Поток слов понесся комом со снежной вершины, обрастая все новыми обидами. Андрей повернулся к своей девушке, пытаясь что-то возразить, но увидел, что лицо ее стало мрачнеть с каждой секундой, становясь похожим на небо за окном. Дойдя до нужного состояния злости, чтобы набраться смелости, Ирина, отчаянно глядя прямо в глаза своему другу, спросила:
Как ее зовут?
Все желание успокоить подружку тут же пропало. Несправедливые обвинения, на которые не знаешь как и ответить, выбивали Андрея из седла, словно точный удар копья. На сознание накатила волна, пронизывающая желанием сорваться и закричать: «Да как ты можешь, дура?!» резко встать и громко хлопнуть дверью, оставив ее одну разбираться со странными подозрениями. Ведь никогда, даже в мыслях, Андрей не изменял своей ненаглядной. Теперь глядеть на нее не хотелось, и он, с трудом не отводя глаз от жесткого взгляда Ирины, как можно спокойнее произнес:
Да что ты такое говоришь? Разве ты так не веришь мне? Не веришь моим словам, которые я шепчу, крепко обняв тебя, что ты одна нужна мне? Не веришь в мою любовь?
Самолюбие Андрея резко заныло, как верный адвокат, который не сомневается в ущемлении прав своего клиента. Действительно, это она обижает его недопустимыми намеками, а ему приходится оправдываться, говорить о любви и верности. Это она является разрушителем спокойствия, а он вынужден собирать в себе силы, чтобы искать пути примирения, поправ свою гордость.
Слова, только слова Ирина не хотела ни успокаиваться, ни принимать во внимание попытки примирения. Ты уходишь рано утром, стараешься меня не разбудить, как мелкий воришка, боишься сказать зачем и куда. А вечером? Пришел усталый, никакого желания согреть меня своей силой, сотворить что-то потрясающее в постели. Совсем не радостные и счастливые мысли начинают плодиться, как мыши. Такие серенькие неприметные мысли. И они начинают бегать во мне, спать не дают. Шуршат про то, что я тебе не нужна, изменяешь мне
Андрей понял, что она может говорить так до бесконечности, растягивая одну мысль, которая умещается в простенькой фразе: «Я тебе не верю». Для него самого понятия любви и веры совмещались в одно. Андрей не мог представить себе, как можно не доверять любимому человеку. Он просто не мог так любить. Поэтому в девятнадцать он ушел от Тани.
Друзья подумали тогда, что он дурак. Он встречался с Таней полтора года, и все шло отлично. Андрей и сейчас не мог забыть, как она смеется. Ее брови поднимались вверх, делая глаза большими-большими, полными детского удивления, а через секунду Танюшка взрывалась заливистым смехом, увлекающим за собой. Они могли часами валяться на кровати и хохотать, глядя друг на друга. Этой идиллии мешало только одно чувство. В Андрее будто сидел маленький колокольчик, который начинал настороженно звонить, когда Таня уходила. Слушая его позывы, он сотни раз срывался с места и ехал без приглашения к девушке, боясь и как будто надеясь застать ее с кем-нибудь. То ли с Толиком, а то и с лучшим своим другом Женей.
Покой ушел, и вместо удовлетворения и счастья любовь стала приносить только ноющую в сердце боль. И Андрей, не сумев преодолеть ревность, постыдно бежал, так и не представив Танюшке ни одной внятной причины своего поступка.
Теперь происходило все наоборот, и от непонятного раздражения Андрею не хотелось ничего предпринимать и доказывать. Он просто спокойно одевался и вполуха слушал Ирину, стараясь пропустить больше, чем услышать, точно она была диктором новостей в телевизоре.
Ирина увидела его безразличие, вскочила, сразу же накинув на голое тело махровый халат.
Ты не хочешь мне отвечать значит, я права! закричала она на него. Права! Можешь катиться куда хочешь. Убирайся.
Борясь с собой, Андрей отложил свитер, который собирался надеть, и снова повернулся к обиженной девушке:
Ну нет у меня никого, кроме тебя. Нет. Поверь мне.
Но Ирина увидела, с какой неохотой выскальзывали слова из его рта. Она обиженно закрыла лицо руками и бросилась из комнаты. Андрей кинулся наперерез и крепко схватил ее. Ирина билась в истерике, вырывалась, стуча кулаками по груди парня.
Отпусти! Отпусти меня! кричала она полугрозно, полуумоляюще.
Нет! Не отпущу, пока ты не успокоишься и не поймешь, что у меня только ты одна.
