Да, но уж завтра не может быть этого шикарного инцидента с шубой.
Расскажем им, запоим их и заставим написать и раззвонить во все колокола.
Караулов подсел к Надежде Ларионовне, жалобно склонил голову набок и заговорил:
Божество мое, не покидайте меня. У меня в театре вы, так сказать, возникли, у меня расцвели, у меня и продолжайте цвести. Не ездите в Курск. Плюньте на Голенастова. Ах, боже мой! Да должна же я, наконец, сделаться настоящей актрисой! вскричала Надежда Ларионовна. У него большой театр.
Вы и у меня сделаетесь настоящей актрисой. Вы уже теперь настоящая актриса. Завтра закатим угощение рецензентам, и вознесут они вас выше небес.
Но ведь Голенастов дает четыреста рублей в месяц.
Голенастов мошенник, он только сулит, а сам никому жалованья не платит. Он три раза прогорал, два раза от долгов бегал и всю труппу на бобах оставлял. Ну, я вам дам двести рублей и два бенефиса в зимний сезон.
Караулов махнул рукой.
Ах, какие вы, право отвечала Надежда Ларионовна. Мне деньги нужно, мне жить нечем, а жить хочется хорошо. Еще если бы обожатель был хороший да щедрый
Надюша! Все тебе будет, все, что только душенька твоя захочет, останься только, начал Костя.
Ах, подите вы! Слышали уже На посуле-то вы, как на стуле, а как дойдет дело до настоящего сейчас: погоди да погоди! раздраженно проговорила Надежда Ларионовна.
Ротонду просила купил, лошадей просила лошади завтра будут.
Становитесь, Константин Павлыч, на колени и упрашивайте. Я сам стану.
Караулов опустился на колени и дернул за пиджак Костю. Тот тоже стал.
Ах, какие вы шуты гороховые! хохотала Надежда Ларионовна. Вот шуты-то!
Она так и заливалась смехом.
Надюша! Квартиру тебе всю заново обмеблирую. Просила бриллиантовую брошку брошку куплю, продолжал Костя. Ведь ежели бы денег у меня не было, а то деньги у меня теперь есть, денег достаточно. Спроси Адольфа Васильича. Он мне даже сам предложил новую меблировку для тебя.
Шлимович смотрел на эту сцену, кривил рот в улыбку и по привычке почесывал указательным пальцем свой пробритый подбородок.
Правда это, Адольф Васильич? обратилась к нему Надежда Ларионовна.
Тот сделал гримасу и отвечал:
Я достану меблировку, не знаю только, согласится ли Константин Павлыч на мои условия.
На все, на все согласен! вскричал Костя. Когда же я на ваши условия не соглашался!
Сколько вы Костюшке сегодня денег достали? спросила Надежда Ларионовна.
Шлимович пожал плечами и кивнул на Караулова.
Это коммерческая тайна При посторонних не говорят, отвечал он.
Здесь нет посторонних и нет тайны.
Если так, то, пожалуй, скажу. Две тысячи. Он просил две тысячи, две тысячи я ему и достал.
Товаром? допытывалась Надежда Ларионовна.
Ах, боже мой, какие вы любопытные! Деньги у Константина Павлыча уже теперь есть, будут завтра и еще.
Завтра, завтра ты уже можешь обновить и твою новую ротонду, и твою новую бриллиантовую брошку! На паре рысаков обновишь! вскричал Костя.
Посмотрим, улыбнулась Надежда Ларионовна.
Фея! Неземная фея! Так можно получить от вас слово, что вы остаетесь у меня? спрашивал Караулов, ударяя себя в грудь кулаком. Двести рублей в месяц, два бенефиса
Погодите, дайте подумать.
Еще думать! Да воззрите вы на своих рабов-то, приниженных, коленопреклоненных, пред вами стоящих и ожидающих от вас милости!
Встаньте, встаньте, господа. Нехорошо. Могут лакеи войти. Сейчас ужин подавать начнут.
Не встанем, пока не услышим милостивого решения. Не вставайте, Константин Павлыч.
Костя потянулся к руке Надежды Ларионовны. Та ударила его ладонью по лбу. Шлимович засмеялся.
Все стерплю, согласись только, просил Костя.
Надежда Ларионовна, согласитесь, повторял Караулов. Адольф Васильич, просите и вы.
Вставайте. Я после ужина скажу вам ответ, пробормотала Надежда Ларионовна.
Костя и Караулов поднялись с колен.
Тяжелая вы, барынька, тяжелая, говорил Караулов.
Врете вы. Во мне и трех пудов нет, отшучивалась Надежда Ларионовна.
Подали ужин. Когда было выпито еще по две-три рюмки, Шлимович тронул Недежду Ларионовну за руку и сказал:
Мой совет вам, мадемуазель Люлина, оставаться. Всякая птичка делает себе гнездо. Что хорошего, если сегодня здесь, завтра там?..
