Гости дорогие, князья, бояре тверские! Хотел я на Ивана Васильевича осерчать за дары его обидные, да подумалось, что прав он! Неужто мы, как зайцы будем сидеть по кустам, когда Дмитрий придет по весне дань с нас брать?
Все зашумели: «Не дадим!», «Не сробеем!», «Дани не давать!». В этом всеобщем военном угаре князь добавил.
Стены наши крепкие, воины наши сильные! Сробеет Москва, отступится! Завтра же пошлю послов к Ольгерду, свояку моему. Пусть сбирает своих литовцев. К Мамаю пошлю гонцов пусть идет на Москву с ратью татарской. Возьмем Дмитрия в железные клещи!
Ответом ему был всеобщий рев воинственного тверского боярства. Долго еще гости допивали бочонок меда, вспоминали минувшие дни, полные сражений и побед.
А утром полетели стремительно вестники к Ольгерду Литовскому, с просьбой подсобить в войне с Москвой. Тверские бояре же доставали из сундуков ратные кольчуги, щиты со старинными гербами, варяжские топоры и мечи.
Поутру князь Михаил проснулся не в самом хорошем расположении духа. Вчера, под влиянием какой-то злой силы он готов был идти и сражаться, но сегодня ему хотелось полежать в постели, вкусно покушать да что угодно, но только не воевать
Но, делать нечего, пришлось созывать дворовых с приказом принести боевое облачение. В первую очередь следовало проверить состояние собственно княжьей кольчуги, да меча. Холопы споро принесли требуемое. Князь, с помощью помощников надел подкольчужную рубаху, затем стал натягивать тяжеленную россыпь хитро переплетенных колец. И тут его ждало горькое разочарование: изрядно раздобревшее тело не хотело влезать в кольчугу, в которую Михаил с легкостью помещался в молодости.
Тяни, стервец, понукал он крепкого парня, изо всех сил старающегося натянуть кольчужное полотно на огромное брюхо князя.
Не лезет, княже, не гневись, пряча улыбку, отвечал тот.
Сей же час втянусь. Давай!
Холопы тужились, но дело не шло. Решено было военные приготовления отложить до приведения княжеского тела в боевой вид. Для этого Михаил придумал поститься всю зиму.
В первую седмицу поститься буду один день. Во вторую два дня. В третью три. А в четвертую ни крошки не возьму! Решительно вышагивал князь по большому залу, где пировал да принимал гостей. Сегодня, сейчас же начну! До вечера ничего не буду есть, токмо пить!
В зал осторожно заглянули слуги. Их беспокоило, что князь с утра ничего не ел. Обычно за таким поведением следовал взрыв княжьего голодного гнева.
ЗаУтрок уж поспел, княже, подавать?
А что там?
Каша пшеничная, с маслом коровьим, с мясцом. Репа пареная, с вечера в печи томилась. Яички вареные, с солью, с лучком зеленым.
А запивать чем?
Кисель сладкий, да яблочки к нему.
Михаил произвел короткую внутреннюю борьбу, в которой проиграл.
Неси. Завтра поститься буду
Впрочем, и завтра он не постился. Ожидание войны, волнения заставляли Михаила есть еще больше. В конце концов, кольчугу просто увеличили, добавив колец по бокам.
Военные приготовления шли своим чередом. Тверь собирала боярские дружины. Были предприняты две осторожные вылазки на Торжок и Углич. Но активных действий Михаил не предпринимал, ждал ответа от Ольгерда.
Под конец года, в последние дни сеченя, или как его называли по-церковному февраля, пришли гонцы от Ольгерда. В изящной манере старый литовский князь отказал своему родичу в военной поддержке. Гонцы от Мамая еще и не появлялись.
Михаил в сильном волнении, съев вдвое больше обычного, позвал к себе Ивана Вельяминова. За это время московский гость стал главным наперсником князя, нашептывателем, правой рукой.
Что ж делать-то теперь? В отчаянии спрашивал князь. Если и Мамай откажет, то не сносить мне головы. В Москве, доносят мне, рать собирается, втрое больше моей!
Не откажет Мамай!
Пошто знаешь? Нахмурился Михаил.
Сам к нему поеду!
Не боишься? В Орде столько князей русских да бояр сгинули. Михаилу еще помнились рассказы о том, как пытали да погубили в бескрайних степях по приказу хана Узбека его прадеда, Михаила Ярославовича.
Тебе, князь, служу. И голову положить готов. В аккурат после фёдоровой недели поеду в Орду. Вернусь с Ярлыком на великое княжение для тебя и веревкой для Дмитрия! Cпокойно произнес Иван. Только, князь, устоишь ли, когда московская рать под стенами твоими соберется?
