Сидим с Танюхой по разные стороны дома, не разговариваем. Надулись, как говорится, словно мышь на крупу. Я, значит, с чувством обиды на диване вроде как телевизор смотрю, хотя глаза закрыты и на душе муторно и неуютно, понимаю, что виноваты оба, а не признаём свою вину, не хотим помириться, это как, значит, за собой вину признать. Чую, жена на кухне с глазами мокрыми ужин готовит, носом швыркает.
Сижу, значит, чувствую под рукой что-то мягкое, теплое, щекотливое и приятное. Открыл глаза, а это Фимка. Лапами ко мне на грудь и взглядом просящим говорит: «Ты же хозяин дома, ты старший, ты самый умный, от тебя мир в дома зависит».
В общем, к совести призвала и также тихонько на кухню подалась. Около ног супруги, словно кошка, ластиться стала, понять даёт, что слезы её напрасны, вода и только. Потом посередь комнаты легла, морду на лапы уложила и хвостом постукивать стала, словно пальцем.
Хватит дурью маяться, как бы говорит, всё у вас есть. В достатке живёте, красивые, здоровые, любите друг дружку, что же зря к жизни плохо относитесь?
Стыдно нам с Татьяной перед собакой стало.
С тех пор, чуть назреет подобная проблема семейная, Фимка у нас вроде как судьи мирового.
К зиме Фимка опять стала животом расти. Я уже решил, что не буду жизни лишать потомство собачье. Только смотрю, по вечерам дворняга наша пропадать стала. Борзый же, как стемнеет, раньше на службу бежал, а тут наоборот днем на лесопилке, а к заходу солнца на свое обычное место. Напротив дома моего.
По следу на снегу определил, что они парой к лодке, что днищем на берегу речки лет пять уже лежала, тропу пробили. Невдалеке дорожка к проруби, где бабы порой белье поласкают, а кто-то и воду на санках во фляге возит.
Вначале-то я не понял того следа, Фимка вроде на сносях, не до любви с Борзым. Да и не стал вникать. Работы, сам знаешь, на ферме, невпроворот. Устаёшь, к вечеру с ног валишься, а тут в ночь, помнится тихая была, морозная, с луной полной, свет от неё словно днем, не спалось мне что-то. Вышел в сени. Смотрю со стороны берега пара темных клубков по снегу ко двору моему катиться. В нечистую с детства не верил, а здесь внутри что-то ёкнуло. Зверье лесное, подумал, наверное, в ограду мою через огород лезет. Хотел уже ружье достать, да присмотрелся повнимательнее, не волки и не зайцы, а семейство собачье. Подбежало оно к крылечку, на котором стоял, на меня, как говорится ноль внимания, и под крыльцо нырь, а оттуда через минуту каждый с комочком потомства своего обратно бегом к лодке. Прозрение на меня нашло. Видно любовь и страх потерять щенят от рук моих вынудили собак упрятать плоды своих любовных утех от глаз человечьих подальше. Пятого по счету они вместе в зубах вынесли. Не стал я мешать им. Подумал, спугну, вообще уйдет Фимка со двора на лесопилку вместе с Борзым.
Утром молока теплого, с кашей перловой в миске просторной к лодке принес. Фимка минут десять урчала недовольно. Потом все-таки вылезла из своей самодельной берлоги. Всё подъела. Благодарность и надежду собачью, что я по-доброму с потомством обойдусь, глазами и хвостом выразила. Помирились мы, как бы с ней. К приплоду своему подпускать стала, а после разрешила отдавать щенят в добрые руки, но в своём присутствии, вот такая она заботливая мать Фимка. Дело дошло до того, что уже никто в посёлке не стал брать щенков. Почти у всех собака была, не по две же держать! Дворняг у нас полно, а вот в Бийске, красавцев ярких, пушистых, с окрасом душу радующим, вмиг на базаре разбирают. Поверила в меня Фимка и сегодня доверили одному щенят увезти, а так даже в Бийск со мной ездила.
Знаешь, Максим, порой неприятности горой катятся. Первое, что хочется выматериться. А толку? Выговорится о наболевшем? Кому? Жене плакаться не в моем характере. У неё проблем по хозяйству полон рот! Забот о детишках выше крыши. Со знакомыми поговорить, подумают, что в деньгах нуждаюсь. Себе дороже. Родных своих неудачами и просчетами грузить, так они и без этого в вечном страхе. Как бы Степку не угробили бандюги какие.
Сел как-то в виде страдальческом на чурочку. Сам с собой под нос разговариваю. Приблудная-то моя тут как тут. Взирает внимательно, понимающе, сочувственно.
Ты мне расскажи, легче будет. Я все невзгоды твои выслушаю, как бы говорит.
Так я собаке, как самому близкому верному другу всё и рассказал. А через день-два, глядь, всё и наладилось. С тех пор с ней только проблемами своими и делюсь.
