Да Вика пошутила неудачно! Я тут на работе про случай один услышал Глупость полная! Так, посмеяться и всё Короче, трепали, будто Витя с балкона прыгнул из-за того, что ему, мол, жена изменяет, что, мол, ребёнок не его и прочие гадости
А кто это говорил-то? подбоченилась тётка. Языки им пооторвать.
Да это вообще незнакомые люди Они просто перепутали с кем-то
С кем перепутали? вмешался сам Витя.
С каким-то Витей Боголюбовым Боголюбовым, а не Правдолюбовым!..
Ага, съязвила Вика. Может, ты тогда и про рабочего расскажешь? С какой он Юлей любовью этой твоей занимался? Не с блондинкой ли, длинноногой, симпатичной, с родинкой над верхней губой, а? Что-то на Правдолюбову она очень похожа!
Юлька с глазами, стремительно генерировавшими слёзы обиды, посмотрела на мужа. Витя посмотрел на жену, будто до этого никогда в жизни её не видел.
Это неправда, сказала она.
Что неправда? спросил он.
Всё неправда! ответил ему Женя. Просто болтают люди! Чё ты веришь-то всему?
А ты не лезь! Сами пусть разберутся! заступилась за брата Вика. Пусть она расскажет, что это за рабочий с завода? Есть у неё там с кем что или нет?
Это как же? Это как же? причитала одна Лизонькина бабушка.
Это зачем же? Это зачем же? вторила другая.
Лизонька заскучала, сделав личико капризным и несчастным. Вика тут же увела её спать.
Юлька отчаянно вертела головой по сторонам в поисках поддержки. Но один дедушка отвернулся, другой же зачем-то принялся разливать всем подряд, нахреначив водки до краёв и беременной Юльке, и Рыжему, и даже в Лизонькин стаканчик. Такой неуместной щедрости был рад, наверное, только один Рыжий. Ну, возможно, ещё и тётка.
Может, это и хорошо, что меня любили быстро и мало, проворчала она и маленькими глоточками высосала из своей рюмки всё до последней капли.
Никто не хотел смотреть Юльке в глаза. Только Женя. И пусть она не улыбалась, а только смотрела, и губы её были напряжены, родинка действовала на него безотказно.
Второй раз в жизни он так смотрел на неё. Как мужчина на женщину, которая безумно нравится. Первый был когда только-только познакомился с ней и ещё не успел привязать ассоциацию с Витей. И вот сейчас почему-то эта ассоциация сама собой улетучилась, исчезла.
Ей на смену пришла другая ассоциация страстная, бесстыдная, безрассудная. Такая, что Юльке пришлось отвести глаза, настолько ассоциация была откровенна. Это и от Вити не укрылось.
Ага. Пока вы тут так смотрите друг на друга, я пойду покурю, сквозь зубы произнёс он. Видимо, вам есть, о чём поговорить. Это же, Женя, о твоём заводе речь-то шла, да?
Но Женя ничего не стал отвечать ему. Он впился нездоровым взглядом в Юльку, одновременно растерянную и озлобленную. Ему очень хотелось пожалеть её. А Витю не хотелось жалеть.
Витя, с грохотом отворив балконную дверь, вышел.
Смотри, не упади. Девятый-то не второй, поглумился Рыжий.
На балконе Витя продолжал чем-то греметь, и вдруг вслед за диким, душераздирающим криком наступила дикая, гробовая тишина. Юлька, кажется, когда он ещё гремел, бросилась к нему, но опоздала.
Витя прыгнул.
Почему, или Три Новых года
I
Почему? потерянно спросил он.
Потому что у нас нет будущего, ответила она.
Это всё из-за того, что у меня нет работы?
Из-за того, что у тебя нет стремления к жизни.
Не правда, у меня есть только одно стремление и оно к жизни.
У тебя все разговоры о смерти.
Это не мешает мне стремиться к жизни.
Это просто слова. А дел нет никаких.
Он тяжело вздохнул, и она добавила, повысив голос:
Ты как сидел раньше и ничего не делал, так и теперь сидишь и ничего не делаешь. Только плачешься. А я должна на это смотреть. Я вообще-то девушка. Я слабый человек. Я не могу постоянно поддерживать тебя. Я лучше буду одна. Мне тебя не вынести.
Я люблю тебя, Лера, горячо сказал он. С новым годом!..
С Новым годом, Володя, отвернувшись, холодно сказала она.
Тот, позапрошлый, Новый год Володя и Лера отмечали вместе. Скромный, на две персоны, стол с водкой на одном краю и красным вином на другом вполне соответствовал внутреннему настрою внутренней двусоставной атмосфере. Суть этой странной атмосферы заключалась в каком-то еле уловимом противоборстве.
