Любопытно, сказал Хааст. Что мы еще о нем знаем?
Ну, я тоже его как-то видел, пробурчал Леонард, погруженный в просмотр каких-то бумаг. Загадка. Вроде наших в монастырях.
И Чагин также кивнул головой: Есть такая буква, да.
Знаете что, предложил Хааст, а напишите-ка мне о нем пару строк, ваше мнение. У меня тоже есть кое-какие соображения.
Его нельзя трогать, чуть ли не разом закричали Елена и Чагин. Пункт восемнадцать устава экспедиции. Это такие тонкие сферы, опасно с ними соприкасаться.
Он как духовный идол, священный камень поклонения для многих местных, кто постарше, и они его, кстати, не упоминают всуе. Говорят, что он никогда не умрет, добавила Елена.
Да вы не волнуйтесь, я все понимаю. Изложите мне о нем, пожалуйста, письменно, ответил Хааст.
На следующий день перед Хаастом лежали три листочка бумаги. Вот что он прочел:
Елена:
«Человек жив, покуда живы его планы. Я всегда помню это высказывание моего отца, который, дожив до преклонных лет, оставался чрезвычайно энергичен и погружен в работу, даже можно сказать, был одержим этой работой; какая-то неугомонная сила гнала его вперед, и однажды он выбрался из очень тяжелой, смертельной болезни, по его словам, потому, что «я нужен моему делу, оно меня не отпускает». Это подходит для обычных людей, вроде нас с вами главное лишь видеть смысл и надежду впереди. Но я слышала, что изредка встречаются и совсем иные люди, и именно они являются настоящими долгожителями. У такого старика на шляпе всегда крошки для птиц, а сама шляпа лежит возле какого-нибудь ручья, пока старик собирает коренья и еще неведомо-что в потаенных лесных местах. Такой старик никогда ни о чем не расскажет, и не потому, что не хочет, а потому, что ему нечего рассказать ведь он особое явление природы, и живет в ней так же, как тысячелетнее дерево. Не стареет он как раз потому, что мало мыслит, совсем не ставит себе целей, находится всегда в одном и том же расположении духа и умеет получать жизненные соки глубоко из земли-матушки, точь в точь как то самое тысячелетнее дерево. Иногда в лесу увидишь очень старый гриб, еще крепкий, и кто его знает отчего не едят его черви и не берет его ни холод ни гниль секрет долголетия в нем сидит, да только достать его оттуда нельзя. Именно таким стариком, по моему мнению, является дед Никлас; он вещь в себе, и разговаривать с ним совершенно бесполезно и не нужно.»
Чагин:
«Если уж выбирать между молчанием и словом, то это либо молчание о слове, либо слово о молчании. Есть такая каста людей, они не слишком прячутся и для всех открыты, но редко кто идет к ним на разговор, так как слова у них редкие, чудные, глубокие, в старомодных сапогах, на высоких парусах. Никто не догадается, что у них на уме, и никто не разберет, что на языке. Слово оно ведь скоморохом с бубенцами в карете катится, из дворца да по гульбищу, каждому позвенит, перед каждым покривляется. И пошла толпа зевак его повторять, на все лады склонять, себя потешать, дело нужное, веселое. А молчание оно тоже здесь, в сером плаще с капюшоном, сквозь толпу продирается. Людей, что называется, посмотреть, да себя показать. Сколько пинков да подзатыльников оно от толпы видало, и все терпит. Но молчания в природе больше чем слова, уедь только подальше от гульбища, и вот оно тут как тут, садится рядом с тобой на камень, и капюшон свой снимает. Тут с ним и поговорить можно, и этот разговор не чета слову звонкому, скоморошному. Так вот те, кто умеют с молчанием не скучать и им напитываться только они и могут говорить с этой самой немногословной кастой, которая и молчанию брат и человеку дядя. Дед Никлас из таких, он молчание во плоти, и разговаривать может только с тем, кто ему приглянется.»
Леонард:
«Как известно, все живое может пребывать лишь в двух состояниях: либо оно становится, либо умирает. Если ты не находишься в состоянии становления, внутреннего роста или перерождения, то ты умираешь. Пока ты все еще рождаешься, ты не можешь умереть. Я думаю, что секрет долголетия деда Никласа как раз в этом. Говорят, что он может поднять над головой бревно в двести килограмм. Кто-то видел, как он катил в лесу камень размером с медведя. Вранье, конечно, а может и было лет пятьдесят назад, но думаю, что духовное перерождение омолаживает весь организм. К примеру, Сара, жена библейского Авраама, родила в девяносто лет. Там, думаю, была такая же вера в свое предназначение, как и у святой Жанны Французской. Не то что даже вера, а ясное знание своего предназначения. Возможно, дед Никлас знает точно, что жить ему тысячу лет. Либо он питается какой-то тайной подземной энергией. Но, скоре всего, он во что-то превращается внутренне, духовно, как-то видит свою жизнь дальше по новому. Я его несколько раз встречал. Он производит впечатление занятого, отсутствующего старика. Он чем-то постоянно увлечен. Но преследовать его, разгадывать его загадку нельзя. И говорить он с нами не будет.»
М-да, сказал себе Хааст, прочтя эти записки. Ну, я так примерно и думал. Что ж, будем держаться от этого старика подальше.
