У меня выхода другого нет, с обидой в голосе заключил Петр Фомич. Родная дочь меня закладывает перед этими голодранцами, выходит, нет мне места в семье Привела раскулачивать на день раньше.
Да, хреново, когда родная дочь Не по-православному.
Дарья с ужасом смотрела, как в округе загорался один дом за другим. Отец кинулся к бочке, схватил валявшееся ведро, зачерпнул воды и, коротко размахнувшись, плеснул на крышу дома. Дарья последовала его примеру, пробегая мимо отца, расслышала едва разборчивое:
Мне все равно здесь не жить. А вам с матерью
Она не знала, что ответить, лишь черпала воду и передавала полные ведра отцу, стараясь не смотреть ему в глаза. Два партизана забежали в калитку, один ткнул пальцем в труп Углева: «Этот?», на что второй кивнул. Они схватили покойника за подмышки и куда-то поволокли, но потом бросили.
Как рядом с отцом оказалась Лоза его любимая кобыла, Дарья не заметила, только родитель лихо вскочил в седло, поднял коня на дыбы, крикнув на прощанье:
Дарья, береги мать, даст бог, скоро вернусь, глупости не делай. Потом поговорим. Смотри у меня!
С этими словами он ускакал, Батый еще какое-то время отдавал приказы, мертвого Углева привязали веревкой к лошади и уволокли за ворота. Куда делся Гимаев Дарья не заметила.
Из оцепенения ее вывела мать, прокричав в самое ухо:
Не стой, дура! Иди в дом!
Перед глазами девушки все еще волочился весь в пыли за лошадью мертвый Углев. Ничего подобного ей видеть не приходилось.
* * *Федор метнулся к окну, потом быстро отпрянул:
Кажись, сюда хозяйка направляется. Емельяновна собственной персоной. Ума не приложу: что тута ей понадобилось. Хлам ведь один!
Хлам, да не один, ответила Манефа, кивнув на таракановский сундук, возвышавшийся посреди сарая.
Думаешь, видела?
Вдруг рано просыпатся, всяко быват.
Манефа взглянула в окно, согласно качнула растрепанной головой, принялась застегивать кофточку.
Ну, видала она али нет про то нам неведомо. Однако, идет
Говорят, стучит она помаленьку, доносит этим Партейным уполномоченным. Кто кулак, а кто нет Может, перепадает ей за это. Грош какой-нинабудь. Про нас точно настучит, ежели увидит.
Ты оставайся здеся, хоть в тот угол забейся Да сундук спрячь куды-нинабудь. Сарай-сараем, а барахла эвон сколько! Мне-то бояться нечего, я баба бездомная, мне ночевать негде, постараюся отвлечь.
С этими словами Манефа исчезла, а Федор встряхнул головой: не привиделось ли ему то, что случилось в эту ночь?!
Даже ущипнул себя.
Он, Федор Чепцов, пристрелил своего лютого врага Глеба Еремина. Думал, на душе легче станет, но не тут-то было! Словно почву у себя из-под ног выбил тем самым выстрелом.
В темноте, перед самым рассветом они с Манефой вошли в деревню. Оголодавшие, изможденные, кое-как держась на ногах. Но с сундуком! Федор чувствовал не одна жизнь еще оборвется из-за этих таракановских сокровищ.
Тайник он обнаружил случайно: сунул как-то руку в лисью нору, а там Кое-как выворотили с Манефой из земли. Хорошо, лошадь была без нее бы никак. Оказалось сокровища кулака Тараканова.
Сам владелец за ними вскоре явился, завязалась перестрелка.
Потом ГПУшник Еремин попытался отобрать. Тоже пулю схлопотал, как и Тараканов.
Свою деревню он не узнал. Огурдино напоминало пепелище. Запах гари чувствовался везде, кое-где дымились головешки. Сердце от увиденного сжималось. Поплутав, решили остановиться в сарае Емельяновны, манефиной соседки. В темноте кое-как пристроили сундук, Федор только вытянул ноги на сене сразу уснул.
Сколько проспал не помнит. Проснулся, когда солнце светило вовсю. Оказался почему-то раздетым и в обнимку с Манефой, которая в одном исподнем. Увидел ее, хотел сначала оттолкнуть, но женщина не спала, прилипла к нему, стала осыпать поцелуями.
Двое истосковавшихся по ласке прижались друг к другу так, словно ближе их никого не было на свете. Накопилось любви столько, что за один раз не выплеснуть. И откуда только силы взялись! Устраивали короткие передышки, потом снова и снова. Каким ветром их прибило друг к другу?
Федор ни о чем не думал в эти минуты, Манефа тихо постанывала, и что-то неразборчиво нашептывала, все целуя и целуя его. Блаженство продолжалось до тех пор, пока Федор случайно не разглядел в окне приближающийся силуэт Емельяновны.
