Через десять минут Костя и Шлимович ехали на извозчике.
Глава XI
Шлимович привез Костю Бережкова в Среднюю Подьяческую. Они остановились у ворот облупившегося дома и вошли во двор. Двор был грязный, скользкий. Поднявшись по полутемной лестнице в третий этаж, позвонились в колокольчик. Дверь отворила растрепанная, но молодая черноглазая еврейка.
Пан Шлимович! воскликнула она и заговорила что-то на еврейском жаргоне.
Скажите Тугендбергу, что я с покупателем приехал, отвечал Шлимович по-русски и стал снимать с себя пальто, вешая его на вешалку.
То же сделал и Костя. В квартире пахло луком, чесноком и тем особенным специфическим запахом, которым отдает от грязных евреев. Вскоре в другой комнате послышался картавый мужской голос, говорящий тоже на еврейском жаргоне; дверь в прихожую распахнулась, и на пороге предстал гладко стриженный еврей с окладистой бородой, одетый в стоптанные туфли и старое порыжелое пальто, у которого не хватало несколько пуговиц.
Я, Тугендберг, к вам с покупателем начал Шлимович. Вот Константин Павлыч Бережков желает купить у вас музыкальных инструментов.
Прошу, господин, прошу. Позвольте рекомендоваться: Соломон Борисыч Тугендберг, купец, обратился он к Косте, расшаркиваясь, подал Косте и Шлимовичу руку и ввел их в большую комнату.
В комнате стояли два рояля, пианино, старое фортепиано, три контрабаса, на роялях лежали скрипки в чехлах и без чехлов, лежали трубы. Тут же на одном из роялей помещались два серебряных ведра-ледника для шампанского, на подоконниках и на столах стояло несколько бронзовых часов, несколько таких же канделябров хорошей, чеканной работы, а из угла выглядывало чучело громадного медведя на задних ногах и с подносом в передних.
Садитесь, пожалуйста, предложил еврей, указывая на диван. Папироску не хотите ли? предложил он, вынул из кармана пальто серебряный портсигар, открыл его и положил на стол, рядом со спичечницей.
Все сели, Тугендберг заговорил что-то на еврейском жаргоне, обращаясь к Шлимовичу, но тот отвечал ему по-немецки. Шлимович, хоть и знал жаргон, но как «цивилизованный» еврей, говорить на нем гнушался.
Ну вот, Константин Павлыч, выбирайте, что вам надо, сказал наконец Шлимович Косте. Тугендберг согласен вам продать инструменты в кредит. Вот рояли, вот пианино, вот скрипки и контрабасы.
Костя был как на иголках.
Почем этот рояль? кивнул он на ближайший инструмент.
О, у меня дешево, господин Бережков! отвечал Тугендберг, подскакивая к роялям и отворяя их. Вот этот четыреста, а тот семьсот рублей, а ежели возьмете оба, то можно и за тысячу рублей отдать.
Костя подошел к роялям и для порядка провел по их клавишам пальцем.
Это дорого, сказал он. Рояли подержанные.
Два месяц Какой-нибудь двух месяц от фабрикант, заговорил Тугендберг. Этово рояль только разговор один, что подержанный. Тон первово сорт. Господин Рубинштейн играть будет и тот скажет, что хорошево рояль.
Вы, Тугендберг, с Бережкова дорого не берите, сказал Шлимович.
Я дорого? Пфуй! Мине только хочется услужить для господин Бережков. За такова рояль у фабрикант нужно дать тысяча рублей, а я за два прошу тысяча рублей.
Пианину тоже возьму, проговорил Костя, подходя к пианино и открывая крышку.
Пианино триста пятьдесят. Берите уж и фортепьяны. Двести. Ну, даже вот как: я за все возьму один тысяча пятьсот.
Мне этого мало. Больше у вас роялев нет?
Теперь больше нет, господин Бережков. Вы возьмите скрипки и контрабас.
А почем контрабас?
За пара эти контрабас я могу взять триста.
О, это дорого. Очень дорого.
К два контрабас я дам вам еще хороший труба, махнул Тугендберг рукой. Очень хороший труба.
Костя подумал и робко произнес:
Нет, вы вот что Вы за все, что я выбрал и вместе контрабасами и с трубой, возьмите полторы тысячи.
Нельзя, господин Бережков, развел руками еврей.
Уступите, стоял на своем Костя. Адольф Васильич, скажите ему, чтобы уступил, обратился он к Шлимовичу.
Тот пожал плечами и пробормотал:
Я только комиссионер, только комиссионер Торгуйтесь сами.
Тугендберг подошел к Косте и тронул его по плечу.
Очень мне ваш лицо нравится. Такой хороший приятнова лицо Извольте, я вам уступлю сто рублей. За все тысяча семьсот И уж больше ни копейки произнес он. Ну хорошо, согласился Костя. Только этого мне мало. Я рассчитывал так, чтоб купить тысячи на две.
