Командиру патрульного корабля по штату полагался автомобиль. Однако воспользоваться им сегодня у Кэссиди возможности не было. В результате вчерашнего пари с полковником Маркусом (командиром патрульного корабля ноль-два) машины обоих спорщиков пребывали в состоянии, как выразился сам Маркус, «изрядной пожёванности». И надежда забрать из ремонта свой транспорт раньше, чем через пять дней, отсутствовала полностью.
Кроме пары штатных двухместных автомобилей пострадали так же сам полковник Маркус и гравитационный пояс майора Кэссиди. Полковник Маркус в данный момент находился в госпитале, а пояс на майоре Кэссиди. Но если поведение Маркуса наверняка можно было считать смирным, то гравитационный пояс вёл себя просто возмутительно. Ещё вчера Кэссиди почувствовал необычную лёгкость в теле, которую объяснил чрезмерным количеством принятого внутрь спиртного и нервной встряской после аварии. Утром же он убедился, что заставить пояс обеспечивать необходимые и привычные условия просто невозможно. Эта проклятая штуковина готова была угостить майора либо тройной силой тяжести, либо половинной. Огорчённый похмельем желудок на оба этих предложения возражал столь же категорически, сколь категорически отказывался нормально работать сам гравитационный пояс. И вторую (более или менее свободную от похмелья) половину выходного дня Филипп Кэссиди убил на то, чтобы уговорить технику ограничиться хотя бы полуторной силой тяжести. Но больше всего, конечно, огорчало отсутствие автомобиля. Неизвестно ещё, кто окажется в патруле, выходящем на междугородную трассу
Майор Кэссиди посмотрел на браслет очередной патруль готовился выступить на Западную трассу через десять минут. Кэссиди связался с управлением и выяснил, что этот патруль из нижников. Это было плохо, но астронавты должны были заступить на дежурство только через полтора часа. А если прибавить ещё и дорогу пятьдесят шесть миль в одну сторону, да столько же обратно, и неизвестно как долго проторчишь в участке то до утра вернуться в Эйр-Йорк оказывалось просто нереально.
Кэссиди похмурился, повздыхал, вспомнил, что он как-никак майор полиции, связался-таки с начальником патруля и попросил захватить его. Начальник патруля им оказался лейтенант Хартон, не самый худший вариант, как определил его майор Кэссиди согласился подвезти до Олд-Сити, но тут же участливо поинтересовался самочувствием полковника Маркуса. Воспринимать это как намёк Кэссиди не стал у него сейчас других забот хватало. Кроме того, только во время разговора с лейтенантом Хартоном Кэссиди понял, что у кислородной маски отсутствует разъём: попытавшись подключить браслет майор с неприятным изумлением обнаружил на месте разъёма лишь сиротливо торчащие проводки. Где и когда он его оборвал Кэссиди не помнил. Но для беседы с лейтенантом маску пришлось снять. Холодный воздух и семнадцать процентов кислорода явившиеся причиной широкого (насколько позволяли челюсти) зевка, мгновенно напомнили желудку Кэссиди о вчерашнем веселье. И даже возвращённая на место маска не помогла о нём забыть.
Патрульный вездеход появился ровно через двенадцать минут, и Кэссиди ещё не успел как следует промёрзнуть. Огромная бронированная машина, раскрашенная в маскировочные красно-серые цвета, вывернула из-за угла, глухо взревела, проехала по улице, не сбавляя хода миновала Кэссиди и остановилась только ярдах в двухстах от него. Двигатель продолжал тяжело рокотать на холостых оборотах, но сам вездеход стоял как вкопанный. Это было если и не оскорбительно, то по крайней мере невежливо. Да, лейтенант Хартон нарушает устав, беря на борт патрульной машины фактически постороннего человека; да, летунов нижники не любят и чувство это взаимно; да, без слов понятно, что долбанная команда долбанного «Отбоя» опять что-то натворила иначе к чему бы долбанному майору Кэссиди так срочно понадобилось в этот долбанный Олд-Сити; да, Кэссиди очень спешит и он мог бы пошевелить своей майорской задницей, а не торчать тут на улице и не делать при этом вид, будто патруль существует исключительно для его нужд; но чёрт побери! Он же всё-таки майор!..
Кэссиди, заложив руки за спину, внимательно разглядывал броню вездехода и лениво думал, сдадут ли они назад.
Долго разглядывал и долго думал. Минуты полторы.
Не сдали.
У лейтенанта Хартона оказались железные нервы.
Кэссиди, заложив руки за спину, внимательно разглядывал броню вездехода и лениво думал, сдадут ли они назад.
Долго разглядывал и долго думал. Минуты полторы.