Устою. Только поспешай. До лета привези Ярлык, да приведи подмогу от Мамая. С ними москвичей одолеем! Убежденно произнес тверской князь.
В столице московского княжества меж тем велись приготовления к походу. Его организацию взял на себя новый главный воевода Боброк-Волынский. Старый вояка всю жизнь свою сражался бок о бок с литовским князем Кейстутом против немецких рыцарей, что полтораста лет назад обосновались в Прибалтике, и имел немалый опыт в такого рода делах.
Изначальной целью немцев было несение слова Божьего к востоку от Священной Римской империи, но по прошествии многих лет она поменялась, и теперь рыцарский Тевтонский орден превратился в обычное средневековое государство, постоянно терзающее своих соседей. Немцы были опасными воинами, сражающимися толково, мудро, расчетливо. В войне с такими врагами учишься быстрее, и к своим годам в запасе у Боброка имелось множество хитрых ратных приемов. Это выгодно отличало его от командиров московского воинства, которое годами варилось в междуусобных войнах с русскими князьями.
Первым делом взялся воевода за покорм, то есть снабжение московской рати. Из серебра, которое не отправилось в виде дани в Орду в этом году, активно чеканили новые монеты называемые по-татарски деньгами. На них скупалось зерно и сено. Этими запасами засыпались доверху амбары. В погреба свозилось масло, вяленое мясо, сушеные ягоды и грибы. Шла покупка тягловых лошадей и боевых коней и жеребцов. Вся Москва напоминала огромное торжище, где единственным покупателем был Боброк. Нескончаемой вереницей в столицу шли обозы с провизией, да в ней и оставались, так как обозы тоже приобретались на нужды войны.
Обычное, в сущности, для современного понимания, мероприятие вызывало массу недовольства среди некоторых бояр. Их можно было понять. Столетиями на Руси вражеские и свои армии кормились за счет несчастного местного населения. Простые жители рассматривались лишь в качестве бесплатных поставщиков продовольствия. Там, где проходили княжеские дружины, оставались лишь разоренные села и города.
Подобный подход к ведению войны обуславливался малым размером дружин и особенным отношением к простому люду. Князья и бояре рассматривали народ как завоеванное, покоренное население, ограбить и обездолить которое считалось вроде как за военную доблесть.
Боброк-то наш, дурень знатный! Овсом решил воевать! Он что, Тверь накормить вздумал? Тверичи только спасибо скажут, в ножки поклонятся: «Спасибо тебе, добрый воевода, что накормил, да напоил!» Трепались знатные бояре между собой. Но находились и те, кто помнил еще по рассказам отцов неудачные походы, в которых голод косил ратников поболе врагов.
Ты уж помолчи! А то, как рот откроешь, так дурь сразу видать. Война не только саблями ведётся, но и едой. Дед нынешнего тверского князя, Михаил Ярославович, Новгород хотел воевать. Рать собрал, а покорма не сготовил. Да половина воинов в походе от голода померло! Наш-то обо всем думает! И про людей, и про лошадей! Это, значит, голова у него варит, как надо. Ты лучше к нему иди, да примечай всё, учись уму-разуму, говорили люди поумнее.
Боброк меж тем, не обращая внимание на пересуды, заготовил огромный запас провизии на пять тысяч воинов и десять тысяч людей из вспомогательных сил. Поход планировался на три летних месяца. Каждому воину определялось в день две гривны зерна, гривна мяса, а также овощи. Люди в походе съедали тысячу пудов зерна, да полтысячи пудов мяса в день! А лошади, число коих доходило до двадцати тысяч, съедали в три раза больше! Хорошо, они хоть мяса не ели Для такого количества провизии потребовалось бы десять тысяч телег. Обоз, если бы он и был, то стал бы такой огромный, что, выйди он в поход, занимал вместе со всей ратью полтораста верст, что было как раз равно расстоянию от Москвы до Твери!
Конечно, можно было бы и не заниматься всем этим беспокойным хозяйством. Собственно, полководцы в то время опирались в военном деле на Божье провидение. Они заботились больше о том, как победить врага в жаркой сече, а припасы доставали, как Бог пошлет. Отобьют обоз вражеский вот и еда. Захватят город вот и праздник. Но новый московский воевода больше полагался на старинную русскую пословицу «на Бога надейся, а сам не плошай». Меньше всего ему хотелось, чтобы его войско погубил воевода Голод. Поэтому часами просиживал в горнице, совещаясь с обозными командирами, купцами, зажитниками