Но главным десертом оказалось то, что Рыжебородый, назначен военным советником ахава.
В те времена дело до войны не доходило. Некоторые роды, или кланы, например, ягуары и лагартихи платили городу Тайясалю немалую дань. Каждый месяц-виналь привозили на остров хлопковые ткани, перья, драгоценные камни, плетёные циновки и щиты, выделанные шкуры и украшения из бирюзы, а также перец, соль, бумагу, домашнюю птицу, прочное волокно из листьев растения юкка, маис, мёд, воск, табак и ароматическую жёлтую смолу
От этих кланов можно было ожидать враждебных выходок, вроде внезапных нападений. Но у них и без того сейчас забот хватало. Они отчаянно, с переменным успехом, защищались от белых пришельцев.
А город Тайясаль, скрытый посреди озера в глубинах сельвы, жил мирно, без особых тревог.
Его населяли ювелиры, ткачи, гончары и камнетёсы, воины и торговцы, музыканты и танцоры, столяры, плетёнщики корзин и циновок, водоносы, земледельцы и садовники.
Конечно, из всех этих занятий Гереро больше всего подходила должность военного советника. Но тут уж никак не обойтись без языка, на котором советы будут поняты. И Гереро для начала постарался овладеть речью майя, подобной волне, что набегает без препятствий на берег.
Слова порхали, трепетали, как колибри над цветком распустившейся орхидеи. И в конце каждого приподнятый вздох, будто оно, взмахнув крыльями, улетает. Произнесено, и нет его, улетело. А на смену припорхнуло, щебеча, другое.
Ну, уж коли разговор о птицах, так надо помянуть, что Гереро научился сбивать их на лету, не портя драгоценных перьев. Для этого майя насаживали на стрелу твёрдый гриб, и птица падала на землю оглушённая.
Кроме того, узнал, как поймать дикую свинью и броненосца, как выследить красного оленя и тапира, что делать, если вдруг повстречаешься на тропе с ягуаром. Большую часть времени он проводил на охоте.
И всё же кое-какие советы Рыжебородый давал воинам майя. Показал, как управлять парусами на пирогах, когда идёшь против ветра или течения, как плавать морскими сажёнками, вязать особенно крепкие узлы на верёвках и весело танцевать качучу и сарабанду. Сплёл из волокон кактуса агавы прочную сеть и поставил в озере. Майя глазам не поверили, увидев, сколько попалось рыбы.
Впрочем, на свой манер они ловили не многим меньше. Перегораживали речку или ручей плотиной и бросали в воду дурманные травы, отчего рыба, засыпая, всплывала на поверхность только собирай.
Гереро решил удивить их ещё больше и смастерил повозку на двух колёсах из деревянных чурбачков. Она катилась вполне прилично, хоть и вразвалку, с подскоками.
Однако на жителей города Тайясаля не произвела впечатления. Как будто они увидели что-то знакомое, отчего давно отказались за ненадобностью. Так ребёнок, повзрослев, отворачивается от старых игрушек.
В хозяйстве майя не было колеса. Зато в их воображении крутились колёса небесные и временные, исчисляющие жизнь одного человека, поколений, целых народов и всей нашей Земли.
Вскоре Рыжебородый стал своим человеком на озере Петен-Ица. Расхаживал по городу в белой рубахе с красным вышитым узором на рукавах и в коротких, но широких, вроде юбки, штанах-маштле.
У него завелись кое-какие деньги, то есть бобы какао. На городском рынке за десять бобов можно было купить кролика, а за сотню раба из пленных или сироту, без роду и племени.
Гереро приглянулась старшая дочь ахава Канека. Конечно, на неё никаких бобов не хватило бы.
Но Гереро начал оказывать ей знаки внимания ухаживал, как мог. Подарил ожерелье из раковин. Потом дюжину красивейших перьев какой-то сказочной птицы, оказавшейся, как выяснилось, петухом местной породы. И вскоре через Эцнаба попросил её руки и сердца. Неизвестно, какие слова отыскал жрец, но Канек согласился, и Рыжебородый женился на девушке по имени Пильи.
Она была так же нежна и ласкова, как звук её имени.
Головав дощечках
А в 4628 туне Пятого солнца, или в 1514 году от рождества Христова, у Гереро и его жены-принцессы родился сын. Настолько, видно, была сильна папина подсолнечная кровь, что он появился на свет таким же светлым и рыжим. Его так и назвали Шель, что на языке майя означает Белый.
В землю зарыли золу из очага и несколько стрел, надеясь, что мальчик станет хорошим воином. Жрец Эцнаб бережно положил пуповину в глиняный сосуд, накрыл крышкой и нарисовал какую-то закорючку.
Лучшее лекарство от неожиданных болезней! объяснил он папе Гереро.
Пильи с младенцем очистили паром и пахучими травами в бане.