Андрей чувствовал свое превосходство в том, что девушка плачет из-за него. Эта власть, вызванная тем, что Ирина ревнует, а значит, боится потерять, подначивала самолюбие. «Нет проблем, говорило оно. Если ты заставляешь ее плакать, значит, враз можешь и успокоить. Как прирученную обезьянку, собаку Павлова». И Андрей принялся успокаивать расстроенную подругу:
Андрей чувствовал свое превосходство в том, что девушка плачет из-за него. Эта власть, вызванная тем, что Ирина ревнует, а значит, боится потерять, подначивала самолюбие. «Нет проблем, говорило оно. Если ты заставляешь ее плакать, значит, враз можешь и успокоить. Как прирученную обезьянку, собаку Павлова». И Андрей принялся успокаивать расстроенную подругу:
Ну не плачь, маленькая. Все хорошо. Все же хорошо. Напридумала себе всякой мути, аж голова идет кругом. Не стыдно? Такая большая девочка, а забиваешь себе голову всякой ерундой.
Но Ирина доказала, что она не обезьянка на веревочке. В словах Андрея светилось удовлетворение этой ситуацией. Роль рыцаря, утешающего обиженную девочку, явно пришлась ему по вкусу. И это отражалось в слишком фальшивых интонациях его слов.
Девушка не поверила ему. Она перестала вырываться и замолчала, опустив голову. Все слова разбивались о ее неприступность, как тарелки об пол во время ссоры. Ирина могла стоять так час, не говоря ни слова, не давая повода к примирению. И Андрей услышал, как его речь пустым эхом возвращается обратно, рассвирепел и, отпустив возлюбленную, которая превратилась в ледяную глыбу, с размаху упал на кровать. Ирина сразу же, не поворачиваясь, быстрым шагом ушла в ванную. Клацнула защелка, отгородив молодых людей друг от друга, хотя они и так были разъединены железными дверьми личных амбиций и злости.
Андрей, повалявшись пять минут, встал, натянул свитер и подошел к окну. Погода как никогда соответствовала его настроению. Шел дождь мелкий, по-настоящему осенний, даже не думающий когда-нибудь закончиться. Что же делать теперь?
Ждать, когда она выйдет из ванной? Андрей представил себе холодное, надменное лицо Ирины, ее глаза, избегающие встречи с ним. Он помнил, как, поссорившись, она целый день могла не замечать его, как будто он вдруг становился человеком-невидимкой. Он представил чуть выпяченные вперед ее губки, которые делали брезгливым лицо. Если честно, признался себе Андрей, он больше не хотел видеть ее такой. Ни разу. Если для этого нужно уйти, то пусть будет так. Конечно, любовь это ответственность и прощение, но почему прощать всегда должен он? Почему он должен ходить перед ней на задних лапках и брать на себя весь бесполезный груз ответственности за ссору?
В ванной заработал душ, а в комнате было холодно уличная мерзость через все щели лезла в квартиру. Андрей отвернулся от окна и медленным взглядом окинул комнату. Напротив, в углу незаправленная кровать, перед ней тумбочка с магнитолой «Филипс» и стопкой компакт-дисков. По левую сторону, вдоль стены, стоял шкаф, а по правую еще одна тумбочка с 14-дюймовым «Самсунгом». У окна письменный стол с раскрытой книгой, перевернутой к полированной поверхности стола. Это была «Триумфальная арка» Ремарка. Именно Андрей как-то подсунул Ирине своих любимых «Трех товарищей», и, видимо, не зря, раз ей захотелось прочитать еще что-нибудь этого автора.
Сердце защемило до того знакомой и близкой была эта комната и столько было связано с ней за последний год. Воспоминания обрушились теплым летним ливнем, смывая грязь последней ссоры. Но, словно зонтик над головой, перед Андреем всплыло ледяное лицо Ирины, и ему стало так нехорошо, что он решительно пересек комнату, мрачно надел куртку и ботинки, взял свою кожаную сумочку с документами и ключами и отстегнул от связки длинный ключ от замка ее квартиры. Он повертел его в руках с чувством, что расстается с драгоценной вещью в каком-нибудь ломбарде, и повесил на гвоздик для ключей. Этот гвоздь он сам когда-то и вбил в стену прихожей. Затем Андрей отодвинул громыхнувшие засовы и, не оглядываясь, вышел на лестничную площадку. Замок за спиной гулко хлопнул, и Андрей бегом спустился с лестницы, боясь передумать и запутаться в себе еще больше.
IV
Машина не заводилась. Похоже, это утро решило поставить рекорд по количеству неудач и истраченных нервов. Андрей зло ударил обеими ладонями по рулю.
Чертова кляча!
Он снова вспомнил про сигареты. Хорошо, что их не было под рукой в такой день можно было и приобрести эту вредную привычку. Он откинулся на спинку сиденья и закрыл глаза. По крыше мерно и успокаивающе стучали капли. Андрей представил себе, как он копается в машине под холодным промозглым дождем, и поморщился. Он снова начал поворачивать ключ в зажигании, но умерший двигатель не отзывался. Вот вся сущность подержанных машин, в которых ты не копался, не разбирал, не знаешь ее болячек и рецептов излечения. В принципе, все они уже хронически больны и лишь первые пару месяцев после продажи хорохорятся, как молодые. Но потом быстро сдают, открывая одну неисправность за другой.