Я повернулся на козлах, чтобы помочь урядникам, и едва не вздрогнул. Толстая тетрадь, в которую Благородов вносил записи, лежала на охапке соломы, привалившись к борту телеги! Видно, подъесаул отложил ее без внимания, а потом запамятовал сунуть в нагрудный карман. Незаметным движением ноги я прикрыл тетрадь старым мешком с каким-то тряпьем.
Ну, и зверюга! воскликнул один из офицеров, взирая на тушу. Настоящий вепрь!
Ничего не скажешь, добыча!
А где ж задок потеряли?
У лесника в погребе, пробасил Самохвалов, похлопав меня по плечу. Не поздоровилось бы нам, если б не
В начале улицы затарахтел легковой автомобиль и, поднимая пыль, плавно подкатил к штабу. Собравшиеся вокруг телеги казаки поправили фуражки, подтянули ремни, одернули мундиры. По всему видно было, что прибыло начальство корпуса.
Высокий широкоплечий генерал, облаченный в длинную синюю шинель и брюки с широкими лампасами, спрыгнул с подножки и подошел к Благородову. У него были тонкие черты лица, брови вразлет, короткие волосы, огромные усы. Мне стало ясно, что это сам генерал Мамантов, командир 4-го кавалерийского корпуса Донской армии, возглавлявший знаменитый рейд!
Как ваша охота, адьютант?
Кабан ногу задел клыком, ваше превосходительство!
Бывает, на то он и кабан. Врачу показывались?
Как раз собираюсь.
Скорейшего выздоровления!
Подъесаул взял из телеги сапог и захромал в сторону следующего по порядку дома, где, наверное, и остановился военный доктор. В это время к штабу приблизился небольшой отряд конных казаков с группой пленников. Они были в лохмотьях, с синяками на лицах и кровоподтеками. Их сопровождали вездесущие сельские мальчишки с бабами. Суровый чубатый подхорунжий, вооруженный шашкой и карабином, спрыгнул с лошади и лихо отдал честь генералу.
Кто такие? спросил тот, изгибая дугой темную бровь и подбивая кверху кулаком усища.
У соседнего села взяли, ваше превосходительство! Члены какой-то коммуны. Извергами нас называли, а вас хм-м кровопийцей!
Казак, стоявший возле Самохвалова, сплюнул и процедил вполголоса:
Коммунары, мать их ети!
Мамантов продолжал смотреть на пленных, которые не падали ему в ноги, не просили пощады. Что он в этот момент думал? Что проехал столько верст с Хопра, чтобы услышать от простых крестьян вот это?! Что и для них он старался, а они считают его кровопийцей?.. Не знаю, но в следующую секунду он решительно дернул козырек фуражки с красным околышем.
Расстрелять!
Пленных схватили и поволокли к оврагу возле села. Бабы зашушукались, кое-кто из них пустил слезу. Мальчишки рванули с места и, обогнав приговоренных к расстрелу, наперегонки понеслись в сторону оврага.
Картина в целом навевала мрачные мысли. Я тяжело вздохнул, кивнул Самохвалову и стал разворачивать телегу, как вдруг мои глаза встретились с взглядом Тальского. Бывший заместитель Маркина стоял прямо передо мной и, держа руку в кармане кожанки, криво ухмылялся.
А вы знаете, казаки, кто к вам пожаловал? громко cказал он, кивая на меня. Шпион и соглядатай, сотрудник Петродарского Угро Данила Нечаев! Это он прострелил мне плечо
По толпе пронесся вздох удивления, все уставились на меня. А яЧто мог сделать я?.. Увы, ничего. Потому остался сидеть на козлах, с сожалением поглядывая на торчавший из-под мешка краешек тетради.
Подхорунжий! загалдели казаки, глядя на Самохвалова. Ты откуда его притащил?
Дык, с кордона, назвался племяшом лесника.
Мамантов скользнул по моему лицу жестким взглядом.
Обыскать!
Двое казаков стащили меня с телеги, обшарили и отрицательно качнули головами. Генерал на сей раз долго не раздумывал.
Этого туда же, к оврагу! прозвучал его приказ.
Дозвольте мне кокнуть шпиона, ваше превосходительство? изъявил желание бывший милиционер.
Но Мамантов уже шагал в сопровождении офицеров к дому, где находился штаб корпуса. Тальский сунулся было ко мне, однако дорогу ему преградил Самохвалов.
Охолонь, приятель, басовито заявил он. Не мешайся, я сам с ним разберусь.
Он отогнал пегую с телегой к ближайшей изгороди, привязал вожжи к столбу, давая всем знать, что это его добыча. Взяв ружье наизготовку, скомандовал мне:
Пошел!
Я вздохнул, посмотрел вдаль, на степную дорогу, занятую, насколько хватало глаз длиннющим обозом, и побрел мимо толпы казаков к оврагу. Самохвалов шел за мной, подталкивая стволом в спину.
