Пойдем ко мне, милый! В обиде не будешь!
Зачем? слегка опешил Брондуков.
Мою буренку осеменишь.
(Байки от Л. Дурова)
Ёлка
Не знаю, как сейчас, а в стародавние времена существовала традиция: на Новый год в Колонном зале Москвы ставили для детей елку. А Деда Мороза изображал Владимир Ильич. Да-да-да, сам Владимир Ильич! Он гулял по лесу, вокруг него собирались зверюшки они танцевали, прыгали, короче, веселились сами и веселили Владимира Ильича. Конечно, были там и темные силы, но дедушка Ильич с помощью этих зверюшек побеждал их. А потом под крики детей: «Елочка, зажгись!» Владимир Ильич зажигал эту елку, и все танцевали вокруг нее.
Завершался этот спектакль тем, что заранее подготовленные дети выходили на сцену читали стихи о Ленине. Они известны, их не так уж и много: «С кудрявой головой, в валенках катался по горке ледяной».
И вот однажды из первого ряда стал раздаваться истошный крик: Я хочу! Я хочу! Кричал маленький мальчик и рвал себе пальчики, как хазановский студент кулинарного техникума. Ведущему ничего не оставалось, как пригласить его на сцену: Ну конечно, конечно! Иди сюда, мальчик. Хочешь прочитать стихи о Ленине? Да, я хочу о Ленине! Хорошо, ты знаешь стихи о Ленине? Да, я знаю о Ленине! Ну, иди к микрофону.
Мальчик поднялся на сцену, подошел к микрофону и начал:
По улице шел зеленый крокодильчик И вдруг обосрался
У меня было такое ощущение, будто в зале рухнули все хрустальные люстры. Наступила гробовая тишина
Тут кто-то из ведущих попытался выйти из положения: схватил какого-то зайчика или медвежонка, сунул его мальчику в руки и стал выпроваживать со сцены: Ну, ты иди, иди. Спасибо тебе! Все хорошо, все хорошо. Елка продолжается! Мальчик спустился со сцены, нашел своё место и сел.
И вот тут мы увидели страшную картину. Он сел рядом с большим-большим дядей. А дядя отрёкся от ребенка. Он сделал вид, что это чудовище, которое только что сошло со сцены, не его сын, не его внук и вообще никакого отношения к нему не имеет Но самое страшное, что сам мальчик каким-то подсознанием понял, что он совершил нечто, и вел себя так, будто этот громадный дядя не его папа, не его дедушка и он к нему тоже никакого отношения не имеет.
И тогда возникла маленькая пауза, были притушены огни. Потом ярко вспыхнул свет, и все увидели, что в первом ряду два пустых кресла: дядя с мальчиком в темноте умудрились смыться. И правильно сделали еще неизвестно, чем бы для них закончилось это новогоднее представление. И для дяди, и для маленького мальчика, которому так хотелось прочитать стихи о Ленине.
Л. Дуров
Куда ты, Саша?
Когда-то в Ленкоме выпускали спектакль «Семья» по пьесе Попова. Это про семью Ульяновых. Володю-гимназиста играл Г. Сайфулин, брата Александра Саша Покровский, а С. Гиацинтова играла мать.
И вот сдача спектакля. В зале все: и министерство, и главки, и райком, и горком, и все другие «комы». В обязательных черных костюмах, при галстуках мужчины и дамы с косами, уложенными, как нимбы у святых (сравнение сомнительное, я понимаю).
Начинается сцена, когда Александр Ульянов после каникул собирается в Петербург готовить покушение на царя. Покровский, стоя на середине сцены, собирает чемодан. Вбегает золотоволосый, курчавый Володя. Сборы брата для него неожиданность.
Саша, ты куда?
А Саша, спокойно укладывая вещи в чемодан, отвечает:
В Ленинград.
Куда, куда?! широко открыв глаза, спрашивает Володя.
В Ленинград, в Ленинград, опять же спокойно отвечает брат.
Сайфулин взвыл, показал зрителям пальцем на брата и убежал со сцены. А из-за кулис был слышен голос Гиацинтовой, которая давилась от смеха:
Не пойду я на сцену! Не пойду! Пусть он уезжает, куда хочет! Не пойду!..
А Саша, ничего не понимая, стоял один на сцене и продолжал тупо складывать вещи в чемодан. Из зала раздался обреченный голос Колеватого:
Занавес закройте, пожалуйста
Чёрные костюмы и нимбы мрачно покидали зал
А царя, как известно, все равно убили.
Ваня, мяу!
