Ради Вас, графиня, я отменю любые планы, сказал лорд Генри, поклонившись.
Ох! Это так мило и одновременно так некрасиво с Вашей стороны, улыбнулась она, поэтому имейте в виду, я жду Вас, с этими словами она оставила комнату в сопровождении леди Агаты и остальных дам.
Когда лорд Генри сел на стул, мистер Эрскин подошел к нему, сел рядом и положил руку ему на плечо.
Вы способны переговорить любую книгу, сказал он, почему же Вы до сих пор не написали какую-то?
Я слишком люблю читать книги, чтобы заниматься их написанием, мистер Эрскин. Конечно, я хотел бы написать роман, такой же прекрасный, как персидский ковер, и такой же волшебный. Но английских читателей ничто не интересует, кроме газет и енциклопедий. Из всех народов мира англичане хуже всего чувствуют красоту литературы.
Боюсь, Вы правы, ответил мистер Эрскин. Я и сам когда-то хотел писать, но уже давно бросил думать об этом. А теперь, мой юный друг, если Вы позволите мне так к Вам обратиться, я хотел бы спросить, действительно ли Вы имели в виду все то, что говорили нам за обедом?
Я уже и забыл, что я там говорил, улыбнулся лорд Генри. Наверное, очень плохие вещи?
Действительно, очень плохие. Собственно говоря, я считаю, что Вы крайне опасны, и если с нашей дорогой графиней что-то случится, мы положим вину за это на Вас. Но я хотел бы поговорить с Вами о жизни. Я родился в скучном поколении. Однажды, когда Вам надоест Лондон, посетите меня в Тредли и расскажите о Вашей философии наслаждений за бокалом изысканного бургундского, которое я имею за счастье держать в погребе.
Я буду в восторге. Для меня стало бы честью посетить Тредли. Имение имеет выдающегося хозяина и выдающуюся библиотеку.
Вы ее дополните, ответил пожилой джентльмен, уважительно поклонившись. А теперь мне пора прощаться с Вашей прекрасной тетушкой. Мне пора в Атенеум. В это время мы обычно спим.
Все, мистер Эрскин?
Да, все сорок в сорока креслах. Так мы практикуемся чтобы вступить в английскую академию литературы.
Лорд Генри рассмеялся и встал.
Я пойду в парк, сказал он.
Когда он выходил из дверей, Дориан Грей взял его за руку.
Позвольте мне пойти с Вами, сказал он.
Но мне казалось, что вы обещали Бэзилу Голуорду посетить его?
Я лучше пойду с Вами. Я чувствую потребность пойти с Вами. Позвольте. И пообещайте все время мне что-то рассказывать. Никто не умеет так увлекательно рассказывать обо всем, как Вы.
Нет! На сегодня я уже наговорился, с улыбкой ответил лорд Генри. Теперь я хочу просто понаблюдать за жизнью. Можете пойти понаблюдать вместе со мной, если хотите.
Глава 4
Однажды, месяц спустя, Дориан Грей сидел в роскошном кресле в маленькой библиотеке дома лорда Генри в Майфери. Это была по-своему волшебная комната, обитая дубовыми панелями, с кремовыми бордюрами и лепниной на потолке. Персидские коврики, разбросанные на красном сукне, довершали образ комнаты. На столике из красного дерева стояла статуэтка Клодиона, а рядом лежал экземпляр «Les Cent Nouvelles», переплетенный для Маргариты Валуа Кловис Ев. На книге красовались маргаритки эмблема королевы. На каминной полке стояли голубые фарфоровые вазы с тюльпанами, а через витражное окно пробивалось абрикосовое сияние лондонского дня.
Лорд Генри еще не пришел. Он всегда опаздывал из принципа. Принцип этот заключался в том, что пунктуальность это кража времени. Поэтому юноша был довольно мрачным, он лениво листал страницы изысканно проиллюстрированного издания «Манон Леско», которое он нашел на одной из полок. Его раздражали монотонные «тик-так», которые звучали из часов работы Луи Кваторза. Несколько раз он даже задумался над тем, чтобы уйти.
Наконец он услышал шаги, и дверь открылась.
Что же ты так опоздал, Гарри, сказал он.
Боюсь, это не Гарри, мистер Грей, ответил резкий голос.
Он быстро оглянулся и вскочил на ноги.
Прошу прощения, я думал
Вы думали, это мой муж. А это всего лишь его жена. Позвольте представиться. Тем более, что я уже Вас хорошо знаю по Вашим фотографиям. Я думаю, их где-то семнадцать у моего мужа.
Не может быть, леди Генри.
Значит восемнадцать. Кроме того, я однажды видела Вас с ним в опере. Она нервно смеялась во время разговора и не сводила с него своих голубых, будто незабудки, глаз. Это была интересная женщина, чей наряд всегда выглядел так, будто его шили в гневе, а одевали во время бури. Она все время была влюблена, но, поскольку никогда не встречала взаимности, жила иллюзиями. Она стремилась выглядеть неотразимо, но удавалось ей только выглядеть неопрятно. Ее звали Виктория и ее болезненно тянуло в церковь.
Не может быть, леди Генри.
