* * *
Не каждый Бэнкси может
Достойно ограффитить
Унылость подворотен
И зачернённость стен.
Рисуют чаще рожи,
Какие страшно видеть,
И пишут сотни сотен
Ругательных морфем.
Неясные сюжеты,
Мазки, портреты, маски,
Нелепые разводы,
Унылое говно,
Что графики-эстеты
Наносят нитрокраской
На стены и на своды,
Понять мне не дано.
* * *
Кареты,
превращённые в тыквы,
вполне
Остаются вкусными тыквами.
А Золушки как?
Оказываются не
Красавицами,
а фальшивками?
На вздёрнутых носиках
серой золы
Совсем не сексуальные пятнышки,
После радостей бала
их лица кислы,
А слёзки
как хрустальные ядрышки.
Руками чуть нервно
разглаживают верх
Мятых-перемятых передников.
Как же так!
Кто их бедненьких сверг,
Оттеснил
от королевских наследников?
Жизни Золушек
и тяжки, и трудны,
Вместо па танцевальных
верчение с мётлами.
Неужели их судьбы
предопределены
Сказочниками подлыми.
* * *
И вот опять лохматым снегом
Природа принялась пулять
По городам, лесам и рекам,
Стараясь скрыть весны печать.
Мол, нечего дубам и соснам,
Покрывшим местные холмы,
Излишне фанатеть по вёснам,
Забыв о радостях зимы.
Все эти туи, эти ели,
Цветы, что обогнали срок
И зацвели, захорошели,
Им надо преподать урок.
Чуть оснежи́ть, чуть подморозить,
Чуть отодвинуть их в февраль,
Накинув снежных хлопьев проседь
На сосен хвойную эмаль.
Но это отступленье в зиму
Навряд ли остановит ход
И дух весны неудержимой.
Она придёт.
* * *
Когда погоня беглецу
Кричит «Ату! Ату!»,
Быть в стороне нам не к лицу,
Хоть и невмоготу.
Здесь, средь загонщиков толпы,
Вспеняясь суетой,
Должны мы мчать, должны мы быть
Все на передовой.
Пойдёт ли волком напролом
Беглец через флажки,
Плевать, ведь мы вовсю орём
«Ату!» не по-людски.
Кричим, не открывая глаз,
Чтоб не увидеть, как
Беглец промчится мимо нас.
И в руки ему флаг.
* * *
Всех голых королей не переубедить
Им переубежденье не желанно.
Но самосохранения инстинкта прыть
Когда-нибудь отринет их жеманность.
Когда-нибудь застанет их лихой пожар,
Иль как-то в час прогулки по предместью
За голый зад укусит пёс, или комар
Устроит пир на непотребном месте.
И может быть, тогда они поймут,
Что с голым задом не совсем удобно.
Но переубеждаться этот тяжкий труд
Не каждому по силам, безусловно.
Ко Дню поэзии
Вот каких только праздников нет!
И сегодня у нас День поэзии.
Чтоб напиться по праву поэт
Мог мальвазией (иль магнезией?)
Ведь поэты возвышены так,
Что они даже пи́сать не писают.
Каждый первый из них чудак
Со своей личной музою-кисою.
Настоящий поэт не ест
Он подпитывается энергией
Из каких-то возвышенных мест,
Находясь с богами в сине́ргии.
Настоящий поэт не груб
Он изящен в своей куртуазности.
Потребляет не ке́тчуп кетчу́п,
В ударениях знаючи частности.
В общем, он не от мира сего,
Он творец с бесконечной фантазией
Ну, вы поняли сущность его?
Всё?
Жена, подавай мальвазию!
* * *
Будто бы сила какая-то вытерла
С неба астральный узор
Всё, что гореть там должно, точно вымерло,
Кончился люминофор.
Только Венера, лучистая, яркая,
Чистая, словно слеза,
Портит не к месту собой как помаркою
Угольные небеса.
* * *
Их драконы многоголовее,
Пострашнее, но сутью вшивее.
И твердят о свободословии,
Но выходит свободолживие.
