Правда? Мальчик, в очках и хромой, шёл сбоку.
Кронов изрёк:
Да, правда. Это от разума. Разум делит мир на «не я» и на «я». Деление значит распри, антагонизм. Нельзя не бороться с внешним, что, если внешнее, то и злое либо, хоть чуточку, но не доброе; ведь себя не считают злом. Разум мнит, что он лучшая сущность, с прочим же можно и не считаться, можно насиловать это прочее. То есть разум и власть синонимы. Разум, то есть, диктатор. Нужно ли это? Вот в чём проблема. Кронов, помедлив, остановился, глянул на Сашу. Мы не абстракции комментируем! За набором суждений мучимый человек, поверь, а он хочет жить счáстливо, в синергии со всем жить хочет. Разум, напротив, жизнь осуждает и разделяет, дабы господствовать. Разруби жука на усы и крылья жук будет мёртв. Выходит, власть есть насилие, а оно калечит. Разум помпезно, с удалью шествует но куда? В мир смерти. В мир оковалков как в мир не связанных меж собой фрагментов. Разум всё делит с дней Демокрита, кто, вместо нимф и елен троянских, гекатонхейров, зевсов и сфинксов видел лишь атом. Что Демокрит сказал? Всё из атомов. А за ним Древний Рим с концепцией «разделяй и властвуй». Ныне вот атомное оружие; и мы ждём, чтоб оно разнесло мир в атомы. Расщепили жизнь, препарируют жизнь, цифруют и на компьютерах сводят в байты Жизнь, жизнь, цифруют! Как цифровать живое? Ставшее блоком цифр безжизненно. Жизнь и Бога не оцифруешь, Бог ведь Живой Мы были как Бог когда-то Сколько утратить нужно и заклеймить нестоящим, «злым», побочным, чтоб цифровать мир! выкрикнул Кронов. Начали избывать живое, переносить жизнь в цифру. Это свидетельство антипатии к жизни разума! Мы от истинных связей отгородились, выдумав, что они подрывают размежевание на «не я» и на «я». В итоге знаем только приёмы, чтó дали пользоваться вещами, употреблять их. Вот что мы знаем. В нас из того, кем были, вышел мутант с приросшей к некогда сложной, но и прекрасной сущности маской, спрятавшей под собой всё близкое предикатам иным, чем смерть.
Дядя Фёдор, вымолвил Саша, мы испокон двуногие и без шерсти на теле, а? Или были другими?
Я, начал Кронов, будто не слыша, не христианин. Их Христос вроде нас во всём, кроме разве грехов. Но главный грех первородный; так пишут в библии, в «Бытии». Познание зла/добра вот главный грех. Если малый грех портит грех первородный полностью портит. Разум, приняв раздел на добро и на зло, смонтировал нас под навык всё разделять и властвовать над раздельным. Мы в старину летали, были бессмертными, пели птицами, звёзды делали О, мы были инакими, первозданными! Кронов вновь возбудился. Но покорились серому мозгу, расколдовались от предыдущих свойств и свели изначальный мир к протяжённости трёх параметров, мозгом данных! А ведь Декарт сказал Кронов смолк и затем повернулся к людям, тащащим псов. Постойте!
Он начал спорить про удушаемых в петлях шавок впрочем, не шавок, просто животных.
Это ты им скажи! гнули мусорщики живого. Жителям! Мы по вызову: псявки им тут мешают, малых пугают Мусорщики, втащив псов в клетку, отбыли.
В этом действии тоже разум, глухо вёл Кронов, бывший в расстройстве. Знает, что плохо, что хорошо для псов и для нас, людей. Разум пишет законы для казни жизни и мы бессильны. Лишние жизни
Освободим их? вскинулся мальчик, тронув очки.
Нет, некогда, буркнул Кронов, следуя дальше и оставляя след свой на пыли, падавшей с неба и накоплявшейся на асфальте. Сделалось стыдно, точно случилось, чтó он поклялся не допустить. Ещё стыдней было врать, что занят: дескать, иначе он совершил бы, чтó крайне стыдно не совершать. Он вспомнил утренний сон о белом и сон другой, кошмарный, сразу два сна, спасение от каких усматривал в толках с мальчиком. В общем вздумал он продолжать.
«Живые завидовать будут мёртвым», вдруг раздалось.
Что?
Мы, начал Саша, были иными?
Стой. Ты до этого чтó сказал? Кронов нервничал.
Ничего.
Иными?.. И Кронов вспомнил их разговор. Иными Да, несомненно были иными. Были свободны. Дух наш свободен! Люди свободу давят под нормами; нормы сделали нас культурными. А культура кромсает в нас первозданность, чтоб подогнать под нормы. Так вышли люди, коих мы видим. Мы полагаем, мы восхитительны? Но Плоти́н совестился тела, шитого разумом, как бы знающим, в чём добро и в чём зло Да! Разум всё развалил, испортил; он к жизни слеп; он сделал, что вместо жизни стало уродство.
Нет, Фёдор Павлович! крикнул мальчик, кроемый пылью. Не человек себя смоделировал. Ерунда!