В офисе в этот день царило оживление почтальон доставил приятные новости. Чагин и Леонард разглядывали фотографии их будущих домов и обсуждали скорый переезд; весь новый жилой комплекс в северной бухте был наконец достроен, оставалась внутренняя отделка, которая должна была быть завершена к весне. Вот уже три года экспедиционеры жили внизу, в рыбацком поселке, там им были выделены временные квартиры в неудобном, промышленном месте, по соседству с заводом по переработке рыбы. Обещанные еще до их переезда на остров личные дома все время откладывались из-за усилившегося потока новоприбывших, недостатка жилья и трудностей строительства. Более того, около года назад Леонард получил жесткую разнарядку экспедиции выделяют только два дома на три семьи. Ситуация с жильем на острове сложилась нешуточная, всех уплотняли. Известие сильно расстроило троицу, а Леонарду предстояло решить, кто же останется без нового дома. Пришлось, как делается в таких случаях, прибегать к уставу и формальным критериям приоритет получали старшие по званию и выслуге лет. Елена осталась без дома, а ведь ей он был необходим, как она сама полагала, более других. В последнее время астма, которой страдала ее дочь, начала ухудшаться, чему, видимо, способствовал загрязненный воздух их рабочего квартала. Да и контингент подростков в этом районе оставлял желать лучшего, и Елена боялась, что дочь может попасть тут в плохую компанию. Северная бухта была местной курортной зоной там теплое течение протекало прямо вдоль побережья, и климат был теплее и мягче, а воздух чище, чем в других частях острова. Однако и старенькой матери Чагина был необходим такой климат, а Леонард не пожелал отказаться от комфортабельного жилья прямо возле тех мест, где они с женой ныряли летом с аквалангами. Леонард планировал снять офис для экспедиции недалеко от их нового жилья, но Елене было бы слишком долго туда добираться, поэтому решено было перенести офис на полпути между рыбацким поселком и северной бухтой.
Сейчас он как раз занимался этим вопросом звонил хозяевам съемных помещений, чертил что-то на карте. Чагин с Хаастом курили на воздухе перед домом. К Елене, в довольно неподходящий момент, приехала дочь Вера, они обсуждали что-то срочное, связанное со школой. Хааст, закончив сигарету, зашел в офис и бросил на них взгляд. Елена, миловидная сорокалетняя женщина, казалась ни внешне, ни внутренне не похожей на свою дочь. Мать всегда была само спокойствие и доброжелательность, в то время как дочь, угловатый и хмурый подросток, говорила резко, отрывисто, с постоянной трагедией в голосе. Всякий раз при ее посещении Хааст хотел задать ей вопрос «а что у тебя стряслось, Вера?», но он никогда этого не делал. Однако, как известно, пять одинаковых мыслей превращаются в одно неосмысленное действие. Хааст не хотел присутствовать при разговоре на повышенных тонах, который вела Вера с матерью, и вышел обратно на крыльцо, а Чагин, наоборот, зашел внутрь. Вскоре из дому выскочила, хлопнув дверью, Вера, и собралась, по видимому, ждать такси. Молчание тяготило Хааста и он, неожиданно для самого себя, произнес:
А что у тебя стряслось, Вера?
Да так, в школе проблемы. А мать вот расстроена из-за дома, она все мечтала перебраться в северную бухту. У вас ведь скоро переселение у всех.
А ты бы тоже хотела переехать?
Да я-то как раз нет. Мы с матерью ругаемся из-за этого. По мне-так, в поселке самая жизнь. Ребята хорошие, друзья. Я рада, что нам дом не достался. Я там, в бухте, никого не знаю. А мать переживает, все о моей астме беспокоится.
Ну а как же ей не беспокоиться, Вера? Я бы тоже беспокоился, если бы у моего ребенка была астма.
Какого еще ребенка? Я уже не ребенок. А астма хроническое заболевание, ее все равно вылечить нельзя. Ладно, я поехала. До свидания!
И Вера спустилась с крыльца и направилась к появившейся машине такси.
Глава 4
На следующий день Хааст засел за поиски мальчишек и их мучителей. В его распоряжении были любые возможные базы данных, как местные, так и континентальные. Он начал со школ, потратил пару часов на пересмотр тысяч детских фотографий, но так и не смог распознать того старшего мальчишку, который был жестоко выпорот прутьями до крови. Зато он быстро нашел белобрысого Никиту и вскоре, по большому везению, его товарища Антипа. Никита учился в одиннадцатом классе, прогуливал и стоял на вылет. Он был типичным лишним учеником, каких старшая школа вынуждена терпеть и мучительно доводить до диплома, ведь документ этот, по мнению многих наших родителей, для жизни решительно необходим. В советские времена такие ребята уходили после средней школы в ПТУ, чем доставляли и себе и школе необычайное облегчение. Личность Никиты не слишком заинтересовала Хааста, он сразу вспомнил вполне исчерпывающую характеристику из книжки Эдуарда Лимонова: «преступный парень с рабочей окраины». Зато Антип оказался весьма неординарным персонажем. Вот что узнал о нем Хааст: Дьяконов Антип Георгиевич, двадцати пяти лет, родился и жил в Москве, хорошо закончил школу, проявляя как гуманитарные, так и технические способности. Отец Георгий Дьяконов, был профессором философии в одном из московских вузов. Антип поступил на мехмат МГУ этот факт особенно удивил Хааста, хотя мелькнула, конечно, мысль о возможной папиной протекции. Эту мысль опровергли сведения об успешной учебе Антипа. Отучившись три года вполне достойно, он внезапно берет академический отпуск с возможностью восстановиться в ближайшие несколько лет. Вскоре после ухода из университета, он присутствует на какой-то вечеринке, где совершает убийство, будучи в состоянии алкогольного опьянения. Осужден на шесть лет колонии строгого режима. Отбывал срок под Магаданом и через год совершил одиночный побег. Настоящее его местонахождение неизвестно, но вероятнее всего, ему удалось попасть на грузовое судно в Магадане, откуда он отплыл на Камчатку или на один из островов Охотского моря. Находится в федеральном розыске.