II. Чечня: на пике пассионарности
Предисловие
Предмет моего небольшого исследования попытка рассмотреть процесс развития чеченского народа с момента его появления на исторической сцене по настоящее время.
Задача: рассмотреть взаимодействие этого народа с окружающими его этносами.
Цель (помимо стремления осветить процесс взросления чеченского общества): показать, что именно взаимодействие с русским этносом является доминантой развития чеченского этноса независимо от чьего-либо желания.
Процесс этот начал разворачиваться в недалёком хорошо освещённом источниками историческом прошлом и продолжает до сих пор разворачиваться на наших глазах всё в тех же рамках перехода чеченского общества из состояния «детства» (через отрочество и юность) в состояние зрелости, сопровождаясь огромным выбросом энергии, неуёмной жаждой деятельности (пассионарный импульс, пассионарный подъём). Это даёт уникальную возможность рассмотреть его (этот процесс) в определённых деталях, не впадая, тем не менее, в скрупулёзную мелочность. И, соответственно, это попытка проследить судьбу той части русского этноса, которая издревле проживала на территории современной Чечни.
Поначалу мне не очень ясно представлялась форма, в которую эта работа будет облечена, но то, что она не будет перегружена ссылками на бесчисленное количество больших и малых исследований, сделанных в разное время талантливыми и просто добросовестными этнографами, историками и этнологами, я знал определённо. Это связано с тем, с одной стороны, что многие уже имеющиеся в этих областях достижения стали аксиомами, авторитетность которых не требует подтверждения. С другой стороны, для того, чтобы сделать необходимые обобщения, укладывающиеся в русло последних открытий в области этнологии, меня вполне удовлетворило то небольшое количество написанных в разное время разными авторами работ, которое я изучил с надлежащим тщанием. Таким образом, я не претендую на особую оригинальность этой работы. Приведённые же мною некоторые уточнения и связанные с ними полемические замечания лишь подкрепляют те диалектически верные выводы, которые, благодаря Л. Н. Гумилёву, стали общепризнанным фактом.
Ещё раз повторю, что цель этой работы состоит в том, чтобы высветить ряд единых во всех случаях закономерностей этноразвития в основном на этапе пассионарного взрыва (в соответствии с теорией Л. Н. Гумилёва) или, говоря иным языком, на этапе перехода этноса из состояния детства в состояние зрелости. Ведь не обладающему диалектическим мышлением человеку, даже если он оперирует гигантской суммой знаний, бывает нелегко понять сущность тех или иных явлений, а более всего процессов. И порицать тут не за что даже специалиста. Образ мышления не у всех одинаков. Но разве это не замечательно?
Подчеркну, что моя работа не носит коньюктурного характера (я делал для этого всё возможное), и в ней нет и малейшего намерения преувеличить или умалить роль, а тем более обелить или очернить, кого-либо из участников процесса этноразвития. В данном контексте я полностью разделяю давно назревшее и очень конструктивное замечание прекрасных учёных М. Блиева и В. Дегоева, сделанное ими по поводу такого грандиозного исторического события, каковым являлась Кавказская война XIX века:
«Чтобы Кавказская война обрела, наконец, давно заслуженный ею статус научной проблемы и перестала служить предметом идеологического надзора или экзотическим сувениром, необходимо отказаться от традиционного отождествления её наружного облика с внутренней сутью. И тогда из-под толщи антиколониального грима проступит её подлинная природа, определяемая формулой: Кавказская война это одна из многообразных локальных вариаций перехода к классовому строю, лишь подтверждающая общие закономерности исторической жизни человечества» [2, с.592].
Так, колониальная политика России на Северном Кавказе в XIX-ом веке и связанное с нею, национально-освободительное движение в данном случае, чеченского народа не являются предметом моего исследования сами по себе. Ведь это лишь одна из сторон этногенеза на уровне сознательного то, во что оформилось в человеческом сознании внешнее проявление этногенеза чеченцев и русских. Глубинная же сущность столь длительного и кровавого события, каковым явилась Кавказская война XIX-го века, состоит в том, что приход России на Северный Кавказ совпал с начальным периодом пассионарного подъёма (взрыва) в тогда ещё разрозненной чеченской среде, явился в решающей степени стимулятором этого подъёма (взрыва) и вывел, по существу, чеченцев на просторы современного мирового развития. Вне подобных событий не родился ни один народ, так или иначе влияющий на общемировое развитие. Именно с энергией такого пассионарного взрыва и именно со стороны чеченского этноса (прочие народы Северного Кавказа находились в иных состояниях этногенеза) столкнулась Россия. Энергия этого грядущего взрыва начала выделяться и растрачиваться уже в XVII-ом веке. Бурление и накал страстей усилились в XVIII-ом веке с приходом на Северный Кавказ регулярных войск русской армии. Сам же собственно взрыв произошёл в веке XIX-ом. И если бы на пути этого взрыва не оказалось такой необъятной глыбы, какой была Россия, энергия его разлилась бы далеко за пределы Северного Кавказа. Но на всё воля Божья, и этот разрушительно-созидательный процесс (разрушалось одно, созидалось другое) бурлил в северокавказском котле пятьдесят лет, где и затих на некоторое время в соответствии с естественными законами волнообразного движения. В наши дни мы наблюдаем очередной мощный всплеск всё того же пассионарного взрыва. Пусть этот взрыв отчасти спровоцирован (сознательное в естественном), но он точно укладывается в рамки закономерностей этногенеза как естественного процесса, не зависящего от человеческого сознания и осуществляемого только по воле Божьей.