Буддизм, вёл Кронов, думает, что психическая энергия правит миром, строит его и рушит Саша, всё сыплется, вот как сыплется пыль с небес. Разум ищет господства, и эта цель его проектирует стиль контактов и отношений как форму власти и подчинения. Эта форма и есть наш вид. Человек разложился, как и постиг буддизм. Есть девицы, мужчины, лётчики, негры, чукчи, политиканы, есть музыканты, няни, банкиры; есть только функции. Также хамы есть и пророки, хваты и трусы Трусы особенно Трусов много, Кронов казнился, тех, кто отринул царство свободы, слушая разум, кой озабочен только себя хранить.
Фёдор Павлович, женщин не было?
Кронов стал на старинной улочке, но не чтоб переждать авто. Рифлёный, посеребрённый бокс близ бордюра с биркой «ремонт теплотрасс» снимали, так что остался круг на асфальте, будто от тёрки, и это чудилось где-то виденным.
Женщин не было, начал Кронов. Женщина происк разума. Первозданный, а он был цельный, слушаясь разума, кой был докой «добра» со «злом», отделил в себе, «дóбром», мысленно «зло»; в итоге Адам распался. «Злая» часть стала женщиной.
Мальчик видимо покраснел, спросив: А зачем эта «добрая» часть, сам знаете, любит «злую»?
Кронов гадал про след, что серел на асфальте после ремонта, круг, будто вытертый абразивом, и говорил негромко:
Женщина и мужчина части друг друга. Разум диктует, что половой строй вечен. Но первозданное манит памятью о единстве. Разум мешает и избывает тягу к слиянию, конъюгации, синкретизму средством морали. И мы несчастны. Счастье нам снится, только лишь.
Мы его потеряли, счастье?
Фрейд начал Кронов. И замолчал.
Смешались и накатились ужасы снов, мучительный стыд непомощи псам, проколотые колёса, беды и муки, пыль в атмосфере висшая с марта странная пыльность.
Фрейд, вёл он, глядя, как уже снятый бокс три ремонтника грузят в кузов и отъезжают, но оставляют след на асфальте, будто от тёрки, Фрейд, иже с ним, решили: людям нужней культура; мол, препарировать, править, мучить жизнь, чтоб познать её, даст нам столькое, сколько счастье нам дать не сможет; мол, боль познания лучше счастья Смолкнув, он вспомнил: круг на асфальте схож с прежде виденным у Оки зимой у обрыва кругом. Чтó там в кругу зимой как бы двигалось, здесь застыло. Близостью важного, колоссального по значению для него и для всех повеяло.
Саша ждал его, наступив на «зебру» через дорогу. Джип с модным номером, с запылёнными стёклами, лез на них, и бугай орал:
Пшёл нá с дороги!
Скот! крикнул Кронов.
Маетность жизни сплавилась с матюком из джипа. Кронов, сорвавшись, крикнул не хаму, но свинствам разума, расчленившим жизнь, прикрепившим на клочьях бирки и разложившим их по сортам, достоинствам и порядкам, в коих не жизнь, но статус. Он крикнул нормам, выбравшим прессинг высшею ценностью и стирающим тех, кто против. Джип тормознул; бугай, приблизясь и вздевши Кронова, так что куртка напялилась на лицо, швырнул его, после поднял с асфальта пачку, деньги, валюту, что от швырка упали, вывалясь из кармана брючины Кронова.
Это штраф с лохóв!
Джип уехал.
Саша в смятении бормотал: В полицию Фёдор Павлович, номер помню Разве так можно?!
Можно, Кронов вставал с асфальта. Рядом, сказал он, те Патриаршие, где Булгаков явил нам дьявола. Но Булгаков не там искал. Дьявол разум, кой разделял, чтоб властвовать Но что делим-то? Кто дал право делить естественность на добро и на зло? Всё делят, точно в мясницкой Выпятили «добро» своё, а «зло» прокляли, этим выплеснув вместе с грязной водой ребёнка. И вот «добро» прёт опухолью, шанкром, Кронов отряхивался. Пыль везде
Мальчик глянул на солнце, скрытое пылью, и указал на пыльные окна. Здесь эффект парника; глобальное потепление, а от этого пыль Вы мыслите, как философ.
Нет. Мой отец философ. Я просто так Мне в школу. И Кронов выпрямился.
Ушиб у вас. Саша слабо мотнул рукой.
Кронов тронул лоб.
Зашагали по Вспольному. Пусть без денег, грязному, битому, глупо к Даше и незачем, Кронов шёл всё равно. Он маялся; его психика сыпалась. Он почуял фальшь мира; сущность убита, жизнь погибает. Мороком чудились сомкнутые в ряд здания и углы с поворотами в девяносто, и не иначе! некаких градусов; также люди, шедшие прямо и загибающие за угол точно по правилам. Чтоб попасть из А в Б проклятие! надо двигаться правильно, не как хочется, но в лад разуму и его конструкциям. На любом и на всём знак нормы, знак математики. Всё разумно до смерти.