На поверхности всё казалось таким приглаженным и умиротворённым Лера старательно и молчаливо занималась предпраздничными домашними хлопотами, а Володя, пялясь в «ящик», просто ей не мешал но где-то внутри нарождалась сильнейшая молния, грозящая с оглушительным треском разделить общее небо пополам, общую атмосферу на два окончательно размежевавшихся состава.
Лерин состав был холодным, хмурящимся, молчаливым, жёстким, избегающим и возвышающимся. Володин унижающимся, суетливым, навязывающимся, чрезвычайно мягким, порой хрупким вплоть до обидчивости, порой заискивающим и очень горячим.
Когда ему захотелось обнять её, она уклонилась. Когда он всё же настоял на своём и обнял, она попыталась вырваться. А он боялся отпустить её. И твёрдость, и мягкость, и боль, и лёгкость, и уверенность, и отчаяние дрожали этим страхом в его руках. Страхом, смешанным со страстью. Но его страсть вызывала только жалость. Ничего, кроме жалости.
И, пожалев, Лера уступила. Это была их последняя близость. Володина твёрдость, его мягкость, его боль, лёгкость, уверенность и отчаяние попеременно сочетались с Лериной жалостью. Когда же жалость изнемогла, Володин страх и Володина страсть сочетались с Лериным безразличием. Оргия длилась до утра. А потом всё закончилось. Он так и понял всё закончилось.
Утром Лера лежала обнажённая поверх одеяла, и его глаза прощались с её телом, в котором осталось так много его души.
Неужели ты хочешь всё разрушить? горячо спросил он.
Что? холодно спросила она.
Всё наше.
Что я могу тебе сказать? Я просто ошиблась.
И ты не будешь жалеть?
Не знаю.
И ты не расстроишься, если я буду с другим человеком?
Я не буду лезть в твою жизнь.
А ты?
Что я?
У тебя будет другой?
Одной трудно. Наверно, будет.
Тогда с оглушительным треском грянула молния, размежевав странную двусоставную атмосферу пополам. Володя отскочил в одну половину, а Лера в другую. И их уже больше ничего не связывало. У них больше не было общего неба.
II
Он тебе что, опять смс-ки пишет? хмуро спросил Антон.
Да, виновато ответила Лера и нежно потеребила ноготками волоски на его животе. Написал.
И что написал?
На, прочитай, если хочешь.
Он взял её телефон и прочитал:
«Милая Лера, поздравляю тебя с Новым годом. Прости, что досаждал тебе смс-ками. Мне надо было уйти по первому твоему слову, но я не верил, что между нами действительно всё кончено. Желаю тебе получить желаемое в этой временной жизни и не упустить жизнь вечную» Вот козёл. Что ему надо? Никак не отстанет. Мудак.
Любимый, не нервничай, промурлыкала Лера и расстегнула молнию на его брюках. Как там мой «дружочек»?
А ты ответ ему написала?
Ну да, написала
И что?
Написала: «Спасибо. Прости за всё».
Ты ещё у него прощение просишь? Да пошёл он в жопу! Живёт, как амёба, не работает, ничего не делает, а всё равно лезет. Поздно, Вова, отстань ты уже! Иди дрочи, олух!
Лера извлекла «дружочка» и подрочила. Когда же семя тугой струёй брызнуло ей на грудь, пришла новая смс-ка. Антон, усмехнувшись, прочитал и это:
«Я прощаю. Пусть это прощение будет моим подарком. Хотя мне пока трудно. Ты очень много значила для меня. Но больше не дури. Не ошибайся больше. Простив, легче забыть. Я медленно иду по этому тяжёлому пути забвения. Спасибо за всё твоё доброе». Ну? Ответишь, что ли?
Ой, не знаю, я и отвечать не хочу, улыбнулась Лера и убежала в ванную отмывать грудь.
Из ванной крикнула:
Напиши ему «тебе спасибо, я давно тебя простила»!
Антон написал: «Тебе спасибо. Я давно тебя простила. Больше не пиши мне». А потом, беззвучно давясь от смеха, сообщил ответ:
«Я не стремлюсь вернуть всё обратно. Просто хотел поздравить. Прощай». Прощай, Вова, ты мудак!
Вернувшись, Лера легла рядом с Антоном. Поцеловала и обняла, потеребив ноготками волоски на его животе. Положила голову ему на плечо, наслаждаясь близостью.
В тот, прошлый, Новый год она напрочь позабыла про Володю, настолько, что и не вспомнила бы, если б не эти смс-ки. Ей казалось, будто пролетело несколько лет, а не всего-то один год.
Её жизнь изменилась решительно и бесповоротно. Какой там унижающийся, суетливый, навязывающийся, заискивающий Володя? Лера была без ума от Антона. Она по-женски отдавала себя до конца, до самой глубины, и в глубине этой блаженствовала.