Царь сидонян; я тогда, возвращаясь в отчизну, был гостем
В доме радушном его. А теперь в дар тебе дам я чашу».
[620] Так дружелюбно они говорили друг с другом о многом.
В доме царя, между тем, собрались все званые гости;
Коз приводили, овец; вин несли, побуждающих смелость;
Хлеба прислали к столу их с красивыми лентами жёны.
Так в царском доме большом всё готовилось к пышному пиру.
[625] А женихи той порой во дворе Одиссеева дома
Вновь забавляли себя в шумных играх: они на площадке
Соревнованье вели по метанию копий и дисков.
Но Антиной в стороне с Евримахом сидел боговидным,
Оба вожди женихов, так как выше их знатностью рода.
[630] Фрониев сын Ноемон, подошёл к ним, сидевшим поодаль,
И к Антиною вождю он с вопросом таким обратился:
«Знаешь ли ты, Антиной, мне скажи, или, может, не знаешь:
Скоро ль придёт Телемах из песчаного Пилоса в дом свой?
Взял он корабль у меня, а теперь самому мне он нужен,
[635] Чтобы в Элиду отплыть. На широких полях там двенадцать
Бродят моих кобылиц; с ними мулы, что любят работать;
Неукрощённые все. Мне б поймать одного, чтоб объездить».
Так он сказал. И они изумились: прийти не могло им
В ум, что тот в Пилосе был у Нелида. Они полагали,
[640] Что он в полях возле стад, или, может, ушёл к свинопасу.
Строго тогда Антиной, сын Евпейтов, сказал Ноемону:
«Ну-ка, нам правду открой: он уехал когда, и какие
Юноши отбыли с ним? Из Итаки? Свободные? Или
Нанял за плату кого? Иль рабов взял? И как всё успел он?
[645] Также скажи нам ещё откровенно, чтоб правду мы знали:
Силой ли взял у тебя он корабль быстроходный, или же
Ты добровольно отдал, лишь тебя попросил он об этом?»
Фрониев сын Ноемон так на это сказал Антиною:
«Сам добровольно я дал. Так и всякий другой поступил бы,
[650] Если б к нему человек с таким тягостным горем на сердце
С просьбой подобной пришёл. Кто бы смог отказать ему в этом?
Те, кто последовал с ним, это лучшие юноши наши,
Все из знатнейших семей. Предводителем к ним, видел сам я,
Ментор пошёл или кто из богов образ Ментора при́нял,
[655] Так как вчера изумлён я был сильно: божественный Ментор
Утром мне встретился здесь! А ведь сел на корабль он со всеми»
Так им ответил. Затем поспешил он к отцовскому дому.
Сильно ответом своим он встревожил их храбрые души.
Соревнованье прервав, женихов они быстро собрали.
[660] К ним обратился тогда, весь кипя, Антиной, сын Евпейта.
Гневом пылал он, в груди сердце полнилось чёрною злобой,
Словно свирепый огонь засверкали глаза. Так сказал он:
«Плохи дела! Горе нам! Дело дерзкое сделал, пустившись
Смело в свой путь Телемах! От него мы такого не ждали!
[665] Нас не спросив, он, юнец, самовольно корабль снаряжает,
Лучших берёт из людей и спокойно от нас уплывает!
В будущем беды он нам принесёт. Пусть уж лучше погибнет
Прежде от Зевса, пока не совсем возмужал нам на горе!
Вы же мне быстрый корабль снарядите, гребцов дайте двадцать,
[670] Чтоб на обратном пути, в море он угодил к нам в засаду!
Будем его поджидать между Замом крутым и Итакой.
Поиски эти отца пусть ему принесут лишь погибель!»
Так он сказал. Женихи согласились, одобрив идею.
После уж вместе они все направились в дом Одиссея.
[675] Но Пенелопа о том, что её женихи замышляют
Зло против сына её Телемаха, не знала недолго.
Всё рассказал ей Медонт, славный вестник; он был за оградой,
Рядом, когда женихи совещались, и речи их слышал.
С вестью такой он скорей в дом пошёл, чтоб сказать Пенелопе,
[680] И на пороге её повстречал. Пенелопа спросила:
«Ты ни наказ ли какой женихов благородных несёшь мне?
Может, рабыням царя Одиссея, подобного богу,
Бросить дела повелеть, чтоб обед женихам приготовить?
Лучше б не свататься им! Отступились бы, не приходили!
[685] О, если б этот обед в доме нашем для них был последним!
Часты как ваши пиры! Вы наш дом разорили! Сгубили
Все достояние в нём Телемаха! Неужто ни разу
В детстве не слышали вы от разумных отцов благородных,
Как относился всегда к ним мой муж, Одиссей богоравный?
[690] Не обижал никого никогда он ни словом, ни делом,
В нашем народе; хотя многосильным царям и обычно
Лаской любимцев ласкать, и обиды нести нелюбимцам.
Он же за всю свою жизнь никого не обидел из смертных.
