Мой Иван Алексеевич «раскололся» вчера, когда мы с Натальей подняли тревогу, в милицию хотели идти, в розыск подавать. Он, представь, знал! Всплеснула руками Лариса и села, смягчившись ко мне. Поверила, что я не знала, что их Алёша она продолжила, положив на мой стол заваленный историями ладонь. ох, вера, дай воды попить, сердце выпрыгивает, давление, наверное, поднялось Парень документы забрал из института, учиться не едет, а мой Словом, «помог» внуку!
Помог?! Так сколько уже он там?! я похолодела, но поднялась, чтобы налить ей «Боржоми». И Татьяна, хороша тоже, не написала ничего!
Три недели с лишним! серые Ларисины глаза снова мечут молнии, будто я виновата. Опять виновата перед ней, как было когда-то, когда Юля «заморочила» её Кирилла, как она выразилась тогда.
Осподи у меня ноги подкосились, хорошо, в моём кабинете были.
Что делать теперь? Ехать надо, возвращать их!
Я посмотрела на неё:
Что теперь ехать? обречённо проговорила я. Поздно, если он туда до неё добрался В институт не поехал, что теперь Всё худшее уже случилось, устало проговорила я. Я так и знала, говорила Юле, только хуже будет, если их разлучить, только подстегнёт Кирюшка, небось, вот так на край света не поехал бы, а, Ларис?
Она села тоже вздохнула.
Не поехал сказала она. Но тоже, знаешь Со свадьбы едва не сбежал Но, ты права, Кирюшка и вполовину не такой, как Алёша. Этот сильнее, горячее, больше душою, чем отец. Кирилл проще, он как все, но Алёша не такой. Он Лариса посмотрела на меня и вроде даже улыбнулась: а, знаешь, я рада, что это твоя Лена. Мне она понравилась. Очень. Только я надеялась, погодят немного, хотя бы курса до третьего Он ведь, между прочим, ни с одной девочкой ещё не дружил.
Вот как?.. Поэтому всё так Никакого разбега, никаких «репетиций» Наша-то тоже домоседка-мечтательница, книжки, телевизор. Подружек, и тех, можно сказать, нет. А парнишки только издалека и вздыхали, по телефону звонили, молчали. А то бывало, музыку включат я посмотрела на Ларису. Мы знакомы больше двадцати лет, и удивительно, что вот так разговариваем уже во второй раз в нашей жизни. Может, судьба им? Родители не смогли, так они вот
Лариса вздохнула, помолчав, спросила:
Как Юля?
Рожать в конце месяца, внука ждём теперь.
Ну да Я видела её на Выпускном, с мужем. Она ещё красивее стала.
А как Кирилл? спросила я в свою очередь.
Сыт, пьян, нос в табаке. Поездки заграничные, зарплата Хорошо всё внешне, но знаешь Как-то всё Эта жена его
Я засмеялась. Но Лариса вскинулась немного:
Что ты, ты думаешь, я из ревности материнской? Нет. Просто Он не любит её. Из выгоды женился А теперь Словом, за всё надо платить. Но, она вздохнула, улыбнувшись, у каждого своё счастье, он хотел материального, он его получил. Юля-то как с этим мужем? Любит его?
Я пожала плечами, разве у Юли что поймёшь?
Рожает, любит, должно быть. В сорок-то мало кто решится.
В октябре открывают подготовительное отделение в мединституты при нашем Н-ском пединституте, собеседование будет в первых числах октября. Это я сказала Ларисе, и сказала, что написала об этом Татьяне, стало быть, скоро дети вернутся.
Правнука нам с тобой не сделали там? вздохнула Лариса, ей-то легче, их парень, девчонка наша, ох нам и хлебать полной ложкой, если что Юля со свету меня сживёт
Теперь, как Бог даст, сказала я. Что мы сделаем?
Что ж делать прикажешь, Лёля?! Обвенчать вас, что ли в местной церкви? начала горячиться я
Этим утром я застала их в кухне вместе. Спали как ангелы, только не бесполые, увы Шагал и Боттичелли будто смешали стили, кисти в одном полотне: едва прикрытые простынёй, юные, кудрявые, заснули, прижавшись друг к другу, как застиг Морфей. Очень красивая картина, если бы я была готова её увидеть Но меня вынесло из кухни ветром, едва я вошла.
Алексей во дворе увидел меня:
Ты чего? Побледнела Чё такое?.. Нехорошо?
Я приложила руку к быстро, прыгая, бьющемуся сердцу, садясь на скамейку:
Да Я не знаю, Лёша Они там спят вместе.
Он покачал головой, сел со мной рядом:
Сморило, значит, не успела уйти назад. Удивляюсь, как до сих пор мы их не застигли ни разу, как я давеча в саду Ты посиди, Танюша, Алексей взял меня за руку. Не расстраивайся так, что теперь
Но я не могла не поговорить с Лёлей, когда они, наконец, встали и вышли с кухни, умываться, завтракать, смущённые и молчаливые, поняли, что мы теперь всю их тайну раскрыли. А потом мужчины отправились топить баню, сегодня суббота банный день.