Пошел!
Я вздохнул, посмотрел вдаль, на степную дорогу, занятую, насколько хватало глаз длиннющим обозом, и побрел мимо толпы казаков к оврагу. Самохвалов шел за мной, подталкивая стволом в спину.
А я выхожу от делопроизводителя, смотрю, знакомая рожа! слышался голос Тальского. Сотрудник угрозыска! Шпионить прибыл
Оно и ты в милиции служил!
Я пакости делал Советской власти, палки в колеса ей вставлял
О чем разглагольствовал подлец дальше, я не слышал, обратив все внимание на группу коммунаров впереди. Она подошла к оврагу и выстроилась в линию перед расстрельной командой. Мальчишки гурьбой встали позади казаков, метрах в десяти от них. К ним подтянулись и бабы.
Я мимо стрельну, Данила, послышался за спиной бас Самохвалова. Не допущу, чтоб человека, спасшего меня от клыков кабана, жизни лишили Полежишь в овраге дотемна, а там в степь, и валяй куда хошь!
Я обернулся и бросил на него благодарный взгляд.
Чубатый казак, увидев, что тащат еще одного приговоренного, остановил приготовления к расстрелу. Самохвалов подвел меня к бровке оврага и поставил чуть в стороне от избитых, но не сломленных людей.
Кто вы, друзья? cпросил я, когда Самохвалов отошел на положенное расстояние.
Члены таволжанской коммуны «Равенство и братство», ответил ближний ко мне крестьянин. В поле взяли, налетели из рощицы, черти окаянные!..
Молчать! рявкнул чубатый, схватившись за рукоять шашки. Самохвалов, ты кончай своего, уж не знаю, чем он провинился, а мои ребята пустят в расход этих.
Он разгладил шаровары с красными лампасами и важно прошелся перед казаками. Лицо сурово-безжалостное, ни одной мало-мальски приятной черточки.
Готовсь! прозвучала его резкая, как щелчок кнута, команда. Цельсь!.. Пли!..
Раздались громкие выстрелы, вскрики, звуки падения тел. Я рухнул на землю практически одновременно с убитыми и покатился вместе с ними вниз по склону. К счастью, был он не слишком крутым, мне удалось отделаться парой-тройкой ушибов и легким головокружением. На дне оврага я постарался лечь на бок, и краем глаза увидел, как к бровке подошли казаки.
Анисимов! гаркнул чубатый подхорунжий. Спустись-ка вниз с нагайкой!
Есть!
Да чего там проверять, мертвее мертвых, послышался голос Самохвалова.
По склону зашуршали быстрые шаги. Вниз спустился коренастый казак с казацкой плетью в правой руке. Замахнувшись, он хлестко ударил первого расстрелянного, потом второго, третьего. Когда очередь дошла до меня, я крепко сжал зубы. «Если шелохнусь, или издам малейший стон, мне крышка!» мелькнула мысль. В воздухе в тот же миг свистнула нагайка. Бок и спину ожгло словно кипятком, но я не шевельнулся и не издал ни звука.
И, правда, мертвее мертвых, ухмыльнулся казак и полез обратно наверх.
Я ж вам говорил, прогремел Самохвалов. Пошли отcедова!
Бровка оврага опустела. Казаки удалялись, топот их сапог становился тише.
И, что б, не хоронить! прогремел голос чубатого. Понятно, бабы?.. Пусть валяются!
Чуть погодя на бровке появились мальчишки и несколько женщин. Последние крестились, вздыхали, утирали слезы.
Вниз не лезьте, поучала одна из них пацанов. В оврагах, где совершилось убийство, нечистая сила селится. Если вдруг скатитесь в него, то встать надо с левой ноги, отряхнуться и сказать: «Черти-батюшки, уйдите в хатушки. Чур, вас к небу, меня к земле!»
Какое-то время наверху шли разговоры, потом все стихло. Я лежал и, глядя на залитую кровью рубаху ближайшего коммунара, напряженно думал о своем положении. Во, дела! Чуть не попал под раздачу!.. Но я жив и невредим, это главное. Оставаться до темноты в овраге, конечно, можно, но тогда дневника Благородова мне не видать как своих ушей! Подъесаул обязательно его хватится
Ой, Борька, ты мне пятку отдавил! послышался приглушенный детский голос.
Прости, Дениска, я нечаянно А, может, поворотим назад, боязно что-то.
Испужался?! А вдруг кто-нибудь из них жив, ждет, не дождется помощи Пошли, я тебе за это на нашем Орлике дам покататься и смородинным вареньем угощу.
Брешешь!
Вот крест святой!..
Я сложил руки у рта и вполголоса проговорил:
Мальчишки, сюда!
Наступила тишина. Я чуть приподнял голову. Пацаны, которым было лет по десять, стояли в полусогнутом положении и смотрели на меня во все глаза.
Ну, что застопорились?