А затем они целых два месяца-виналя, то есть сорок дней, провели в уединении. Лишь служанка ухаживала за ними, крепко пеленая Шеля, связывая по рукам и ногам, чтобы душа не сбежала.
Мама Пильи млела от восторга, глядя на голубоглазого рыжего мальчика, так похожего на отца, будто он появился в этом мире совсем без её участия.
Мой голубок, говорила она, Мой попугайчик, мой совёнок, моё солнце
И эти слова звучали у неё так складно, нараспев, как самая нежная колыбельная.
А когда они вышли к людям, Шелю подарили золотое солнце с пятью изогнутыми лучами, серебряных попугая, голубя и сову, которые остались при нём на всю жизнь. Стоило только поглядеть на них, как сразу обволакивал сладкий, безмятежный сон.
Наступило время Шипе-Тотека бога весны. Цвели, как сумасшедшие, миндальные и кофейные, манговые и мандариновые, лимонные и апельсиновые деревья, смоковница и папайя, палевые и розовые мимозы, воздушно-лиловые хаккаранды, красные колорины и пурпурные бугамбилии.
Как раз закончилось полукружие в пятьдесят два года длиной, то есть полвека майя, и всё обновлялось.
В городе били старую посуду. Крушили древних идолов, чтобы воздвигнуть новых. Перестраивали обветшавшие дома, пирамиды и храмы. Вырывали язычки колокольчикам, отзвеневшим свой срок. Гасили огонь в очагах, а ровно в полночь, встретив созвездие Плеяд на небе, опять возжигали. И жизнь сызнова грела и потихоньку дымилась, двигаясь вперёд. Всем казалось, что как-то иначе, чем прежде. Скорее всего, лучше.
А коли так, не обойтись без праздника с музыкой! На городской площади нежно звучали флейты-чиримии, бамбуковые ксилофоны и бубенцы. Барабаны из черепашьих панцирей напоминали о неизбежных грозах. А двадцать воинов в масках орлов и ягуаров пели хором, подражая звукам сельвы.
Под этот торжественный гимн податливую ещё голову Шеля стягивали со лба и с затылка дощечками красного дерева. Жрец Эцнаб следил, чтобы прикрутили их, как следует, наилучшим образом.
Гереро ужаснулся, не понимая, что происходит. Ему так нравилась круглая, будто маленький кокос, головка сына.
Не позволю! воскликнул он.
Однако Эцнаб, постучав себя по расплющенному лбу, успокоил.
В таком виде, клянусь, голова думает намного лучше.
Эх, знать бы раньше, притворно вздохнул Гереро. Теперь-то мне вряд ли чего поможет.
Ну, большинство вполне обходятся тем, что получили от природы, улыбнулся Эцнаб. Хотя на их головах не удержится колпак жреца или высокая корона правителя!
По гадательному календарю, определяющему судьбу человека, он вычислял, с каким животным связана жизнь Шеля.
В час рождения любого ребёнка появляется на свет зверёк, который будет его вторым «Я» по имени Уай, пояснил жрец, Рано или поздно с ним придётся общаться во сне или наяву. Поэтому в доме нужна особая комната для таких бесед.
Не слишком разобравшись в этом втором «Я», Гереро осторожно спросил:
А о каком звере речь? Так ведь угораздит родиться вместе с каким-нибудь чудищем!
Всё возможно, спокойно согласился Эцнаб, От летучей мыши до ягуара, включая змею, паука и крокодила. Но у твоего мальчика хороший спутник
Первое, что запомнилось маленькому Шелю, горшок в виде носатого зверька с длинным полосатым хвостом, служившим ручкой.
А ещё двенадцать небольших колокольчиков женских фигурок с чашами на головах. Лишь одна была без чаши. Шель особенно любил и жалел её, как же она без чаши, когда у всех других есть?!
Его купали в глиняном полированном корыте, расписанном цветами, птицами и диковинными животными. И он любил нюхать их, трогать и болтать с ними. Это был чудный мир сельвы, в который ему доведётся попасть много позже.
Когда Шель впервые увидел себя без дощечек на голове, то сперва растерялся, будто очутился голым посреди улицы.
Но голова его и правда очень хорошо видела, слышала, нюхала и отлично соображала. В неё приходили такие мысли, которых сам Шель не ожидал. Он понимал всё, что рассказывал Эцнаб, и было такое ощущение, что уже знал это раньше стоило только напомнить. Остроконечная голова, словно кристалл, вбирала солнечные лучи и просветлялась.
Голова может быть ясной, а человек тёмным, если живёт одним умом, сказал как-то Эцнаб. Без чувств голова холодная, как камень обсидиан. Всё соображает, а к чему это, не осознаёт, не складывает в единое целое. Старайся, мальчик, понимать душой, чувствами. А голова будет помогать. Она созидатель. Душа творец. И они двуедины, как наш Цаколь-Битоль.