Но я не могла не поговорить с Лёлей, когда они, наконец, встали и вышли с кухни, умываться, завтракать, смущённые и молчаливые, поняли, что мы теперь всю их тайну раскрыли. А потом мужчины отправились топить баню, сегодня суббота банный день.
Вот я и спросила внучку, что мне теперь делать.
Зачем венчать? Что, обязательно жениться? Лена подняла глаза на меня.
А ты как предполагаешь? я удивилась ещё сильнее.
Теперь что совсем уж другие времена? Все эти «маленькие веры» Мне стало нехорошо. Я не ожидала современного цинизма в Лене
Бабушка, ты что? она заметила мою растерянность и как я, ослабев коленями, опустилась на стул.
Ты Хочешь сказать, что это у вас так несерьёзно?..
Лена покачала головой, взволнованно:
Очень серьёзно, ничего серьёзнее не может быть никогда.
Тогда как же не жениться? Не понимаю
Ну, зачем жениться? Все разводитесь. Любили-любили и развелись. Я не хочу разводиться. Я хочу всегда быть с Лёней и всё. Без всяких дурацких свадеб.
Я смотрела на неё, не веря ушам:
Это он, Лёня придумал?
Нет. Я не хочу.
Все девушки мечтают о свадьбе.
Значит не все. Я не мечтала никогда.
А дети? Или ты и детей не хочешь?
Без детей нельзя прожить жизнь, всё равно, что никогда самой не родиться, сказала моя странная внучка.
Тогда как? Не понимаю.
Бабуля, будем ждать детей, тогда и подумаю, она улыбнулась, подошла и обняла меня, прижавшись, к моей голове своей милой головкой. Прости, что ты увидела нас утром
Что теперь Спите вместе, хватит в окна лазать, как воришки. Всё равно дед раскрыл вас ещё две недели назад. В саду видал я вздохнула. Да Вера прислала письмо. Там у вас подготовительное отделение открывается, в первых числах октября собеседование, ехать вам надо. Или поступать, может, тоже не нужно уже? Раз такие дела?
Да ты что, бабуля? Профессия это главное, всё в жизни прикладывается к тому, кто ты.
Я смотрела на неё, на мою взрослую внучку. Уже спокойнее и радостнее на душе, а то эти открытия сегодняшние, эти современные взгляды, что не надо жениться, меня изрядно вымотали за это утро.
Глава 5. Громы и молнии в райском саду
Мы вернулись в Н-ск, перелетев сразу из теплой и солнечной северо-кавказской осени в нашу, промозглую и холодную, дышащую туманами и утренними заморозками. Мы поступили на подготовительное отделение. Хотя тоже пришлось пройти конкурс не меньше, чем на летнем экзамене. Но собеседование не письменный обезличенный экзамен. Нас зачислили.
Но на Москву, во второй мед подали так много заявлений так называемых льготников-«чернобыльцев», абитуриентов, из считавшихся облучёнными районов области, их зачислили без собеседования, что волновались, что для нас, простых смертных, мест уже не останется. Однако проучились они недолго вылетели все после первой же контрольной, к злорадному торжеству тех, кто из-за этих льготников не попал в московский набор.
А мы теперь ещё работали в больнице санитарами, потому что подготовительное отделение вечернее, а значит, мы должны работать. Я в родильном отделении, Лёня у деда, Ивана Алексеевича, в хирургии.
Бабушка брала меня на роды, я смотрела и слушала, впитывая всё новое, делать мне, конечно, не позволяли ничего, моё дело, как мама выразилась, «горшки таскать». Горшков тут, конечно, никаких нет, но много чего нашлось такого, к чему мне пришлось привыкать и вырабатывать своеобразную профессиональную стойкость.
Специфический, сугубо женский мир, при этом зависимый полностью от сильной половины человечества, меня сходу ошеломил. Разговоры докторов и шутки, которые можно только очень мягко назвать грубыми, хуже только разговоры женщин между собой, перед санитаркой никто же не церемонится
Первые недели я думала, что со мной что-то не так, если пересыпанные подробностями рассказаны о забытом количестве абортов, мужчин, детях оставленных бабкам: «а чё ей делать в пятьдесят лет? Пусть воспитывает. А мне надо личную жизнь устроить, куда я с этим высерком?». Или ещё хуже, касаемо мужчин: «хотела его ребёнком повязать, думала, жену бросит. Так он мне сказал, что ребёнок не его! Прикинь?! А как докажешь? Ну вот, и пришлось на аборт». Всё это отношение к вопросу показалось мне чудовищным, несправедливым и по отношению к детям, которых делали заложниками своих отношений с их отцам. Детей делали какой-то вещью, козырной или проигрышной картой. К своим родителям, на которых сбрасывали детей, и особенно к мужчинам, которых воспринимали как средство проще пристроиться в жизни. Да и к самим себе без уважения, симпатии хотя бы, даже без жалости