Одним из важнейших источников распространения музыкальной культуры в Москве была «Горбушка». Это стихийная ярмарка, возникшая сперва как клуб филофонистов в фойе ДК имени Горбунова, а потом разросшаяся на прилегающую территорию и парк. Там можно было купить все самые актуальные записи на кассетах и на виниле. Там же из-под полы продавалась рок-атрибутика, и, что важно, во второй половине восьмидесятых за торговлю на «Горбушке» уже не гоняли. А раньше там были регулярные ментовские облавы и можно было получить реальные проблемы, вплоть до уголовки. Официально записи в страну не ввозились, и люди покупали винилы (компакт-диски тогда еще не изобрели) во время заграничных командировок. Причем не обязательно даже было ездить в капстраны. В Венгрии, Югославии и Польше все это было. В этих странах практически не действовала советская музыкальная цензура, несмотря на то что они находились в зоне политического влияния СССР. Например, группа Iron Maiden во время мирового тура 1984 года с вызывающим названием World Slavery Tour отыграла восемь концертов в социалистических странах: Польше, Венгрии и Югославии. Видимо, хватка полуживого Константина Черненко уже слабела. Но советские меломаны все равно ждали первых мировых звезд еще пять лет, когда в «Лужниках» прошел Moscow Music Peace Festival.
Когда мне было лет десять, мы с мамой были в гостях у нашего родственника, который работал в КГБ, рассказывает Дмитрий Спирин. И я увидел на полке кассету группы KISS. Это был какой-то пакистанский бутлег. Он прислал ее своей дочери, моей тете Свете, из Афганистана, где работал по линии своей конторы в ограниченном контингенте советских войск. Паки просто скомпилировали альбом из случайных треков и поставили какую-то фотку на обложку. Как я узнал позже, такого альбома в официальной дискографии KISS даже не существовало. Эта кассета стояла на полке совершенно открыто, без стеснения и палева. А группа KISS, несмотря на их вполне безобидную музыку, тогда считалась едва ли не самым вредным, что может быть для советского человека, и тем более школьника. Реальная запрещенка, практически «Майн кампф». Я тогда еще подумал, что это какая-то очень странная ситуация. Сотрудник КГБ, который по идее должен бороться с этой музыкой, держит KISS в домашней коллекции. Я попросил эту кассету на время, но дико очковал включать ее дома, потому что мой магнитофон периодически жевал пленку. Мне становилось плохо от одной мысли о том, что ее может зажевать. Поэтому мы с пацанами собрались дома у одного друга, имевшего более надежную технику, и устроили коллективное прослушивание. Первая мысль это некоторое разочарование от несоответствия лайтового содержания песен агрессивному образу музыкантов.
Кутузовский проспект и район Давыдково, где жили герои этой книги, отличался феноменальной концентрацией панк- и рок-движухи. Казалось, что тут в каждом дворе была своя доморощенная группа, а неформальный прикид никого не шокировал, будто это и не Советский Союз вовсе, а какой-то культурный заповедник. На Кутузовском традиционно селилась партийная номенклатура, а в Давыдково жили сотрудники дипломатического корпуса, журналисты-международники и тому подобный контингент со своими семьями. Соответственно, эти люди имели возможность выезжать в капиталистические страны, а некоторые жили там по многу лет. Те же Александр Иванов и Максим Кочетков из группы «НАИВ» вообще родились и до пятнадцати лет прожили в Нью-Йорке. Соответственно, такие люди имели доступ к мировой культуре и как передатчики транслировали ее на свое окружение. Скорее всего, этим и объясняется такая продвинутость районов Кутузовского и Давыдково.
К началу девяностых, когда парни открыли для себя панк, эта музыка уже отчетливо докатилась до Советского Союза. Группы Sex Pistols к этому времени не существовало уже десять лет, но для страны, которая все эти годы жила в культурной изоляции, это ничего не значило. Сид Вишес и компания были очень почитаемы в меломанских кругах. Кроме того, стали популярными советские группы, которые вдохновлялись этой музыкой: «Чудо-Юдо», «Ва-Банкъ», «Автоматические удовлетворители», «НАИВ», уже успевшие к тому моменту выпустить свой дебютник Switch-Blade Knaife, и другие.
Помимо музыкальных пристрастий ребят объединяло нежелание служить в рядах вооруженных сил. Ну, почти всех. Для творческой интеллигенции, да и вообще для молодежи начала девяностых, косить от армии считалось социальной нормой. С приходом перестройки и гласности средства массовой информации открыто заговорили о дедовщине в армии. Все узнали, что в мирное время солдаты теряют здоровье, а порой и жизнь от издевательств со стороны своих же сослуживцев. Плюс еще не нужная никому война в Афганистане. Все это диким образом подрывало боевой дух юношей призывного возраста и обостряло у них хронические и свежеприобретенные заболевания.
