал так громко, что Миха вздрогнул. Словно Саня уже пришел и встал за спиной, поигрывая связкой ключей. В своих любимых трениках и бейсболке, сидящей на голове, как тюбетейка. Миха еле удержался, чтобы не обернуться.
Конечно попьем! обрадовался он.
Похоже, нарисовывался нежданный праздник. И приключение в придачу. Последний раз Миха выезжал из Адыгейска Уже и не вспомнить.
Когда подъедешь?
Саня замычал. Как будто у него дел невпроворот. Потом швыркнул носом. Сказал деловито: Скоро, и бросил трубку.
Дай на бензин! крикнул Миха в сторону зала, С Саньком поедем!
Знаю я твой бензин, ответила Катя, ставя увесистую точку в разговоре.
Не прокатило, весело подумал Миха. У него оставалось еще сто пятьдесят рублей в заначке. На пиво должно хватить.
Все полчаса до приезда Сани, он просидел на скамейке у подъезда. Со стороны сквера доносился запах костра, заходящее солнце било прямо в глаза. Миха щурился, курил и здоровался со спешащими с работы домой соседями. Большинство были дружелюбны. Его по давней привычке жалели, он был не против. Кивал и жал протянутые руки.
Саня подкатил так, будто он на Феррари, а не на проржавевшей девятке. Высунул лицо в окно (скоро не пролезет подумал Миха), кивнул деловой и неприступный, как Джеймс Бонд.
Выехали на трассу. Машина бодро чихала, Саня без умолку болтал, совершенно позабыв про свою высокомерную позу, и это было хорошо. Словно им опять по пятнадцать лет, и они несутся на батиной тачке на танцы. Блеснуло справа Краснодарское водохранилище, появились первые признаки приближения к большому городу. Миха вспомнил время, когда он мечтал сюда переехать, кольнуло под сердцем мимолетное острое сожаление и унеслось с ветром из приоткрытого окошка назад, туда, где и предназначено ему сгинуть.