Все помнилось смутно: как удалось с первого раза взорвать Чивилинские хоромы, как оттуда стали выскакивать в горящем исподнем красноармейцы, а их из винтовок снимали храповские стрелки, как потом увидел на гимнастерке Еремина перешитую пуговицу[1]. Все перевернулось в нем с этой пуговицей, завертелось, и уже не остановить Все!
Федор ударил кулаком по бревну: хочешь, не хочешь, но начинать как-то надо. Без жены, без своего угла, без хозяйства С Манефой такой же горемыкой, как и он сам.
От размышлений отвлек звонкий окрик Манефы:
Здорово, соседка! Далеко ль собралася?
Федор напрягся: сейчас Емельяновна войдет в сарай, а он без портков. Позорище-то! И сундук опять же посредине валяется, словно бесхозный, тоже не дело.
О, господи! опешила хозяйка. Откель тебя черти принесли?! Чаво тебе в моей сарайке надобно? Аль приспичило?
Сама знашь, Манефа перегородила ей дорогу, уперев руки в бока. Жить мне негде. Раньше я в тюрьме сидела, а теперича выпустили. Пусти ненадолго, немного ить прошу.
Вроде немного, токмо Емельяновна замялась, подбирая слова, будто не манефин ухажер, а ее хахаль в это время поджидал в сарае свою ненаглядную. Токмо
Да говори уж, не боись.
В этот момент Федор, пряча сундук под досками, неосторожно задел старое корыто, висевшее на гвозде, и оно с грохотом свалилось на дощатый пол. Емельяновна вздрогнула, округлила глаза, перекрестилась и быстро пошла прочь.
Думаю, за корытом она и наведывалася, заключила Манефа, вернувшись в сарай. Теперича сплетня пойдет по деревне скоком, лётом Будто я прячу хахаля в ее сарайке. А где сундук-то?
Федор отодвинул пару досок, показал.
Ежели она щас ГПУшников приведет? поинтересовался, задвигая доски обратно. Что тогда?
Из ГПУшников я окромя Еремина никого не знаю. А он уж, поди, в аду давно сковородку языком шараборит Ты его за каку-то пуговицу пристрелил.
Федору пришлось рассказать, из-за чего повесилась Варвара, как потом пуговицу обнаружил в доме, а потом такие же на гимнастерке Еремина.
Ну да, ну да, закивала Манефа. Як тому, что нет больше в деревне ГПУшников, некому за порядком следить. Однако сундук лучше спрятать где-нибудь на огороде. Аль в доме, в голбце али на чердаке.
Разговаривая с ней, Федор старался не смотреть ей в глаза, испытывая неловкость за то, что произошло между ними. Манефа это почувствовала, подошла к нему, повернула голову к себе:
Эй, хватит отворачиваться?
Федор посмотрел в ее уставшие глаза. Почему ее в деревне считали умалишенной? Доведена баба до крайности. Мужа убили, дом сожгли Любая бы на ее месте такой стала. А ты ее обогрей да приласкай сразу узнаешь, сколько в ней любви нерастраченной.
Чо было, то было, я не жалею а ты? прошептали ее губы.
И я это ни о чем.
Вот и ладненько! Вот и поговорили. Она снова прильнула к окну. Емельяновна понесла сплетню бабам. Пойду-ка и я послушаю. Может, пропитание како-нибудь раздобуду.
С этими словами Манефа ушла, а Федор достал сундук из-под досок, задумался: кого ему бояться? Еремина нет в живых, Кныш еще не оправился после ранения. Разве что Гимаев? У того без Федора дел невпроворот. Один сгоревший амбар чего стоит! Остальным он не враг, не должны его так уж люто ненавидеть.
Не в банду же снова ему подаваться! Да и где она сейчас, эта банда?! Что от нее осталось?
Достал пистолет, перезарядил.
Потом выглянул в окно и увидел, что дверь из дома в огород приоткрыта. «Это мне и надо!» подумал, спрятал пистолет за поясом и потащился с сундуком к выходу. Пока волок его от сарая до той самой двери, казалось, вся деревня на него смотрит и посмеивается.
В сенях первое, что бросилась в глаза лестница на чердак. Эх, только бы сил хватило! Ступеньки хлипкие, скользкие, одна треснула, Федор крякнул от боли. Уже на чердаке задрал штанину и разглядел несколько царапин. Мелочь. Главное сундук наверху! Осталось замаскировать его сеном, соломой, досками, старыми мережами. Всего этого барахла на чердаке у Емельяновны достаточно.
Чуть передохнув и перевязав царапины найденной на чердаке тряпкой, Федор начал спускаться. По идее, сломанную ступеньку надо бы заменить, хозяйка сразу засечет, что кто-то залезал на чердак в ее отсутствие. Только под рукой ни инструмента, ни заготовки подходящей. Да и не решился Федор стучать-колотить в чужом доме.