В исконной лексике корейского и чувашского языков немало параллелей, ср., например: корейское сем «счёт» <се «считать» и чувашское сум «счёт» <су «считать», «читать» (-м в обоих языках словообразовательный суффикс); корейское пори «ячмень» и чувашское пăри «полба»; корейское иранъ «грядка; межа; борозда» и чувашское йăран «межа; борозда; грядка»; корейское -ачжи в сонъачжи «телёнок», манхачжи «жеребёнок», канъачжи «щенок» и чувашское ача «дитя, ребёнок», которое «в остальных тюркских языках прямых соответствий не имеет» [Федотов, 1996, т. 1, с. 7374] и другие (примеры взяты из [Мальков, 1971, с. 309310, 313]).
Корейский и чувашский языки имеют общность и в фонетическом строе. Ещё в 1927 г. Е. Д. Поливанов (18911938; Россия, СССР) указал на соответствие корейской фонемы -л//-р в конце корня чувашским сонорным -л и -р в той же позиции [Поливанов, 1927, т. XXI, 1517]. В. Ф. Мальков произвёл подсчёт конечных согласных в корейских и чувашских корнях структурного типа СГС (согласный гласный согласный). Оказалось, что в чувашском языке корни, оканчивающиеся на -р, составили 30,5%, на -л 12,3% (в общей сложности 42,8%), а в корейском корни, оканчивающиеся на -л//-р, составили 40% [Мальков, 1971, с. 311]. В обоих языках, по данным В. Ф. Малькова, «очень много звукоподражательных слов с конечными -л и р», они же «возникали в далёком прошлом и сохранились до наших дней» [Мальков, 1971, с. 311312]. (О подражательных словах в чувашском языке см. [Ашмарин, 1918; Корнилов, 1984].)
В корейском и чувашском языках звуковые соответствия имеются не только в корнях слов, но и в некоторых тождественных словообразовательных суффиксах (речь идёт о суффиксах -м, -у, -е, -ке, -анъ (чув. -ан), -мә (чув. -ма)) [Мальков, 1971, с. 309310].
«Чем объяснить подобную общность в фонетическом строе обоих языков?» задаётся вопросом В. Ф. Мальков и отвечает: «Если она объясняется сходными типологическими особенностями обоих языков, то наличие значительного количества конечных -л» и -р» можно отнести к более позднему времени; если же она объясняется генетической общностью рассматриваемых языков, то это явление относится к очень отдалённому времени, когда происходило дробление какого-то древнего языка на диалекты. Оно может быть объяснено, правда, и заимствованием в один язык лексики другого языка с сохранением конечных -л» и -р» (курсив мой. Л.Ф.)» [Там же. С. 311].
Лексические параллели в корейском и чувашском языках, соответствие корейской фонемы -л//-р в конце корня чувашским сонорным -л и -р в той же позиции, общие словообразовательные суффиксы объясняются не только заимствованием, но и явлением суперстрата (от латинских слов super «над» и stratum «слой, пласт»). Оно, как известно, возникает при языковых контактах и определяется как язык пришельцев, который наслаивается на язык коренного населения и который с течением времени растворяется в нём, оказывая определённое воздействие на язык коренного населения. Известно также, что суперстрат выявляется прежде всего в фонетике и грамматике, в лексике его трудно отграничить от заимствования.
Сказанное выше сближает корейский и чувашский языки. Связующим звеном между ними являются хуннский, ухуаньский, сяньбийский языки. Не под их ли влиянием формировался структурный тип корейского языка? (Современный корейский язык изолированный язык агглютинативного строя с порядком слов SOV (подлежащее дополнение сказуемое) [Лингвистический энциклопедический словарь, 1990, с. 240241].)
2.2. Хуннизмы в древнекитайском языке
Хуннский язык, естественно, сохранил определённые элементы своего предка дунхуского (пратюркского) языка (гл 1 §1.2). О них наука мало что знает. По А.В Дыбо, «засвидетельственные факты языка сюнну (хуннов. Л.Ф.) только отчасти прослеживаются как пратюркские (в её понимании термина пратюркский. Л.Ф.)» [Дыбо, 2007, с. 201]. Так, согласно ей, «могут быть сочтены унаследованными как формально пратюркские» *taŋrɨ «небо», *ɨlaλa «небольшая лошадь», *Koŋur «бурый», *Koλ «лагерь», *darxan «титул» и некоторые другие [Там же]. Об остальной зафиксированной китайцами сюннской (по аналогии с хуннской) лексике А. В. Дыбо отмечает, что она, «по-видимому, по большей части, принадлежала к «верхнему» функциональному стилю языка соответствующих общественных образований» [Там же]. Что это за язык «соответствующих общественных образований», не объясняется. Тот факт, что на территории между нынешним Ордосом и южным Саяно-Алтаем в конце I тыс. до н.э. первых веках н.э. главенствовали хунны (сюнну), даёт определённую почву для предположения, что языком «соответствующих общественных образований» был язык правящей верхушки хуннского общества, т.е. хуннский (сюннский) язык. Следовательно, зафиксированная китайцами сюннская (хуннская) лексика «по большей части» относится к хуннскому (сюннскому) языку. Часть её, надо полагать, вошла в китайский язык условия для этого были: хунны (сюнны) и китайцы династии Хань в течение четырёх столетий жили рядом и имели интенсивные контакты, в том числе языковые.
