Лида, скажи Вовке и Серёжке, чтобы отстали от меня, сказала я ей сидя на скамейке у её дома.
Чё ты пацанов отшиваешь? Нормальные ребята, с усмешкой взглянула она на меня, поправив на переносице модные большие очки с толстыми линзами. Через линзу меня просверливали зрачки тёмно зелёных глаз. Она всегда носила очки. И без них было трудно её представить.
Мы сидели на скамейке под её окнами.
Конечно, нормальные. Я ничего не имею против. Просто у меня замялась я, не зная, как назвать Андрея, есть друг. Летом познакомились.
Ну и что? Он же не здешний. Выбирай Вовку или Серёгу. Твой кореш там, кто- то из наших- здесь, продолжала она.
Я так не могу, от неожиданности такого предложения залепетала я.
Чё ты хочешь- то?
Скажи им, что у меня есть друг.
Сама скажи.
Как? Они же не общаются со мной сейчас. Написали дурацкие письма и всё. Витька Долгов сказал, что ещё раз будут драться, как всё успокоится.
Знаю, как они метелились на стройке. Кто- то из мужиков их растащил и по домам развёл всё ещё усмехаясь, сказала она, и добавила, Ладно. Скажу.
Что и как сказала соперникам Лидка, я не знаю. Но они оставили меня в покое, и только иногда задирали меня по поводу и без повода, называя моего друга «Диван».
Андрею про все эти события я писать не стала. На зимние каникулы он звал меня к себе в гости. В ожидании поездки проскочили осень с дождями и ветром, наступила холодная серая забайкальская зима. Само собой разумеется, что я не могла приехать к нему, но приехать к тётушке было вполне возможно. Заранее я начала упрашивать маму, что бы отпустила меня к тёте Ане на Новый год. И мама, и отец знали о моей переписке с Андреем. И совершенно спокойно к этому относились, иногда даже, иронизировали, над количеством, купленных мною, конвертов для писем. Папа говорил, что за всю армию столько не написал, сколько мой друг за месяц. Огорчало только то, что тётушка без особого энтузиазма откликнулась на мою просьбу приехать к ней на праздник. У неё вполне могли быть свои собственные планы. Как оказалось, она давно спланировала встретить Новый год со своей давней приятельницей и мы, мягко говоря, немного рушили её планы. Андрей с сожалением принял это известие, но настойчиво попросил приехать на школьную ёлку, которая была за несколько дней до Нового года. В конце концов, всё уладилось и мы с сестрой Наташей поехали к тётушке в гости. Запомнилась та поездка тем, как Андрей знакомил меня со своими одноклассниками, пригласив на вечер в школу. Среди одноклассников был Саша Дёмин, симпатичный парень, который сыграл в дальнейшем очень важную роль в наших с Андреем отношениях. Вечер был милым, непривычно церемонным. С моими одноклассниками трудно было представить себе подобное. Мы танцевали, играли в забавные игры, проводили конкурсы. Андрей был в центре внимания, девчонки строили ему глазки, но он был со всеми предельно вежлив и сдержан. Его обворожительная улыбка и интерес были обращены только ко мне, что доставляло мне неслыханное удовольствие. В качестве новогоднего подарка он преподнёс мне оригинальную брошь в виде сердечка.
Почти через полгода после нашего знакомства, в одном из писем Андрей написал такие строки: «Я полюбил тебя сразу, как только увидел во дворе тётиного дома среди какой-то малышни. Ты показалась мне Белоснежкой среди гномов. Взгляд твоих, то ли зелёных, то ли голубых глаз, с тех пор не даёт мне покоя ни днём, ни ночью. Кстати, я до сих пор не знаю, какого цвета твои глаза! Мне кажется, что их цвет зависит от твоего настроения, погоды, одежды. Я люблю тебя! Я очень тебя люблю! Я всегда буду любить тебя. Я готов поклясться в этом всему миру», писал он. Это письмо я долго хранила и носила с собой, как оберег, как охранную грамоту. Оно помогало мне забыть о своих проблемах, избавило меня от разных комплексов. Меня любили. И это делало меня счастливой.
Хорошо запомнился ещё один день из той жизни. Была осень. Хмурая и промозглая. Училась я в ту пору в девятом классе. Предшествовавшее событию лето прошло довольно забавно. Я пыталась поступит в театральное училище. В школе я училась хорошо. Любила литературу, историю, математику. С юных лет, неизвестно почему, появилась тяга к искусству- театру, балету. Увидеть всё это я могла только по телевизору и не пропускала ни одной постановки спектаклей, передач о театре и искусстве, слушала по радио «Театр у микрофона». Ни с кем не делясь своей мечтой, грезила театральными подмостками. Все школьные годы ходила на всевозможные театральные кружки, принимала участие в разных постановках и представлениях. Играла и Марину Цветаеву, и строгую учительницу, и, конечно, снегурочку в новогодних сказках, и Золушку, и Ягика- внука Бабы-Яги. С большим интересом занималась в «Народном театре» при Доме культуры, руководил которым удивительный по тем временам мужчина-женщина Пётр Михайлович Мешков, которого за глаза звали тётя Петя. Человек- необычный и незаурядный. В театре было много взрослых людей и нас малолетних брали на небольшие эпизодические роли. Пётр Михайлович поражал меня необычным видением многих привычных вещей. Суть многих изучаемых по школьной программе пьес, нам преподносили не так, как трактовал их нам наш режиссёр. Его редкое дарование вскоре было кем-то замечено, и он уехал по приглашению куда-то на запад. Я обожала этого человека за талант, удивительную пластику, лёгкость перевоплощения, высокую культуру общения. Увлечение театром после восьмого класса привело меня в Иркутское театральное училище. Удивляюсь до сих пор тому, как моя мама отважилась отправить меня вдвоём с подругой на «край света». От станции, где я родилась и жила до города Иркутск двое с половиной суток езды на поезде. Если учесть, что дальше тётушки, где я познакомилась с Андреем, я самостоятельно никуда не выезжала.