Не сдали.
У лейтенанта Хартона оказались железные нервы.
Вместо этого водитель нетерпеливо посигналил и майор Кэссиди, скрипнув зубами, нарочито медленно двинулся к вездеходу.
Дверца при его приближении услужливо распахнулась, едва не сбив Кэссиди с ног, и майор увидел хмурое и недовольное лицо лейтенанта Хартона. Тот был без маски, и белёсые (какого-то нездорового бледного цвета) подбородок и нос пятном выделялись на смуглом от загара лице.
Мы опаздываем, сэр, проговорил Хартон.
Сказано это было без тени упрёка, лейтенант всего лишь констатировал факт. Мы всего лишь опаздываем, сэр, догадайтесь с одного раза, сэр, по чьей вине, сэр Нижник хренов!..
Майор сухо кивнул, забрался в вездеход и уселся на заднее сиденье. Отвечать лейтенанту он не стал. Во-первых, легче поверить, что всем полицейским утроили зарплату нежели что лейтенант Хартон способен когда-нибудь куда-нибудь опоздать. Во-вторых, оказавшись уже в вездеходе майор понял, что Хартон выходит на патрулирование тоже не в полном составе кроме него и сержанта-водителя в вездеходе никого не было, кресла двух стрелков пустовали и это вызвало у Кэссиди нечто вроде сочувствия. Ну и, в-третьих, очень надо было препираться с нижниками
Сержант взялся за рычаги и вездеход тронулся с места. Майор знал этого сержанта, его родной брат служил на корабле «Сокол» в чине капитана. То ли врач, то ли стрелок Кэссиди не помнил. Надо же, подумал Кэссиди. В одной семье и нижник, и астронавт то есть, летун как они говорят.
Система воздухообеспечения быстро нагнала кислорода и согрела воздух, и Кэссиди смог избавиться от маски и очков. В принципе, кислородная маска давно уже таковой не была, осталось лишь название. Настоящие кислородные маски сейчас имелись лишь у мертвяков, а остальные давно уже пользовались современными моделями, умеющими нагнетать небольшой недостающий процент кислорода прямо из воздуха. Хотя и сам Кэссиди и многие другие частенько забывали включить этот режим маска и очки в основном выполняли задачу по защите от пыли. И сейчас, в вездеходе, они были не нужны. Повесив их на подлокотник кресла, Кэссиди обежал взглядом кабину.
Говорят, что кабина машины является характеристикой её водителя. Если так, то сержант-водитель очень почтительно и даже с любовью относился к своему брату-летуну. Потому что всё свободное пространство на приборной доске и на стенах кабины было занято фотографиями капитана. Вот он возле амортизатора корабля; вот он с молодой улыбающейся женщиной (жена? нет, вряд ли); вот он на фоне пустыни; вот чёрт побери!
Кэссиди вздрогнул. Но одной из фотографий был он сам несколько человек стояли плотной группой перед турникетом, ведущим на стартовую площадку. Кэссиди помнил, когда был сделан этот снимок, очень хорошо помнил как раз перед тем вылетом, после которого его команда и стала неполной. Да, тут были и Краб, и Пружинка, и Кузнец И двоих из экипажа «Сокола», не вернувшихся с задания, Кэссиди тоже вспомнил.
Майор нахмурился и, чтобы отогнать невесёлые мысли, уставился в окно. Он подумал, что этой поездкой обязан водителю больше, чем лейтенанту Хартону. Наверняка не обошлось без уговоров сержанта
Вездеход миновал высокие столбы, раскрашенные яркими белыми и зелёными полосами. На одном из них висела табличка: «Вы покидаете Эйр-Йорк».
Вырулив на трассу, сержант (как и предписывалось уставом) занял полицейскую полосу и начал прибавлять скорость.
Не гони, холодно приказал лейтенант Хартон. Положенная скорость двадцать миль в час.
Это длинная, сэр, в голосе сержанта угадывалась улыбка. Здесь можно слегка прибавить, сэр.
«Сэр», усмехнулся про себя Кэссиди. «Наедине или в кругу своих они наверняка на «ты» и по именам. А при посторонних» Кэссиди посмотрел в окно и усмехнулся ещё раз, когда вспомнил, как сержант назвал Западную трассу «длинной» жаргон нижников. Хотя она и правда была длиннее Восточной и Южной трасс примерно на милю. И патрулю действительно не позволялось превышать скорость. Но тащиться по дороге больше двух часов никто и никогда даже не пытался. С другой стороны, можно разогнать вездеход и до семидесяти, но много ли увидит патруль несясь на такой скорости по трассе? Нет, что там ни говори, а правила писали не самые глупые люди на планете.