Тогда возьмите скрипка. Хорошево есть скрипка. Тальянский мастер. Вот скрипка Первый сорт И всего двести рублей. Тут ящик пятьдесят рублей стоит. Хороший ящик. А этово скрипка сто рублей. За все два тысяча
Костя подумал и заискивающе спросил:
Вы мне не дадите ли ко всему этому деньгами пятьсот рублей? И на все вексель на шесть месяцев. Мне очень нужны деньги.
Пфуй! Какие деньги!
Тугендберг пожал плечами и сделал гримасу.
Отчего же?.. Ведь вы, я думаю, даете деньги взаймы
Только под залог, только под залог и то самова малость.
Ну, триста дайте Мне до зарезу нужны деньги.
Нет, господин Бережков, не могу, никак не могу.
Дайте хоть двести. Мне вечером сегодня нужно, а где я теперь достану!
Шлимович заговорил с Тугендбергом по-немецки. Костя смотрел то на одного, то на другого. Наконец Тугендберг махнул рукой и сказал:
Извольте. Сто рублей дам. И то за тово, что мне ваше приятный лицо нравится.
Берите, кивнул Шлимович.
Ну, я согласен, отвечал Костя, но спохватился и побежал к Шлимовичу. Адольф Васильич, подите-ка сюда.
Он отвел Шлимовича в угол.
Вы все-таки устроите мне, чтобы продать эти инструменты? задал он ему шепотом вопрос. Только в таком разе я и могу взять.
Устрою, устрою. Берите. Но знайте, что без потерь продать нельзя. Потери будут, тоже шепотом отвечал Шлимович.
Я согласен, повторил Костя и протянул Тугендбергу руку.
Тот хлопнул по ней по-барышнически, как это делают барышники при продаже лошадей, то есть со всего размаха, и прибавил:
А проценты за вексель вы знаете? Четыре процента в месяц.
Три, три Я уже сказал ему, что три, остановил Тугендберга Шлимович. Зачем Константина Павловича обижать? Он человек хороший.
Дешево Ох, как дешево! Завсем даром сделал обезьянью ужимку Тугендберг, прищурившись и покрутя головой. Ну, да уж за тово, что мне ваш лицо нравится. А пока мы будем писать вексель, вы не хотите ли чаю? Герр Шлимович! И он заговорил с ним на еврейском жаргоне. Давайте, давайте отвечал Шлимович по-русски.
Есть и хорошево коньяку. Ривке! крикнул Тугендберг, заглянув в прихожую, и на жаргоне стал что-то приказывать прислуге.
Через несколько времени появились вексельная бумага, перо и чернильница.
Еще одно условие, сказал Костя. Сразу мне отдать будет трудно, сразу у меня никогда не бывает по многу денег, а потому я прошу всю сумму рассрочить на четыре векселя: один вексель на пять месяцев, другой на пять с половиной, третий на шесть и четвертый на семь.
Пфуй! Боже мой, какой аккуратный человек! растопырил пальцы своих рук Тугендберг и опять заговорил с Шлимовичем на жаргоне.
Можно? спросил Костя.
Можно, можно, отвечал Шлимович.
Можно, прибавил Тугендберг. Но только процентов за семь месяцы.
За что же за семь-то? Ведь два векселя будут на пять и пять с половиной месяцев. Вы уж не грабьте.
Опять Тугендберг заговорил на жаргоне. Шлимович отвечал по-немецки.
Хорошо, хорошо сказал он наконец Косте. За шесть месяцев будет он считать проценты.
Приступили к писанию векселей.
А когда же вы вашево инструменты возьмете? спросил Тугендберг.
Костя взглянул на Шлимовича.
Завтра, завтра. Завтра мы пришлем носильщиков или сами приедем с носильщиками, отвечал тот.
Векселей было написано на сумму две тысячи четыреста семьдесят восемь рублей. Так пришлось с причисленными к сумме долга процентами. Тугендберг положил на стол сто рублей и записку, что продал такие-то и такие-то музыкальные инструменты.
Ну, а теперь чайку сказал он. Ривке!
Показалась растрепанная еврейка, отворявшая дверь Косте и Шлимовичу. Она внесла три стакана чаю и графинчик коньяку. Костя из учтивости попробовал пить чай, но чай пахнул рыбой. Он брезговал и оставил.
Ну, давайте же, я подпишу векселя, сказал он.
Пишите, пишите засуетился Тугендберг. Но вы знаете как?
Купеческий племянник такой-то.
Пфуй!.. Купец Пишите: купец.
Как же я буду писать купец, ежели я не купец!
Тугендберг улыбнулся и сказал:
Так надо.
Но ведь это подлог.
Фуй! Какой же тут подлог? Вы будете купец. Потом будете.
Видите, в чем дело: Тугендберг хочет, чтобы вы подписались так для того, чтобы уплата была верная. Тут маленькая фальшь будет, а уж фальшь вы всегда постараетесь выкупить.