Был такой балерун в Большом театре некто, скажем, Коля Харитонов. Он любил выпить, и его из-за этого не взяли в Америку на гастроли. Поехала одна жена тоже балерина. Перед этим ругала его, подсчитав, сколько долларов они на этом потеряли. Она уехала, а Коля с собутыльниками запил
Вдруг кто-то из друзей показал газету Большой возвращается с триумфом. Коля в панике начал убирать квартиру. Стал выносить окурки, бутылки, в общем, весь скопившийся мусор. Был июль, жара. Он разделся догола. Начал пол мыть. А у него был сиамский кот, о котором он совершенно забыл в запое и который питался все это время, вылизывая консервные банки от закуски. Он сидел на шкафу и смотрел, как голый Коля ползает с тряпкой на четвереньках. Что-то, видимо, коту не понравилось, потому что он спрыгнул вдруг со шкафа и вцепился балеруну в одно место. Коля взвыл, отпрянул и влепился башкой в батарею. Истекая кровью, позвонил в «скорую» и прошептал: Дом Большого театра. Квартира такая-то. Умираю».
Приехали врачи, увидели худое двухметровое тело на полу в грязи и крови. Когда санитары несли его по лестнице на носилках, Иван Иванович открыл глаза, и пожилая докторша спросила: Что с вами?» Он ответил правду: «Кот в яйца вцепился». Санитары заржали и выронили носилки он сломал ключицу.
Все-таки довезли его до Склифосовского, положили. На следующий день приезжает жена, видит, в каком состоянии квартира: «Так я и знала пьянка, бабы». И в заведенном состоянии влетает в палату больницы. Коля, весь забинтованный, загипсованный, протянул к ней ручки, а она с размаху ахнула сумкой ему по башке, забыв, что в сумке лежала стеклянная бутылка с пепси-колой. Проломила мужу височную кость, и ему делали трепанацию черепа.
Все-таки он выздоровел, но в театр не вернулся его затравили: как кто из знакомых встречался, так сразу кричал ему: «Ваня, мяу!» и тот шарахался. В общем, он пропал как артист.
Феномен
Как-то Фаина Раневская записала для радио длинное и подробное интервью о своей жизни, о работе в театре, о ролях в кино. Интервью это одобрили, и оно должно было пойти в эфир, но накануне передачи к ней приехала корреспондентка и попросила переписать одно место, где Раневская якобы неправильно произносит слово «феномен».
Я справилась в. словаре, современного русского языка, сказала корреспондентка. Так вот, по-современному произносить это слово нужно с ударением на «о» фенОмен! А вы произнесли «феномЕн».
Раневская поначалу заспорила, но потом согласилась и отправилась на студию переписывать этот кусок интервью. Однако, по всей видимости, по дороге одумалась, так что когда села к микрофону, то резко и твердо сказала:
ФеномЕн, феномЕн и еще раз феномЕн! А кому нужен фенОмен, пусть идёт в задницу!
Закон Архимеда
Раневская, как и очень многие женщины, абсолютно не разбиралась в физике, и однажды вдруг заинтересовалась, почему железные корабли не тонут.
Как же это так? допытывалась она у одной своей знакомой, инженера по профессии. Железо ведь тяжелее воды, отчего же тогда корабли из железа не тонут?
Тут все очень просто, ответила та. Вы ведь учили физику в школе?
Не помню.
Ну, хорошо, был в древности такой ученый по имени Архимед. Он открыл закон, по которому на тело, погруженное в воду, действует выталкивающая сила, равная весу вытесненной воды
Не понимаю, развела руками Фаина Георгиевна.
Ну вот, к примеру, вы садитесь в наполненную до краев ванну, что происходит? Вода вытесняется и льется на пол Отчего она льется?
Оттого, что у меня большая ж@па! догадалась Раневская, начиная постигать закон Архимеда.
Немного физиологии
Киногруппа, в составе которой находилась Фаина Раневская, с утра выехала за город на натурные съемки. Предстояла большая работа, нужно было много успеть за день. У Раневской же, как на зло, случилось расстройство желудка. По приезде на площадку она сразу направилась к выстроенному на краю поля дощатому сооружению.
Аппаратура давно установлена, группа готова к съемкам, а артистки всё нет и нет. Режиссер нервничает, глядит на часы, оператор сучит ногами. Актриса не появляется.
Стали орать, думая, что с ней что-то случилось. Она отзывается, кричит, что с ней все в порядке. Наконец после долгого ожидания, на горизонте появляется Раневская, которая с ужасом округлив глаза, философски изрекает:
Надо же: сколько в человеке г@вна, оказывается!
Вавочка и Фуфочка
Фаина Раневская и Варвара Сошальская были заняты в спектакле «Правда хорошо, а счастье лучше». Раневской уже было за восемьдесят, а Сошальской к восьмидесяти.