По весне стая коршунов за деревней в елане поселилась. Хуже напасти для птицы домашней не бывает. Птенцы кур, гусей, индюшек, и сами, что помельче, первой добычей тех стервятников стали. Долгов Анисим да Демид Сусоев, охотники наши, несколько раз на них засаду устраивали. Да только днем и ночью у воронья того сторож на стреме. Всё видит, будь он неладен! Чуть что улетают на острова Катунские. Старики говорят, вожака той стаи надо порешить, остальные сами исчезнут.
В один из дней вожак стаи вороньей углядел на моем подворье молодую курицу. А сторож мой не зевал. Налетела Фимка похлещи коршуна. Без хвоста, с крылом пораненным всё же вырвался стервятник из лап и зубов собачьих, улетел. К вечеру вся воронья стая сгинули с нашей округи.
А вот теперь смотри, земляк, закончив рассказ, Степан, чуть притормозив, рукой показал на взгорок, за которым был поворот в село.
Через пару минут на опушке березняка, словно кочки, выделились две фигуры. Замерев, они с ожиданием смотрели в сторону нашего внедорожника.
И не надо было объяснять Максиму, кто из этих двух умнейших на свете существ Борзый, а кто его подруга Фимка. Это было понятно по их окрасу.
От автора.
Когда-то мой дед потомственный казак с Кубани Иван Иванович, словно давая наказ по выбору друзей, рассказал следующую притчу.
Как-то три мудреца решили выяснить, что важнее всего в выборе друга.
Один верность отметил.
Другой сказал, чтобы в опасности друг на выручку пришел.
Третий добавил, друзья по жизни всегда вместе и рядом идут.
Решили через год встретиться на том же месте и каждому друга привести.
Год прошел.
Первый без друга появился. Нашел он честного и преданного. Но когда разбойников друг тот увидел, испугался и покинул друга.
Второй тоже в одиночестве оказался, хотя и друг по-первости смелым в бою с врагами себя показал. Но красавицу увидел, ушел с нею.
Ждут первые прихода третьего.
Идет тот вроде один. Те двое решили, видно нет на свете друга нужного человеку. Только видят радость в глазах их третьего друга.
Расстегнула он кафтан, щенка достает и говорит: «Вот друг настоящий. Слушать умеет, не перебивает и рядом до смерти со мной будет. А коль воры на жизнь мою покушаться будут, защитит без оглядки».
Хвост и рога
(Наставление для женихов)
Предисловие.
С рубежа XVIXVII столетий в Московском царстве пошёл обычай, мужчинам заглядывать под юбку женщин. В чём крылась причина столь якобы непристойного поступка? Что заставило мужчин забыть о древней морали не оскорби ближнего, не ущеми дальнего? Что искали они под складками женского платья? Попытаемся найти ответы на столь сложные вопросы, заглянув в глубину веков.
В Московском царстве справлять свадьбу было принято после Рождества Христова. Мужик, будь он русский или немец, православный или католик, ясное дело, любитель выпить и поесть задарма, а тут такой случай свадьба. Как не влить в свою жадную утробу бесплатную выпивку и не впихать в неё то, что уже не лезет? Вливали и пили, впихивали и поглощали, жевали и глотали! Дармовые пиво, вино, сивуха всегда влекли к себе не только любителей выпить, но даже тех, кто страдал несварением желудка и изнывал от головных болей. Во что это выливалось?
Прошли торжества по случаю Рождества Господа Бога Иисуса Христа, мужику бы подумать о своём здоровье, прекратить пьянство. Куда там!? Свадьбы пошли! И мужик, ещё полностью не пришедший в себя от глубоких рождественских попоек, направляет взгляд своих туманных глаз в сторону дворов, где накрывают свадебные столы, где ожидается шумное застолье, где спиртное будет литься рекой. И в ненасытном поиске яств открыт его рот. И трепыхающиеся ноздри жадно принюхиваются к спиртным испарениям и сладостным запахам, идущим от русских печей. И ноги невольно понесли мужика в Эльдорадо, богатое яствами и водкой. По одному, по двое и большой толпой вваливались они во дворы, где шло чествование молодых.
Особенно влекли к себе зажиточные дома с бесплатными, в таких случаях, водкой и богатыми закусками. А в России изгнание из дома непрошеных гостей, являвшихся даже хуже татарина, считалось верхом неприличия, поэтому их усаживали за общий стол и угощали наравне со всеми гостями, официально приглашёнными на торжество. Но многими настоящими гостями, пришедшими на свадьбу с подарками, общее застолье с пришельцами-халявщиками принималось в штыки. Возникали ссоры и, как итог, драки, которые нередко перерастали в поножовщину. Разбушевавшихся усмиряли, и в этом случае крепко доставалось даже тем, кто не принимал в инциденте никакого участия. Так и повелось с тех пор; свадьба без драки не свадьба. А после надо было оправдываться перед властью. Надо же как-то снять с себя вину за шум и крик, за синяки и разбитые носы, за ссадины и ножевые раны. Благо, если раны неглубокие, но часто было кое-что и много серьёзнее. Свадьбы с дракой долго не забывались, а если они заканчивались смертью, шло недолгое расследование, в итоге которого на каторгу порой отправлялись невиновные.