Вы же бесстыдство своё всем являете в ваших поступках!
Вы же бесстыдство своё всем являете в ваших поступках!
[695] Нет благодарности в вас за добро и былые заслуги!»
Так ей ответил Медонт, много мыслей разумных имевший:
«О, если б только всё зло заключалось лишь в этом, царица!
Но куда большей бедой женихи нам теперь угрожают,
Худшей гораздо! Не дай им исполнить то дело, Кронион!
[700] Ведь Телемаха убить порешили они острой медью
В день возвращенья его. Он искать об отце своём вести
В Пилос священный отбыл и в божественный град Лакедемон».
Так он сказал. У неё ослабели тут ноги и сердце.
Долго ни слова сказать не могла она: голос цветущий
[705] Вдруг онемел, а глаза переполнились сразу слезами.
С духом собравшись, она, наконец, так ему отвечала:
«Вестник, но что же его побудило отбыть? Для чего же
Вверился он кораблям быстроходным (конями морскими,
Что по великой воде пробегают, зовут их мужчины)?
[710] Хочет ли он, чтоб совсем его имя исчезло в народе?»
Так ей ответил Медонт, много мыслей разумных имевший:
«Мне неизвестно, внушил это бог ли какой ему, или
Сам он то в сердце решил, чтобы в Пилос отплыть, дабы лучше
Всё об отце разузнать: где он, что с ним, вернётся ли, нет ли».
[715] Так он сказал, и затем удалился из царского дома.
Сердце щемящая скорбь охватила царицу; и стало
Невмоготу ей сидеть в мягком кресле; и пусть в доме кресел
Было в достатке других, на порог опустилась царица,
Горько рыдая. Вокруг собрались все рабыни с рыданьем,
[720] Сколько их было всего в царском доме, и юных, и старых.
Сильно скорбя среди них, говорила им так Пенелопа:
«Слушайте, милые! Дал Олимпиец мне столько несчастий,
Сколько не знает никто среди женщин, со мною ровесниц!
Прежде погиб мой супруг, обладавший отвагою львиной,
[725] Множеством доблестных свойств отличавшийся между данайцев.
Полнятся славой его вся Эллада и Аргос просторный!
Нынче ж и милый мой сын где, не знаю бесславно умчали
Бури из дома его. И о сборах его я не знала
Подлые! Ясно, что вы, знали всё! Но никто из вас даже
[730] Не соизволил меня разбудить, ни одна! как узнали,
Что он из дома пошёл к быстроходному судну, на пристань!
Если б тогда кто-нибудь мне сказал, что он хочет уехать,
Он отложил бы отъезд, как ни рвался, со мной бы остался,
Или б оставил меня бездыханную здесь, в отчем доме.
[735] Но позовите ко мне старика Долиона скорее!
Верный слуга, он отцом был мне дан, как сюда меня взяли.
Здесь он за садом моим плодоносным с усердием смотрит.
Пусть он к Лаэрту идёт сей же час, старцу пусть всё расскажет.
И мудрым сердцем своим тот решит, как нам быть. Он, быть может,
[740] С жалобой выйдет в народ, допускающий смерть его внука,
Что Одиссею царю сын единственный богоподобный».
Няня усердная тут, Евриклея, сказала царице:
«Милая дочь! Повелишь ты казнить меня медью жестокой,
Или помилуешь, но ничего от тебя я не скрою.
[745] Было известно мне всё. По приказу его принесла я
Хлеб на дорогу, вина Взял с меня он великую клятву:
Не разглашать, пока срок до двенадцати дней не наступит,
Или не спросишь сама, или всё от других не узнаешь.
Свежесть лица твоего, он боялся, от плача поблекнет.
[750] Вот что: омойся теперь, облеки тело чистой одеждой,
В верхний покой свой пойди и молитву с рабынями вместе
Перед Афиною там сотвори, Зевса дочерью мудрой.
Сына тебе сохранить и от смерти спасти она может.
Но не печаль старика, без того уж печального. Верь мне:
[755] Боги ещё не совсем отвернулись от славных потомков
Аркесиада; они обладать ещё будут высоким
Домом царя и его плодоносной землёю обширной».
Так ей сказав, уняла она скорбь её, слёзы сдержала.
После, омывшись водой и облекшись одеждою чистой,
[760] В верхний покой свой пошла Пенелопа с рабынями вместе.
Всыпав в корзинку ячмень, так царица молилась Афине:
«Непобедимая дочь Зевса щитовладельца, внемли мне!
Если, когда Одиссей многоумный сжигал пред тобою
Тучные бедра быков и овец в своём доме высоком,
[765] Вспомни об этом теперь и спаси для меня его сына,
Козни моих женихов злонамеренных нынче ж разрушив!»
Стон испустила в конце. И услышала просьбу богиня.
А женихи той порой в пышном зале тенистом шумели.
Так говорил не один среди них, безрассудно-надменных:
[770] «Верно, желанная всем Пенелопа готовит нам свадьбу,