Стены только еще поднимались, но размеры церкви уже впечатляли. И тут Федор увидел то, что увидеть никак не предполагал. Между окнами первого и второго этажей были выложены клейма по его рисунку с денги 1735 года.
«Не может быть! Федор навострил глаза. Точно, они!»
Обида горьким зельем разлилась по телу.
«Как же так получилось, неужели его опередили, а может быть какой-то лиходей украл у Черепанова рисунок клейма и продал его купцам Пановым?» Ответа Титов так и не узнал. Подумав, он решил, раз Василий Черепанов рисунок одобрил, то так тому и быть, строить надлежит по старым чертежам, и пусть на соседних церквях будут клейма похожие, все одно выглядеть будет по иному, сделал выверт в другую сторону и, пожалуйста, другой рисунок.
В 1780 г. в Тотьме строили две разные церкви с подозрительно похожими клеймами между окон, что было для купецкого гонора весьма чувствительно. Горожане недоумевало. Купцы Пановы молчали, а Василию Черепанову было не до украшений храмовых стен. Он тяжело болел весьма тяготился заботами о строительстве, часто поручая дела своей жене Матрене Ивановне.
Кирпич для строительства храма
Максим Титов шел по Тотьме в сторону торговой площади. Отец наказал ему прицениться насчет кирпича и особенно поглядеть, нет ли в продаже у кого узорных подпятных кирпичей. Строительство стен было в самом разгаре и крестьянишки, поставлявшие кирпичи, не справлялись с подвозкой материала. Подпятный кирпич в строительстве играл особую роль, из него выкладывали украшения стен клейма. Мастера заранее делали несколько разновидностей фигурных плинф[4], из которых потом и выкладывали разные клейма. Формы для такого кирпича делали по-особому: глину в них наминали пяткой ноги, отчего изделие именовали подпятным.
Сольвычегодские мастера не признавали лепнину, как нечто недолговечное, они выкладывали узор как часть стены. В нужных местах крайний кирпич клали особой формы размера, чтобы выступал наружу. Следующий ряд навсегда вжимал его в стену. Дальше помещали следующий подпятный кирпич, так получался узор. Клейма Федор Титов делал самолично, понимал, что в них половина красоты будущего храма.
Среда в Тотьме торговый день. Крестьяне из разных мест привозят на рынок свои товары: кто горшки, кто железные изделия, кто тканую сукманину и пестрядь. Для удобства у каждого свой ряд. Кирпичных дел мастера стоят рядом с гончарами, сходная работа, только грубее и тяжелее.
Летом спрос на кирпич в Тотьме большой и продавцы, демонстрируя товар, заключают контракты на будущее время.
В торговом деле принято рядиться, т. е. сбивать цену. Но когда материала не хватало, никто из каменщиков гонор не показывал, соглашались на ту цену, которую предлагал владелец товара. Все равно с поставкой, особенно больших партий часто случалась неуправка. Поэтому возведение стен растягивалось на годы.
Увидев нужный размер, Максим подошел к хозяину кирпичей и приценился. Мужик просил по пяти рублев за сотню.
Не лишку ли требуешь? покачал головой Титов.
В самый раз, ответил продавец, кирпич самолепный, крепкий, век износу не будет.
Беру три сотни за червонец! предложил покупатель.
Ну что ты, паря, грабишь! Где ж это видано, чтобы такой поход[5] делать?
Не жмись, православный, не куда-нибудь кирпич беру, на церковь Божью.
На которую это?
На Зелене.
А, знаю, черепановская. Господа Черепановы, сказывают, тыщу рублев отвалили на постройку, хватит на все и еще останется.
Что мелешь, придумки все это! Черепанов Степан, да, говорят, был щедр, а теперь брат его управляет, Василий. Он другого складу ума, лишнее не передаст, строим в скудости, копейку кроим, да что там копейку, Василий Черепанов указал за каждую денгу с нас сыскать, ежели что не так.
Лютует, протянул мужик, говорят раньше-то Черепановы тоже были из крестьян, а теперь господа купцы.
А ты поезжай за море-окиян бить зверя, никому не заказано, перезимуй там три зимы, оборонись от врагов, коим несть числа, вот тогда и разбогатеешь, если не помрешь.
Нет уж, лучше мы туточка, у печи будем делать кирпичи!
Вот то-то и оно, и нечего чужому богатству завидовать.
Да ты, гляжу, не за купецкое ли добро заступник?
Я за свою копейку радею, у нас артель, каждому в день по гривне подай заработка, да материалам расход, как ни крути, что ни неделя то, червонец выкладывай, а Василий Черепанов, ох как до отдачи червонцев скуп, а теперь, когда заболел, мы вообще не знаем с кем дело иметь будем, сынишка у него малолетний еще, получается, что жена главнее всех.
