Давай! Рысаков в охапку взял первую пару попавшихся первоклассников и потащил к окошку. Перекинул сначала, одного, потом второго, Ловите!
Ловим! ответили снизу.
Хорь притащил еще двоих. Понч сел на подоконник верхом, левой ногой зацепившись за батарею и подавал приведённых и принесенных ему Вовкой и учительницей детей.
Всех считайте! говорил внизу физрук, Сколько всего, Толя?
Тридцать два и учительница, и Хорьков.
Ясно Несите их к забору, на траву, к забору. Пусть сидят, дышат.
Я всё не могу Вовка, шатаясь подвел за руку одну девочку. Рысаков передал вниз сначала её, потом Вовку:
Сколько еще? спросил.
Троих не хватает. И учительница Понч побежал в дым
Трое учеников с учителем спрятались под партой первого ряда, он выволок их двое могли стоять и пошли, схватив Анатолия за карманы брюк. Третью он нес в руках.
Идите, я подожду сказала учительница
Так же, как остальных, он перекатил учеников во двор, снова ушёл в дым
Сейчас я сама сказала учительница, но он даже слушать её не стал, как первоклассника схватил на руки и понёс, передал в низ, а потом слез сам, дёрнув за собой фрамугу окна.
Его слегка пошатывало, сильно слезились глаза и немели кончики пальцев.
Его тоже на траву! распорядился Виталий Николаевич, Молодец, Толя!
Приехало три пожарных расчета и четыре машины скорой. К сидящему Рысакову подошла какая-то маленькая девочка из его класса, сейчас он даже не смог вспомнить, как её зовут, наклонилась и протянула намоченный носовой платок:
Спасибо, Пончик, ласково сказала она, На, лицо вытри.
***
В конце восьмого класса все вдруг заметили, что Анатолий изменился. Он совершенно перестал казаться «толстым» или даже «полноватым», перестал быть другим, став просто своим необычным и естественным «Пончем»
То, чего не купишь
В толпе людей, посреди Невского проспекта я резко остановился. Люди культурно меня обходили, некоторые извинялись, а я не сразу понял, что же меня остановило. Такого чувства я прежде не испытывал, я даже не предполагал, что оно существует: одновременно похожее и на запах, и на вкус, и на цвет. Еще оно было похоже на чувство какого-то узнавания и немного кружило голову.
Я поднял глаза. Рядом, шагах в десяти, остановился другой человек, при виде которого всё моё существо как-то подобралось, окружающее вообще перестало иметь хоть малейший смысл: пропали звуки, цвета, словно весь мир сместился в один небольшой силуэт впереди, зависший в неожиданной пустоте.
В то время, как он оборачивался, я медленно и с опаской стал подходить, пока мы не оказались лицом к лицу.
Это была девушка в длинном светло-зелёном пальто с неизменным питерским шарфиком с котиками. Мы встали слишком близко, так как тоже успела сделать шаг вперёд. Она казалась небольшой и миниатюрно-хрупкой, хотя я точно видел, что это совершенно не так. Под определённым углом зрения она переливалась перламутром и превращалась в нечто необычайно прекрасное..
Я думала, что таких как я больше нет в каком-то полусне пробормотала она и поднесла ладонь к моему лицу, Сними я кивнул и снял очки.
А у тебя глаза самые обычные, невпопад ответил и ощутил, что смущён.
Это линзы, она дотронулась другой рукой до своей щеки, и всё-таки прикоснулась ко мне, Откуда ты взялся?
Прилетел в гости, пожал я плечами и решил представиться, Юрий
А по нашему как? Ты сам прилетел? я усмехнулся:
Юджин Лонг Ня но это прозвище, скорее. А ты? Конечно на самолёте, ответил я и на второй вопрос, надевая очки.
Она задумалась над чем-то своим, немного отодвигаясь, но хватая при этом меня за рукав, вероятно, чтобы я неожиданно не испарился, невпопад сказала, путая слова:
Длинное, старое А я просто Таня Тингрин. Я всегда здесь жила
Парень есть? Дети? прямо спросил я, на что она кивнула:
Муж Но я полагаю, больше уже нет, да? я молча поклонился, так как знал, что впечатление и это чувство уже не уйдут никогда.
У тебя? она отвернулась, продолжая меня держать.
Нет. Была.
Окружающий мир вернулся на свои места:
Пойдём, а то долго стоим. Можно? я положил её руку себе на локоть, и мы пошли неизвестно куда просто идти среди людей, древних фасадов, забредая в разные дворики. Пока мы говорили не очень много, казалось, времени наговориться у нас будет бесконечно много. В каком-то смысле, это так и было.
