Ребята в целом нормальные, мать, тоже, я думаю, реабилитируется, резюмировал Леонард, когда экспедиционеры сели в свою машину.
Любезнейший ценитель скрипки, а не пропустить ли нам по бокалу светлого, вон там, у Адмирала Нельсона? Хааст, как вы относитесь к пиву? спросил Чагин.
Елена сегодня в офисе больше не появилась, у нее было много забот с потерпевшими. К вечеру их всех отпустили по домам, каждому были определены новые занятия, призванные развернуть их жизни в правильном, конструктивном направлении.
На следующий день экспедиция подводила итоги операции. Пришло известие из больницы, что отца спасти не удалось. Нарастало всеобщее волнение после обеда у Чагина должен был состояться телефонный разговор с центром. Вчерашнее происшествие заставило нашу троицу забыть о беде, нависшей над ними, и вот теперь она опять завладела их душами. Хааст, впрочем, был погружен в чтение материалов экспедиции, и ничего не замечал. Наконец Чагин удалился в свой кабинет. Елену била легкая дрожь, но недолго Чагин пулей вылетел обратно уже через пятнадцать минут, и, к удивлению Елены и Леонарда, проследовал прямо к Хаасту. Тот вскочил и отправился в кабинет, где включен был переговорный монитор. А Чагин подошел к Елене и Леонарду и торжественно произнес:
Ну, ребята, выдохнули, я вас поздравляю. Он сюда таки приехал, чтобы нас уволить. Не знаю, чего он тянет. Но его позвали на разговор. Чемодайте собираны, двадцать седьмая экспедиция!
Чагин вытащил из внутреннего кармана пиджака изящный флакон коньяка и крепко приложился. Леонард тоже отпил оттуда. Затем сидели в опустошении и молчании. Смотрели друг на друга.
Как же я вас, бездарности, оказывается, люблю, сказала Елена. Слезы наворачивались ей на глаза.
Да ладно, просто привычка. Отвыкнете, Елена, позабудете, предсказуемо цинично ответил Чагин.
В это мгновение Хааст вышел из кабинета, и бросив странный взгляд на нашу троицу, вернулся на свой диван. Он, казалось, погрузился в дальнейшее чтение. Это было уже слишком. Все трое, как по команде, встали и приблизились к нему. Чагин картинно опустил руку на стол, скатал бумажный шарик из какой-то квитанции, и с силой запустил его в Хааста, попав тому прямо в щеку. Хааст поднял на них взор, лукавый и доброжелательный.
Мы слушаем, провозгласил Чагин.
Что я должен спеть? нахально ответил Хааст.
Но на лбу у него было написано, что теперь-то он отлично понимает, чего от него ждут. На том же самом лбу вдруг вздулась вена. Хааст посерьезнел и сказал, негромко, но твердо:
Все нормально, ребята. Жизнь продолжается. Завтра начинаем готовиться к зиме.
Елена в изнеможении опустилась на стул. Чагин, приговаривая что-то о пользе алкоголя, глотнул из флакона еще. Хааст демонстративно лег на диван и взял книгу, всем своим видом показывая, что разговор закончен и точка поставлена. Вскоре все разъехались и в офисе остался только Хааст. Он давно уже перестал читать и лежал неподвижно, глядя в одну точку на потолке, напоминая в спустившихся сумерках оцепенелого, впавшего в спячку медведя.
Начиная со следующего дня экспедиция вернулась к своей привычной деятельности. Хааст с Леонардом поделили директорские полномочия. Елена и Чагин регулярно принимали в офисе детей проводили с ними психологические тесты и занятия на креативность и парадоксальность мышления. Хааст, помимо основных дел, частенько спускался вниз, на побережье, к рыбакам, и наблюдал за их работой в уже замерзающем море. Снежные вьюги все чаще заметали домик экспедиции и прилегающую местность. Зимний режим вступал в свои права.