Слушай, паря, а чего это ты все про червонцы? Золотом заплатить хочешь?
Бог с тобой, это я так для красного словца, червонец слово баское, людям по нраву, а так платим, как все, медной российской монетой.
Ну, протянул мужик, медяками будет без походу. Да где ж у тебя казна?
Все при мне.
Врешь?
Не вру.
Тогда кажи.
Вот, Максим Титов достал из камзола бумагу, ассигнат[6] на 25 рублев денег. Могу разменять на монету.
Дай глянуть, слыхал я про бумажные денежные знаки, а видеть не видывал.
Мужик взял в руки ассигнацию, с уважением стал разглядывать бумагу.
И что, это можно разменять на червонцы?
Конечно, если конечно у кого золото сыщется.
От золота одни беды, давай серебром, и бьем по рукам.
Максим отправился менять ассигнацию. Обошел все, что можно, нигде не дают размена. Потом по знакомству у одного торгового разменял бумагу на медные деньги и то потому, что тот ехал в Вологду, и медь ему было везти несподручно.
Двадцать пять рублей медью потянули на полтора пуда[7]. Купец достал пять увесистых мешков.
Считай!
Титов хотел было поверить на слово, но, помня, что «денежки любят счет», принялся пересчитывать тяжелые пятаки с вензелям императрицы Екатерины Алексеевны.
Он знал эту монету с детства. Большая, тяжелая, весом без малого четыре лота[8]. Ее начали чеканить в 1763 г. вместо медных гривен царя Петра Федоровича. Торопились, прямо поверх старой монеты били новую. На гривнах с одной стороны орел, с другой пушки, барабаны и знамена. На новых пятаках тоже орел и вензель императрицы. Вот только иногда при чекане то заготовку подставят криво, то ударят слабо, и среди пятаков Екатерины нередко бывали такие, где два рисунка, старый и новый, и не поймешь, что за беда!
В народе пятаки уважали, сурьезная монета, вес имеет. Ежели скопить надо, откладывали пятаками. Даже игра появилась один в руке зажмет пятак и говорит: «Орел или решка?» Надо угадать. Потом пальцы ладони разомкнет и смотрят, ежели кверху орлом лежит, значит «орел», а ежели вензелем значит «решка», ну т. е. решето. Мало кто из крестьян понимал, что значат эти иностранные буквы, соединенные между собой. Переплетение чем-то напоминало решето, вот и прозвали эту сторону монеты «решкой».
Титов младший пересчитал пятаки, все верно. Но как унести казну? Вес немалый. Максим пожалел, что не взял лошадь.
Пришлось складывать деньги в кожаные мешки и тащить на себе через плечо.
Крестьянин, торговавший кирпичом, уже собирался домой, когда Титов приволок ему деньги за материал.
Вижу, паря, что не соврал, ассигнация выходит действительно настоящая. Только вот нетути у меня кирпича более. Все расторговал.
Максим был вне себя от злости, столько трудов, и напрасно.
Не тушуйся, паря, похлопал его по спине мужик. У меня дома есть, жарим ежедень, глины у нас в волости знатные, кирпич привезу завтра, коли не передумал.
Ну тогда и деньги завтра!
Нет, мил человек, деньги давай сейчас, мне так сподручнее. Ты не тушуйся, я не обману. Звать меня Кузьма Петров сын, любого на торгу спроси, все про меня ведают, и никто тебе слова худого не скажет.
Максимке очень не хотелось тащить домой полтора пуда меди и он нехотя согласился.
Сколько денег в мешке?
Пять рублев в каждом.
Скидывай три мешка, я дома сочту без обмана.
Так за червонец же рядились?
Это ежели бы ты серебром дал, то за червонец, а медью надо полную цену платить.
Бог с тобой, скряга, махнул рукой Титов и отдал крестьянину три мешка с деньгами из пяти. Плечу стало гораздо легче.
Подвести тебя, любезный? спросил торговец.
Не надо, я сам дойду, не тяжело теперь.
Ну как знаешь, куда завтра привозить, на Зеленю?
Туда.
К полудню подъедем.
Обожди-ка, вдруг вспомнив еще одно отцовское поручение, спохватился Максим, а подпятный кирпич можешь сделать?
Отчего же нет, какой надо такой и вытолкаем, в печи обожжем, износу не будет.
Завтра, как обычный кирпич привезешь, татя мой скажет, какой надобно для клейм изготовить.
С превеликим удовольствием, мы уже делали такой на Вожбале для церкви и тут в Тотьме, знаем, не оплошаем, однако.
Максим пошел назад. Он понимал, что отец не похвалит его за то, что отдал деньги под честное слово, но с другой стороны, сам и виноват, что не отложил товар. «Ну да ладно, Бог не выдаст, свинья не съест. Зато нашел мужика, который подпятный кирпич изготовит, тоже дело важное» думал про себя парень.