Так Мирон-то курд! говорю. Значит, ты по-курдски разговариваешь!
Курдский, хуюрдский морщится Похуйдым, не похеру ли тебе, Сань? Плесни лучше мне чутка расстроил меня Дедушка.
Ох, был бы я бардом каким-нибудь непременно сложил бы грустную балладу с припевом «Эти тифлисские дворы, эти тбилисские воры». Уникальные люди.
Мил, а Мил. Я тетрадку эту заберу, а ты новую заведи, ладно?
Ну возьми а зачем она тебе?
Да тут целое досье получилось, честно кричу я ей на кухню, не то чтобы кого-то моя персона интересовала, но все же
Бери-бери. Уходишь, что ли?
И опять неприятно резанула эта смена интонаций. Раньше не только уйти от нее из постели вылезти было проблемно, а теперь в вопросе какое-то безразличие. Эх-эх, герой-любовник вот и пришло твое время собирать камни
На площадке меня накрыло ощущение, что этажом выше кто-то стоит. Захотелось взбежать вверх, взять за воротник и что делать, дальше я не знал и стал спускаться. В грязном стекле подъездного межэтажного окна отражались чьи-то ноги на четвертом этаже действительно кто-то стоял.
По дороге в измайловское кафе с оригинальным названием «Кафе» я заприметил белый жигуленок он периодически появлялся впереди, словно показывая нам путь. Неприятно.
Но вот мы в заведении, и все уже рассажены по местам.
Два сморщенных, неважно одетых старика сидят передо мной уж такое досталось место за длинным столом. Они осторожно цепляют вилкой рыбку, оставляя без внимания разнообразные деликатесы видно, не все уже можно кушать, а может, просто не знают всех этих разносолов. Между собой не разговаривают наверное, старая обида, но часто повторяют, обращаясь почему-то ко мне:
Какая потеря! Какой человек ушел!..