Глава 3
Елена, Чагин и Леонард еще неделю-другую пребывали в настороженном состоянии, слишком уж необъяснимым казалось им их чудесное спасение. Ничего более не удалось им выпытать про их положение с помощью друзей Чагина в центральном управлении на континенте. Однако факт оставался фактом никто больше не приезжал, никто не тревожил их новостями, Хааст излучал спокойствие и уверенность. Совершенно очевидно было, что решение об их увольнении было отменено по каким бы то ни было причинам. Хааст обрисовывал планы на будущее так обстоятельно, что никаких сомнений не оставалось их миссия на острове не просто продолжается, но даже входит в новую фазу, и это всерьез и надолго. Трудно в полной мере выразить, насколько счастливы были этому обстоятельству экспедиционеры. Все они, прожив здесь всего несколько лет, уже не мыслили свою жизнь нигде и никак иначе, и с содроганием думали о возможном возвращении на большую землю. Не только они, но и почти всякий приезжий, который только мог здесь выжить, со временем прирастал душой к этому клочку суши, затерянному в суровом, но благодатном северном море. Нельзя было не восхищаться вечно животрепещущими океанскими берегами, изрезанными частыми бухтами, утесами и заливами, в которых кипело и клокотало нескончаемое столкновение земли и воды. Стаи поморников висели над каменистыми грядами, уходящими далеко в море и сплошь заселенными колониями морских звезд и полчищами гигантских крабов. Рыбные косяки подходили здесь к самому побережью и привлекали косаток и горбатых китов, которых можно было наблюдать большую часть года. Круто поднимающиеся берега подставляли себя потокам влажного ветра, непрерывный гул наполнял воздух и казался неотличим от тишины. В северной части острова было несколько гейзеров, земля вокруг них дрожала и дымилась. Казалось, все скрытые силы природы, все ее спящие воплощения обнажились и проснулись здесь и бушевали без стеснения и ограничения. Энергия, мощь и свобода вот что вселялось в души приезжающих сюда, овладевало ими, и становилось их потребностью, без которой они уже не могли бы жить на большой земле, подобно морякам, которые не могут жить без моря. Елена приехала сюда с дочерью двенадцати лет и была в целом довольна ее состоянием, да и своим тоже. В Москве ее дочь была болезненным, истеричным ребенком, и местная реальность благотворно влияла на нее. Чагин, уже сам не молодой человек, привез сюда старушку мать и они надеялись закончить на острове свои дни. Леонард с женой, оба морские биологи, также бросили в этом месте якорь они писали диссертации и увлекались в летнее время подводной охотой. Благ цивилизации, конечно, здесь не хватало, но это была уже не та цивилизация, что десяток лет назад, она теперь несла больше деградации и вреда, чем культурного наполнения и комфорта.
К середине января на острове установилась светлая, ясная погода, и очень хотелось, чтобы она продержалась до весны. Бури и мокрые снегопады, делавшие непроходимой горную дорогу, на которой стоял офис, закончились, и работа экспедиции восстановилась. Дорога была расчищена, почтальон доставил груду посылок и писем, и Хааст с Леонардом несколько дней были погружены в разбор корреспонденции и установку нового оборудования. Помимо всякой научной всячины, были присланы новейшая кофеварка и несколько солнечных батарей, заказанных Хаастом вскоре по прибытии в экспедицию. Кофеварка радовала разнообразием необычных напитков, и поначалу использовалась несколько чрезмерно. Елена наконец заявила, что разложение Рима началось именно с таких кофеварок, и что она сильно перевозбуждена и не может спокойно работать. Ей и Чагину действительно было необходимо огромное терпение и спокойствие при работе с детьми, и пришлось ограничить себя только послеобеденным кофе. Постепенно работа офиса вернулась в привычное русло: Леонард и Хааст возобновили поездки по делам экспедиции, и по утрам родители снова стали приводить детей для занятий.