Хайли лайкли не подтверждённые,
Утверждения голословные.
Это всё бездной ада рождённое,
С сатанинскою родословною.
С сатанинскою родословною.
* * *
В заржавленных доспехах
Заржавленный герой,
Кичась своим успехом,
Над бездною сырой,
Стоял, маша ретиво
Зазубренным мечом,
Не видя перспективы
Свержения в пролом.
И вот в момент какой-то
Грунт съехал из-под ног,
И ржавый рыцарь бойко
Пал в адовый чертог.
И долго-долго эхом
Помноженный стократ
Был слышен лязг доспехов
И истеричный мат.
* * *
Когда мечтаем мы о чём-то там,
То не задумываемся,
Что мир не только эта комната
И даже не планета вся:
Клубкообразное сплетение
Людских судеб, чужих пространств,
Истолкований, разночтения
Произошедших окаянств
А здесь всего лишь эта комната,
Скучна, сера, пуста, но здесь
Возможно намечтать о чём-то там,
Отринув разночтений взвесь.
* * *
Если есть объективы,
значит,
есть субъективы,
Видим мы через них
фотографику дней.
Шепчем нервных стихов мы
речитативы,
В них сплошной субъектив,
он без полутеней.
Черно-белая суть,
даже полная красок,
Приучила нас с детства
мир бескрайний делить
На своих и чужих,
на героев из сказок
И героев былин,
и на «быть иль не быть».
Три улитки
Три улитки как-то раз
Развернули мастер-класс
Где и как улиткам жить,
Жизнь куда свою стремить.
Я вот стану сибариткой,
Говорит одна улитка,
Буду нежиться и спать,
О возвышенном мечтать,
Буду томно тешить чувства
Современным лишь искусством,
Много есть и за сезон
Вырасту большой, как слон.
Я, твердит другая особь,
Знаю жизни лучший способ:
Буду стройной как модель.
Есть не буду вермишель,
Буду чествовать салат,
Фрукты, овощи, шпинат,
Нюхать розы и герань
Буду стройной, словно лань.
Я же, третяя улитка
Слово молвила внакидку,
Знаю, где, как не крутись,
Мы свою закончим жизнь.
Будь ты слон, и будь ты лань,
Будь ты инь, и будь ты янь,
Будь ты трижды сибариткой
И модельною улиткой,
Будь ты вышедший с игры
Царь улиточной горы,
Путь один судьбой нам дан:
Во французский ресторан.
Разным только соус будет,
Коим нас приправят люди.
* * *
Туман рассеялся немного,
И отсыревшая с утра
Кинжалолистая осока
Была особенно остра.
Был слышен разговор нечёткий:
Незлобно споря и брюзжа,
Два рыбака возились в лодке
В просвете узком камыша.
Потом раздался скрип уключин
И вёсел приглушённый плеск
Уплыли. Сделался беззвучен
Мир снова на версту окрест.
Пока туман не растворится
В рассвета солнечной волне,
Я буду радостно дивиться
Чудесной ватной тишине.
* * *
Мир словно на волне искристости,
Пришедшей свыше и извне:
Дождь придаёт
флёр серебристости
Любой
подвернувшейся
фигне.
Вот так и жизни треволнения
В её сумбурной беготне.
Легко даём мы
объяснение
Любой
приключившейся
фигне.
* * *
Ствол изящной сосны
Будто вырван из тьмы
Уличным фонарём.
Вся округа темна,
Только эта сосна
Медным тлеет огнём.
В мире нет никого,
Кто бы ночь-волшебство
Мог вознести на алтарь.
И остались вразброд
Мне от прежних щедрот
Ночь, сосна и фонарь.
* * *
Не всегда беспросветны
Те мгновенья, когда ты
Нарочито бесцветный
Взгляд направишь куда-то
В многосекторный веер
Возможных событий,
Поджигая фальшфейер,
Призывая: «Изыди»
Тьма отступит на время,
Но пока свет живёт,
Выбор есть ногу в стремя,
Вперёд!
* * *
Да живы ли
Мы были там, когда
До гибели
Осталась ерунда?
По-быстрому