Значит восемнадцать. Кроме того, я однажды видела Вас с ним в опере. Она нервно смеялась во время разговора и не сводила с него своих голубых, будто незабудки, глаз. Это была интересная женщина, чей наряд всегда выглядел так, будто его шили в гневе, а одевали во время бури. Она все время была влюблена, но, поскольку никогда не встречала взаимности, жила иллюзиями. Она стремилась выглядеть неотразимо, но удавалось ей только выглядеть неопрятно. Ее звали Виктория и ее болезненно тянуло в церковь.
Кажется, это был «Лоэнгрин».
Именно так, прекрасный «Лоэнгрин». Вагнер мой любимый композитор. Его музыка такая громкая, что можно спокойно разговаривать без страха, что кто-то подслушает. Это огромное преимущество, Вы согласны, мистер Грей?
С ее уст сорвался тот же смех, и она начала крутить в руках длинный канцелярский нож.
Дориан улыбнулся и покачал головой.
Боюсь, я должен с Вами не согласиться, леди Генри. Я никогда не говорю, когда звучит музыка, по крайней мере, хорошая. Если же кто-то слышит плохую музыку, то он просто обязан заглушить ее разговором.
О! Но это же слова Гарри, правда, мистер Грей? Я всегда слышу как друзья Гарри говорят его словами. Именно так я о них узнаю. Но я не хочу, чтобы Вы подумали, что я не люблю хорошую музыку. Я ее обожаю и одновременно боюсь. Она делает меня слишком романтичной. Я просто обожаю пианистов, Гарри говорит, что иногда даже по два за раз. Я даже не знаю, что в них такого. Может это потому, что они иностранцы? Они же все иностранцы, не так ли? Даже те, что родились в Англии, со временем становятся иностранцами, правда? Это так разумно с их стороны и так прекрасно для искусства. Оно становится всемирным, правда? Вы же никогда не бывали на моих вечеринках, не так ли, мистер Грей? Вам обязательно следует прийти. Я не могу позволить себе орхидеи, однако у меня достаточно иностранцев. Они так украшают дом. А вот и Гарри! Гарри, я зашла, чтобы что-то у тебя спросить, уже и не помню что, и наткнулась на мистера Грея. Мы здесь премило обсуждаем музыку. Наши взгляды довольно таки совпадают. Хотя нет, думаю, как раз наоборот. Но с ним очень приятно общаться. Я так рада, что познакомилась с ним.
Я рад, дорогая, очень рад, сказал лорд Генри, подняв свои темные брови-полумесяцы и взглянув на них с удовлетворенной улыбкой. Прости за опоздание, Дориан. Я заглянул на Вардор Стрит, чтобы приобрести кусочек парчи, и мне пришлось целый час за нее торговаться. В наше время люди знают стоимость всего, но ничему не знают цены.
Боюсь, я должен идти, сказала леди Генри, оборвав неловкое молчание своим внезапным бессмысленным смехом. Я пообещала графине составить ей компанию. Всего хорошего, мистер Грей. Всего хорошего, Гарри. Я так понимаю, ты идешь куда-то на обед? Я тоже. Возможно, увидимся у леди Торнбери.
Так и будет, дорогая, сказал лорд Генри, закрыв дверь после того как она, будто райская птичка, попавшая под страшный ливень, выпорхнула из комнаты, оставив за собой легкий аромат жасмина. Затем он закурил сигарету и присел на софу.
Никогда не женись на блондинке, Дориан, сказал он после нескольких затяжек.
Почему, Гарри?
Потому что они очень сентиментальны.
Но я люблю сентиментальных людей.
Вообще, никогда не женись, Дориан. Мужчины женятся от усталости, женщины из любопытства. В результате оба разочарованы.
Не думаю, что мне придется жениться, Гарри. Я слишком влюблен для этого. Это один из твоих афоризмов. Я воплощаю его в жизнь, как и все, что ты говоришь.
В кого ты влюблен? Спросил лорд Генри после короткой паузы.
В актрису, сказал Дориан Грей и начал краснеть.
Лорд Генри пожал плечами:
Вполне типичный предмет первой любви.
Если бы ты ее увидел, то не говорил бы так.
Кто же она?
Ее зовут Сибилла Вейн.
Ничего не слышал о ней.
И никто не слышал. Но однажды обязательно услышат. Она настоящий гений.
Мальчик мой, среди женщин нет гениев. Женщины это декоративный пол. Им всегда нечего сказать, и они очаровательно об этом говорят. Женщины олицетворяют триумф тела над разумом, так же как мужчины олицетворяют триумф разума над моралью.
Гарри, как ты можешь?
Но это правда, дорогой Дориан. Я сейчас анализирую женщин, поэтому кому, как не мне, знать. Предмет не такой непонятный, как мне казалось. Я понял, что, в целом, существует только два типа женщин серые и яркие. Серые женщины очень полезны. Если нужно заработать репутацию уважаемого человека, достаточно просто пригласить их на ужин. Вторая категория это крайне очаровательные женщины. Однако, они совершают одну ошибку. Они добавляют себе красок, чтобы выглядеть молодыми. Наши бабушки добавляли себе красок чтобы удачно поддерживать разговор. Румяна и красноречие шли в комплекте. Сейчас этого уже нет. Женщина довольна, пока она может выглядеть на десять лет моложе собственной дочери. А на счет бесед, на весь Лондон только пять женщин, с которыми интересно разговаривать, двух из них невозможно представить в приличном обществе. Тем не менее, расскажи мне лучше о своем гении. Вы уже давно знакомы?