Окружающий мир вернулся на свои места:
Пойдём, а то долго стоим. Можно? я положил её руку себе на локоть, и мы пошли неизвестно куда просто идти среди людей, древних фасадов, забредая в разные дворики. Пока мы говорили не очень много, казалось, времени наговориться у нас будет бесконечно много. В каком-то смысле, это так и было.
Юрий, а ты встречал ещё нас? Таких вот, как Я никогда. она странно на меня покосилась. Я задумался:
Очень давно Только одного.
Как давно? она остановилась, будто оса зависла в воздухе, ожидая ответа.
Я отнял её руку, взял за плечи и внимательно на неё посмотрел, пытаясь разделить внешнее то, что видел и то, что чувствовал:
А сколько тебе лет, Таня? Я понимаю, такие вопросы не задают, тем более при первой встрече, но выглядишь на 2022
Точно не задают! рассмеялась, Мне 25. Но это ведь только начало, так?
Точно, мы снова куда-то пошли, А так, дай угадаю: детский дом, интернат, приёмная семья?
Нет, приёмной семьи не было. А у тебя?
У меня была Только детских домов тогда ещё не было, были приюты при религиозных общинах и школах.
Татьяна задумалась:
Ох, это как же далеко тебя занесло! обогнала меня на шаг и с силой дёрнула за собой, А тебе сколько годиков, Юджин?
Другому бы руку оторвала, я деланно посмотрел под ноги, чуть ли не пришаркивая, Много.
Ну? она не отступила, Я же вижу, что много, но не могу точно определить, ты то всплываешь, то выглядишь как как все. Когда «всплываешь», это меня завораживает Ну? Сто? Может, 300?
Умножь где-то на семнадцать она замолчала.
Большую часть пути она смотрела на меня почти не отрываясь, полагаю, что точно также «поедал» её глазами и я. Это было похоже на близкую встречу двух родственников, которые прежде жили далеко друг от друга, но постоянно переписывались, не оставляя другого в неведении относительно собственной жизни.
Ты так смотришь, как будто хочешь меня взглядом сжечь, я взял её ладонь, Такая горячая!
У тебя тоже, Таня сжала мою руку в своей, Я ведь и по настоящему могу сжечь
Я скептически хмыкнул, но вежливо согласился:
Не сомневаюсь. Можешь.
Да нет, вряд ли, по наклону головы я понял, что она использует то же искажённое зрение, что и я, Не смогу.
Не сможешь, с этим я тоже согласился, немножко её разозлив:
Ну, хватит «поддакивать»! Пошли куда-нибудь
На такси мы доехали до залива, подальше от людей. Конечно, человеческое присутствие ощущалось и здесь в банках, каких-то торчащих из воды сваях, выброшенных на берег досках и прочего сора, который с усердием растаскивали чайки. Нас, в отличие от людей, они совершенно не боялись подлетали и ходили у самых ног, норовили сесть на голову и покопаться в волосах. Я их шутливо отгонял, а Татьяна смеялась:
Чуют сородичей!
Ага. Особенно когда один такой «сородич» в глаз тебе влетает на скорости
А ты часто летаешь, Юрий? она с интересом на меня посмотрела.
Нет, конечно! я откинулся на камень позади, Для этого приходится далеко уезжать, а пугать военных и диспетчеров я и сам боюсь Зимой ещё в буран можно От ракеты не убежишь, и заметишь её, когда уже поздно.
А бывало? Таня вскинула на меня глаза.
Пару раз. Однажды зимой три дня в снегу провалялся, как Мересьев. Но летаю, у меня маленький городок. я вспомнил город, где сейчас обустроился.
Какое ПВО? Завалющий аэропорт, откуда рейсы только в Москву и есть. Хоть прямо над ним и летай пальцем потычут, потом напишут, что новый беспилотник испытывал местный (уже несколько лет как закрытый) завод.
А-а, завистливо вздохнула, А я только плаваю. И то несколько раз приходилось убегать от береговой. Страшно! А ты не знаешь, откуда мы вообще взялись?
Поплаваем. я погладил её по спине, А откуда? Трудно сказать. Может, со звёзд? Олег, тот единственный, о котором я говорил, считает, что со звёзд.
А ты как считаешь? Ты же так много должен знать?
Понимаешь, забывается тоже многое, убрал руку, отмахнулся от чайки, Когда-то узнаем.
К вечеру, после телефонного звонка из дома, Татьяна погрустнела:
И что мне теперь делать? С Андреем, с мужем. Надо поехать, поговорить. Вещи собрать, да?
Да, поговорить надо, я посмотрел на часы, А вещи тебе теперь собирать не надо, в мире вещей много, иногда даже слишком. Кстати, я часто уходил не прощаясь Трудно, но так надо было.