Браво, браво, Адольф Васильич! раздался голос Кости.
Слышите, как умные-то люди рассуждают! кивнул Караулов на Шлимовича.
Как хотите, продолжал тот, а лучше Петербурга города не найти. В Петербург-то из провинции люди как стремятся, а вы хотите ехать в провинцию.
Верно, верно, Адольф Васильич.
В двери кабинета раздался стук. Кто-то спрашивал басом:
Можно войти?
Караулов вскочил с места и отворил дверь. На пороге стоял толстый интендантский чиновник и говорил:
Простите, господа, но не могу удержаться, дабы еще раз не преклонить головы перед звездой первой величины и не отдать должную дань искусству. Можно войти?
Милости просим, отвечал Караулов.
Еще раз простите, господа. Может быть, это и дерзость так врываться, но не утерпел. Мадемуазель Люлина! Вы прощаете? обратился он к Надежде Ларионовне.
Очень рада. Прошу покорно, отвечала та.
Я, господа, с приношением. С пустыми руками входить в храм феи считаю неприличным, продолжал интендантский чиновник и, обратясь к стоящему сзади него лакею, сказал: Вноси!
Лакей внес поднос с тремя бутылками шампанского.
С какой же это стати? Зачем? Мы и сами в состоянии заговорил было Костя, но Караулов дернул его за рукав.
Откупоривай! махнул лакею интендантский чиновник.
Хлопнула пробка.
Полковник! воскликнул Караулов. Вы совсем кстати. Присоедините свою просьбу к нашим просьбам и умолите фею, чтобы она нас не покидала. Мадемуазель Люлина хочет ехать в провинцию.
В провинцию? Что за вздор! Только что мы открыли на горизонте звезду первой величины, и эта звезда хочет исчезать? Не пустим, не пустим. Ляжем на рельсы железной дороги и загородим путь. Господа! За здоровье звезды первой величины!
Ура! заорал Караулов.
Нет, нет, мы вас не выпустим, покуда не отпразднуем вашего бенефиса, продолжал интендантский чиновник, чокаясь с Надеждой Ларионовной. В бенефис ваш мы должны вас оценить по достоинству, воздать должное должному и тогда с Богом Как ехать, когда я уже подписку на подарок начал!.. Не пустим, не пустим
Я остаюсь, прошептала Надежда Ларионовна.
Караулов и Костя бросились целовать у ней руки.
Пир длился долго. «Увеселительный зал» был уже заперт для публики, а в кабинете все еще пировали. Когда расходились по домам, Надежда Ларионовна шепнула Косте:
Вы паинька сегодня. Сегодня я вам позволю проводить меня домой.
Костя был на верху блаженства.
Глава XXIII
Только утром, часу в шестом, явился Костя домой. Хмель еще не вышел у него из головы. В голове у него шумело, в глазах мелькали какие-то огненные языки. Подъезжая к дому на извозчике, он взглянул в окна своей квартиры. Все окна были освещены. Костя вздрогнул. Как электрическая искра пробежала у него по всему телу.
«Господи! Уж не умер ли старик?» мелькнуло у него в голове.
Он быстро выскочил из саней, сунул извозчику деньги и, спотыкаясь, ринулся в калитку ворот. В калитке стоял караульный дворник в тулупе.
С дяденькой Евграфом Митричем очень худо, Константин Павлыч, отрапортовал он. Час назад еще причащали и исповедовали. Сейчас только священник ушел.
Жив еще? торопливо спросил Костя.
Живы-то живы, но уж, кажется, совсем кончаются.
Костя поспешно побежал по черной лестнице. Тронув дверь квартиры, он увидел, что она не заперта, и вскочил в кухню. В кухне кухарка ставила самовар. На столе в большой бадье лежал нарубленный кусками лед. Около бадьи стояла дочь Настасьи Ильинишны Таиса и накладывала мелкие куски льда в гуттаперчевый пузырь. Кухарка и Таиса молча укоризненно посмотрели на Костю. Тот, стараясь избежать их взглядов и тоже молча, проскользнул в комнаты.
Здесь он увидел, что весь дом был на ногах. Приказчики бродили на цыпочках и шушукались. Костя даже совестился взглянуть им в глаза. Он пробрался к себе в комнату, дабы снять с себя шубу. Там его встретил старший приказчик, живший с ним в одной комнате.
Попарились в баньке-то? язвительно спросил он Костю.
Не твое дело, огрызнулся Костя.
Это точно, что не мое. А только подите-ка, полюбуйтесь, что вы сделали с дяденькой-то! Кончаются. А всему вы причиной Где бы старика ублажать и успокаивать, вы вон до шестого часа утра в банях паритесь.
Оставьте, вам говорят! Ну что пристали! Не сидеть же мне над ним и день и ночь сиднем. Ведь я не сиделка. Я человек молодой, человек живой Живой о живом и думает.