2.2. Хуннизмы в древнекитайском языке
Хуннский язык, естественно, сохранил определённые элементы своего предка дунхуского (пратюркского) языка (гл 1 §1.2). О них наука мало что знает. По А.В Дыбо, «засвидетельственные факты языка сюнну (хуннов. Л.Ф.) только отчасти прослеживаются как пратюркские (в её понимании термина пратюркский. Л.Ф.)» [Дыбо, 2007, с. 201]. Так, согласно ей, «могут быть сочтены унаследованными как формально пратюркские» *taŋrɨ «небо», *ɨlaλa «небольшая лошадь», *Koŋur «бурый», *Koλ «лагерь», *darxan «титул» и некоторые другие [Там же]. Об остальной зафиксированной китайцами сюннской (по аналогии с хуннской) лексике А. В. Дыбо отмечает, что она, «по-видимому, по большей части, принадлежала к «верхнему» функциональному стилю языка соответствующих общественных образований» [Там же]. Что это за язык «соответствующих общественных образований», не объясняется. Тот факт, что на территории между нынешним Ордосом и южным Саяно-Алтаем в конце I тыс. до н.э. первых веках н.э. главенствовали хунны (сюнну), даёт определённую почву для предположения, что языком «соответствующих общественных образований» был язык правящей верхушки хуннского общества, т.е. хуннский (сюннский) язык. Следовательно, зафиксированная китайцами сюннская (хуннская) лексика «по большей части» относится к хуннскому (сюннскому) языку. Часть её, надо полагать, вошла в китайский язык условия для этого были: хунны (сюнны) и китайцы династии Хань в течение четырёх столетий жили рядом и имели интенсивные контакты, в том числе языковые.
Заимствование было двусторонним. Ранние китайские заимствования в пратюркском языке рассмотрены и объяснены А. В. Дыбо (напомним, её понимание термина пратюркскийязык отличается от нашего) [Дыбо, 2007, с. 6674]. Среди них такие слова, как * (a) laču-k «хижина, шалаш, маленькая юрта», (?) *altun «золото», *gűműλ «серебро», *Teműr «железо», *čerig «войско», *dòn «одежда», *sɨr «цвет, краска, лак» [Дыбо, 2007, с. 6772]; они датируются III в. н. э.» [Дыбо, 2007, с. 74]. Они, должно быть, функционировали и в хуннском языке, из него (а не из древнетюркского!) унаследованы чувашским языком, ср.: * (a) laču-k чув. лаç «лачуга», (?) *altun чув. ылтăн «золото», *Teműr чув. тимěр «железо», *čerig чув. çар «войско», *dòn чув. чăн «правда», тум «одежда», *sɨr чув. сăрă «краска; цвет». (Обзору предполагаемых ранних китаизмов в тюркских языках посвящена статья И. Н. Шервашидзе «Фрагмент общетюркской лексики. Заимствованный фонд» [Шервашидзе 1989, 2].)
2.3. Хуннизмы в монгольском языке
Предки монголов «первоначально обитали в верхнем течении Амура» [Таскин, 1979, ч. 2, с. 450]. Л. Р. Кызласов уточняет: монголоязычные племена в древности расселялись «в горно-таёжной полосе между северо-восточной оконечностью Яблоневого хребта, по обеим сторонам Хингана и вплоть до северной оконечности Хэйлунцзяна (в основном по рекам Шилке, Иногде, Аргуни и бассейну Амура в его среднем и нижнем течении)» [Кызласов, 1992, с. 148149]. Позднее, «а именно в первом веке н.э.», они появились в центрально-азиатских степях [Таскин, 1979, ч. 2, с. 450], где господствовали северные хунны. С тех пор хуннские слова стали проникать в языки монгольских племён, особенно в период, когда их носители находились под властью хуннов, монгольские в хуннский.
Хуннскими в монгольском языке следует считать:
= слова ротацирующего типа, этимологически родственные чувашским, например: монг. üker ~ чув. вǎкǎр «бык», но др.-тюрк. ögüz «бык, вол»; монг. еkeri, ikeri, ikere ~ чув. йěкěр «двойной; двойня; двойняшки», но др.-тюрк. ekiz «близнецы, двойня»; монг. jiru ~ чув. çыр «писать», но др.-тюрк. jaz- «писать» и др. (примеры взяты из [Федотов, 1980, с. 147148]). Они могли войти в монгольские языки и из ухуаньского, сяньбийского языков, которые ротацизм унаследовали от языка-основы, каким для них, как и для хуннского, был дунхуский (пратюркский) язык, тем более носители их обитали по соседству с монгольскими племенами, по крайней мере, с I в. н.э.;