Хорошо запомнился ещё один день из той жизни. Была осень. Хмурая и промозглая. Училась я в ту пору в девятом классе. Предшествовавшее событию лето прошло довольно забавно. Я пыталась поступит в театральное училище. В школе я училась хорошо. Любила литературу, историю, математику. С юных лет, неизвестно почему, появилась тяга к искусству- театру, балету. Увидеть всё это я могла только по телевизору и не пропускала ни одной постановки спектаклей, передач о театре и искусстве, слушала по радио «Театр у микрофона». Ни с кем не делясь своей мечтой, грезила театральными подмостками. Все школьные годы ходила на всевозможные театральные кружки, принимала участие в разных постановках и представлениях. Играла и Марину Цветаеву, и строгую учительницу, и, конечно, снегурочку в новогодних сказках, и Золушку, и Ягика- внука Бабы-Яги. С большим интересом занималась в «Народном театре» при Доме культуры, руководил которым удивительный по тем временам мужчина-женщина Пётр Михайлович Мешков, которого за глаза звали тётя Петя. Человек- необычный и незаурядный. В театре было много взрослых людей и нас малолетних брали на небольшие эпизодические роли. Пётр Михайлович поражал меня необычным видением многих привычных вещей. Суть многих изучаемых по школьной программе пьес, нам преподносили не так, как трактовал их нам наш режиссёр. Его редкое дарование вскоре было кем-то замечено, и он уехал по приглашению куда-то на запад. Я обожала этого человека за талант, удивительную пластику, лёгкость перевоплощения, высокую культуру общения. Увлечение театром после восьмого класса привело меня в Иркутское театральное училище. Удивляюсь до сих пор тому, как моя мама отважилась отправить меня вдвоём с подругой на «край света». От станции, где я родилась и жила до города Иркутск двое с половиной суток езды на поезде. Если учесть, что дальше тётушки, где я познакомилась с Андреем, я самостоятельно никуда не выезжала.
Условия проживания в училище были ужасающими. По причине карантина, нас поселили не в общежитие, а в спортзал. Где каждому абитуриенту предложили мат, вместо кровати, покрывало и подушку. Человек около ста ютились в одном помещении: девушки- на одной половине, юноши- на другой. Ходить приходилось в буквальном смысле по головам. Никто между собой не общался, тяготясь своим скотским положением. Всех утешала великая мечта стать Артистом. Представьте себе картину: огромный зал, освещённый дневным светом из окон, находящимися под потолком. На полу ровными рядами, как кровати в военном полевом госпитале, лежат маты. На матах в разных позах сидят, лежат, заткнув руками уши, молодые и не совсем молодые юноши и девушки, и что- то бормочут себе под нос. Это ещё и ещё раз повторялись монологи, стихи, басни. Открыв на минуту уши, можно было услышать ровный гул, похожий на звук огромного пчелиного роя. Перекусить можно было только на улице, в кафе за углом. На первом же прослушивании мою подружку, по причине маленького роста, перевели в группу травести, она страшно разобиделась на всех и начала собираться домой. На следующий день настала моя очередь прослушивания. Меня долго пытали и так и эдак. Я читала монолог Екатерины из «Грозы», басню «Заяц во хмелю», изображала голодную собаку с костью. Но результаты меня уже не волновали, потому что одной, без подруги, мне в этом заведении совсем не хотелось оставаться. Светка в это время поехала за билетами на обратный путь.
Двое суток по пути домой мы не разговаривали. Не стали общаться и по приезду домой. В школу Светка больше не вернулась, а я пошла в девятый класс. С тех пор мы больше ни разу не встречались. В сентябре я узнала, что была в списке прошедших первый тур. До сих пор очень горжусь этим. Всё оставшееся от летних каникул время, я томилась в непонятной тревоге, ожидании. Часто грустила от того, что Андрей уехал на всё лето к брату в Ленинград, куда он переехал после окончания московского вуза. Писал письма оттуда, высылал фотографии, глядя на которые, я осознавала, какая между нами пропасть. Мне Ленинград казался недосягаемым Марсом. Вернулся он из Питера уже под осень, поэтому встретиться нам не довелось.
В тот день я шла из школы. Медленно, как во сне, брела по улице, спрятав подбородок под ворот пальто, но ветер проникал, казалось всюду. Идти надо было всё время вверх. Две улицы. Стараясь идти по обочине, я то и дело вынуждена была выходить чуть ли на середину довольно узкой улицы, где друг за другом стояли невзрачные домишки. Конечно, такую оценку я могу дать им уже сейчас, когда побывала в европейской части нашей страны, за границей. Редко какое жилище из забайкальских, можно было тогда назвать красивым. Обычно дома представляли собой четырехстенные избы. Размеры домов были довольно скромные. Внутренняя планировка обычно представляла собой большую комнату поделённую перегородками на небольшие клетушки, игравшие разную роль. В каждом доме, конечно же имелась печь, и окна, выходящие на две- три стороны. Чаще всего дома не окрашивались. Разве что наличники или ставни на окнах, которые немного украшали серые фасады. Заборы высокие, дощатые, тоже серые и однообразные.