В один из таких погожих январских дней произошел эпизод, который положил начало всем основным событиям нашего рассказа. Поздним утром явились неожиданные посетители: несколько мальчишек из деревни, в морских бушлатах и сапогах из тюленьей кожи. Один из них держал в руках холщовый мешок, от которого доносился резкий запах свежей рыбы. Держались они кучкой и храбрились, но видно было, что хорошего приема они не ожидали. Первым их встретил Хааст, они оживленно поздоровались и стали что-то наперебой говорить, но затем увидели Елену и притихли.
Так, ребята, сказала Елена, вы опять за свое? Сколько раз вам говорили не приходите сюда больше! Давайте, давайте отсюда и она указала им на дверь.
Ну тетенька, дядя, ну купите рыбу. Мы все деньги родителям отдадим, честно! закричали мальчишки. Державший мешок развязал его и извлек крупную, еще живую рыбину, похожую на кету или горбушу. Он с гордостью протянул ее Хаасту.
Это классная рыба, на зимней рыбалке такую редко возьмешь. Сегодня утром поймали. Пожарите ее, не пожалеете. Возьмите, дяденька!
Рыбина и вправду была хороша, и стоила, скорее всего, недешево. Хааст улыбался и выражал симпатию и сочувствие. Елена сердилась. Дети выжидали, чем для них закончится такое неоднозначное положение, чувствуя, что дело может выгореть.
А ну марш отсюда! Ничего мы у вас не купим! строго и громко приказала Елена. Забирайте свою рыбу и по домам!
Когда Елена повышала голос, а такое случалось крайне редко, то в серьезности ее намерений сомневаться не приходилось. Мальчики, попятившись, обратились умоляющими взглядами к Хаасту, но он молчал. Пауза длилась недолго. Старший засунул рыбину обратно в мешок; они опустили глаза, развернулись, и, ни слова не говоря, вышли из дома.
Елена, ну зачем вы так? возбужденно спросил Хааст. Что это за дети? Подождите минуту, я им хоть на мороженное деньжат подкину и он выбежал за мальчишками, но их и след простыл. Тогда Хааст запрыгнул в машину и вырулил на дорогу. Проехав пару сотен метров в гору, он развернулся и помчался в обратном направлении, вниз, к деревне. Мальчишек нигде не было видно.
«Спрятались где-то, черти», подумал Хааст, и вдруг, боковым зрением, разглядел какое-то движение внизу на горном склоне. Покачивались еловые ветки, то тут, то там, все ниже от плато к деревне. Осыпающийся с них снег распылялся и парил еще некоторое время в воздухе белыми прозрачными облачками.
Вот так штука! воскликнул Хааст. Ему рассказывали, что здесь нельзя было спуститься прямиком по склону в деревню, это было чрезвычайно опасно. Он оставил машину на обочине, и после недолгих поисков нашел место, где край плато плавно сливался с лесистым косогором. Спрыгнув вниз, он очутился в хвойном лесу и обнаружил некоторое подобие тропинки, по которой, по всей видимости, шли мальчишки.
«Дело принимает занятный оборот», с удовольствием подумал Хааст, и давно забытая энергия, наполнявшая его в таких случаях, отозвалась в мышцах ног. Глаза его стали видеть острее и весь он перешел в особое состояние, какое бывает с опытными охотниками и альпинистами, когда они оказываются на стезе своего промысла. Хааст двигался по мелкому ельнику умело и зряче, и мог бы бежать в нем бесшумно и заметать следы. Мальчишки, возможно, тоже так могли, но сейчас они явно не заботились о секретности, им и в голову не приходило, что кто-то станет их преследовать. Поэтому Хааст без труда обнаружил их след, и спускаясь по нему, вскоре увидел внизу их черные мелькающие спины. Деревья, между тем, редели и тропинка преобразовалась в подобие просеки. Спустя несколько минут Хааст разглядел невысокий бревенчатый сруб, наполовину закопанный в землю, и рядом хозяйственный сарай, сколоченный из пестреющих грузовыми штампами портовых досок.