Помимо музыкальных пристрастий ребят объединяло нежелание служить в рядах вооруженных сил. Ну, почти всех. Для творческой интеллигенции, да и вообще для молодежи начала девяностых, косить от армии считалось социальной нормой. С приходом перестройки и гласности средства массовой информации открыто заговорили о дедовщине в армии. Все узнали, что в мирное время солдаты теряют здоровье, а порой и жизнь от издевательств со стороны своих же сослуживцев. Плюс еще не нужная никому война в Афганистане. Все это диким образом подрывало боевой дух юношей призывного возраста и обостряло у них хронические и свежеприобретенные заболевания.
Первым пошел Юрий Ленин. Кстати, Ленин это реальная историческая фамилия. Его семья родом из северных губерний, где Ленины не редкость. У Юры был очень требовательный отец, и парень с детства находился под постоянным прессингом, который вступал в диссонанс с его свободолюбивой натурой. Может, от этого, а может еще от чего, у него периодически в школе кружилась голова и даже случались обмороки. Эти факты неоднократно фиксировала школьная медсестра, и когда Юру вызвали в военкомат, то он рассказал об этих симптомах. Его направили на обследование в неврологическое отделение больницы 51, а дальнейшее уже было делом техники. Главное было всегда помнить о тяжести заболевания, полностью отдаться ему, отчаянно слившись со своим тревожным анамнезом. После Ленина в этой больничке перебывала практически вся кутузовская туса.
У нас, косарей, была развлекуха по ночам. Мы катались по этажу на инвалидных колясках, рассказывает Юрий Ленин. Делать нечего, а кровь по организму гонять надо. В больнице было невероятное количество тараканов, и игра заключалась в том, чтобы, включив в кухне свет, резко влететь туда на коляске. Кто успел раздавить наибольшее количество тараканов, пока они не разбежались, тот и победил. На почве этого меня вштырило, и я чуть ли не сидя в инвалидном кресле нафигачил в блокноте текст для песни «Четыре таракана».
Вообще, музыку для «Четырех тараканов» Ленин почти в ноль слизал у Twisted Sister, рассказывает Денис Рубанов. Там припев как в песне Were Not Gonna Take It, только быстрее. Плагиат полный.
Пару раз я сбегал из больнички на репетиции, продолжает Юрий. Там была хитрая система подземных переходов. Так что если знать места, то можно было потихоньку прокрасться в больницу в любое время суток. Ко мне даже по ночам пацаны с девчонками приезжали в гости. Проставлялись санитарам и медсестрам и тусили. Мы спалились только раз, когда один медбрат крепко перебрал и уснул в туалете для врачей. Там его и нашел заведующий по отделению. Он тогда на меня настучал, но все обошлось. Я все же получил свою отсрочку на пару лет. Потом должен был перекомиссовываться, но это уже другая история.
Прослушивание в «Рок-лаборатории» прошло неожиданно успешно. Жюри и собравшаяся в малом зале ДК Горбунова туса проперлись от коллектива, игравшего быстрый панк-рок. Парни получили свой билет на «Фестиваль надежд», на котором и определяются коллективы, которые в этом году попадут в «Рок-лабораторию».
Руслан Ступин, гитарист группы «НАИВ», член жюриВсе, что тогда называлось панк-роком в Москве, это было больше похоже на хардкор. А «Четыре таракана» играли британский панк-рок образца середины семидесятых. Очень сыро, но очень нагло. И Ольга Опрятная из «Рок-Лаборатории» говорит: «Я что-то не понимаю. Барабанщик сбивается, не могу так воспринимать». И тогда она попросила Антона Якомульского из «Ногу Свело!» сесть за барабаны. Он вышел на сцену, занял место Рубана и задал простой роковый бит. Парни заиграли, и сразу стало все понятно. Тогда Опрятная приняла решение принять их в «Рок-лабораторию».
У Дениса была небольшая проблема с ровностью игры, рассказывает Ленин. Если Спирин, Димка и я худо-бедно в ноты попадали, то Рубан плавал так, что это было очень сложно воспринимать. Когда вышел Антон и мы с ним сыграли трек «Четыре таракана», сразу заиграла музыка, все встало на свои места, и народ начал биться головами о стулья.
У каждого из нас были какие-то свои проблемы с техникой, говорит Дмитрий Воробьев. Кто-то не сильно разбирался в аккордах, кто-то еще где-то недотягивал, но, когда мы играли вместе, это было не так заметно.
Они хотели, чтобы Якомульский вместо меня играл на «Фестивале надежд», продолжает Денис Рубанов. Меня это, конечно, расстроило, но Антон поступил хорошо. Он сказал, что позанимается со мной, чтобы я смог сыграть сам. И я стал ездить на базу к «Ногу Свело!», заниматься с ним.