Очевидно, что самое беспристрастное и непредвзятое исследование особенно в столь деликатной сфере, которую затрагиваю я проведённое в угоду истине, чаще всего подвержено критике со всех сторон, в то время как написанное из коньюктурных соображений в угоду одной из сторон, преимущественно противоположной стороной и критикуется. Мне хочется верить, что в поисках истины я, если и заблуждался кое в чём второстепенном, то непреднамеренно, и беспристрастность в главном сумел сохранить. Но согласится ли с этим иной небеспристрастный читатель?
1. Важнейший период развития
Как только мы осознаём, что все события, происходящие в жизни любого народа, неизбежно связаны с процессом роста, с процессом взросления этого народа, то есть, с естественными закономерностями развития, свойственными любому живому организму (а именно таковым и является этнос, как часть живой социально организованной природы), мы вполне отчётливо начинаем понимать необходимость, а, следовательно, и неизбежность конкретных событий, соответствующих и сопутствующих каждому определённому периоду взросления этноса. И если охарактеризовать период перехода от родоплеменных отношений к государственным как переход этноса из состояния наивной юности в состояние зрелой молодости, то события, которыми сопровождается этот переход, идентичны в своей сущности везде и всюду, в любое время и с каким бы народом это не было связано.
Различия здесь могут быть только этнокультурного порядка: основной род занятий, особенности быта и одежды, религиозных верований и соответствующих им обрядов и т.п., то есть, быть тем, что является внешней стороной процесса, его декором.
Именно такой период мы и продолжаем наблюдать сейчас в текущей истории развития чеченского общества, хотя длится он уже более 300 лет. Условия проживания в труднодоступной даже сейчас горной местности были крайне удобными для того, чтобы родоплеменные отношения в чеченском обществе сохранялись максимально долгое время, не испытывая серьёзного влияния извне.
Военная экспансия со стороны окружавших Чечню народов не несла этим народам очевидных выгод хотя бы потому, что была неоправданно рискованным предприятием. К тому же, она не могла привести к расселению захватчиков в крайне враждебной для них ландшафтной среде. Они приходили ненадолго и только в относительно доступные районы. Жизненный уклад чеченского общества был вполне самодостаточным и, в условиях слабого взаимодействия с окружающим миром, практически не претерпевал изменений на протяжении нескольких столетий.
Чечня как бы возвышалась над теми бурными историческими страстями, которые плескались у подножия её гор. Набеги же, которые сами чеченцы совершали на прилегающие территории, знакомясь, таким образом, с чуждыми им укладами жизни других народов (как и те, которые организовывали на чеченцев их горские соседи), не могли стать достаточным импульсом для серьёзных изменений в общественных отношениях до назначенной Господом поры.
Известно, что менталитет горских народов сильно отличается от менталитета народов, живущих на равнине. Горцам, связанным родоплеменными узами, добровольно оставить родные горы и уйти на равнину тяжело, а иногда и смерти подобно. Поэтому уровень военной экспансии чеченцев, как горского народа, долгое время был ограничен короткими ватажными набегами на соседей [2, р.3], своего рода слабыми импульсами, лишь подчёркивающими, что где-то в глубине зреет и медленно накапливается энергия, могущая выплеснуться наружу только при определённых условиях.
Подготовить эти условия должно было всеобщее мировое развитие. И, не столкнись в этом регионе геополитические интересы могущественных держав, неизвестно, когда была бы вовлечена Чечня во всеобщий процесс мирового развития, и была бы она вовлечена в него вообще.
Многие горские народы мира и сейчас живут неторопливой жизнью, не меняя своего уклада, своих обычаев сотни лет, и не помышляют о каком бы то ни было влиянии на мировые события. Для этого надо, чтобы горский уклад начал разрушаться под ударами извне.
2. Под флёром преданий (рождение этноса)
Начиная исследование процесса взросления чеченского этноса, я не могу не сказать несколько слов о происхождении этого народа. Надо заметить, что ни об одном народе мы не можем определённо утверждать, что знаем всё о его происхождении. Рождение любого этноса, чаще всего, окутано дымкой неизвестности и таинственности, и, что бы ни говорили о себе те или другие народы, вопрос происхождения у них связан обычно с легендами, сказаниями, мифами, но никак не с ясным и точным знанием. Если же говорить о науке, об этнологии, то если более поздние фазы этногенеза (когда этнос проявил себя в определённой исторической перспективе на ниве взаимодействия с другими народами) оставляют мало места для буйства научной фантазии, то с моментом зарождения (иначе с происхождением любого этноса) связано немалое количество «хорошо» обоснованных и, часто, взаимоисключающих гипотез. Как бы нам этого не хотелось, но мы ничего не можем сказать с уверенностью о моменте появления на свет таких праэтнических общностей как славяне, германцы, тюрки, угро-финны и т. д. Всё только в общих чертах и в общих выражениях. Одним словом предположения.