Народ объявил, что никакого князя кроме Юрия Всеволодовича он над собой не потерпит, и не позволит никому силой захватить власть в городе. И Ростислав Брячеславич, и Савва Буслаев и Константин были просто в ярости. Однако, теперь и думать было нечего о захвате власти для этого пришлось бы утопить город в крови, вырезав не только своих конкурентов, но и большинство городского населения.
Тогда все трое решили, что самый лучший выход уехать из Китеж-града, и основать новые города на этой благодатной и нетронутой земле. В течение трёх дней они вместе со своими дружинами переправились в лодках на берег, и разъехались в разные стороны. Ростислав Брячеславич вместе со своей дружиной поехал на восток, Савва Буслаев на запад, а Константин на юг. Так как кое-какие карты местности были уже составлены, все трое знали, что Великий край со всех сторон окружён горами. Именно к горам-то и держали путь все трое, каждый в свою сторону. Причина тому проста в горах было удобно добывать камень, для постройки крепостных стен и жилищ. Поэтому именно возле гор и были основаны три главных города Великого края.
XV. Ершовка
Алексашка постучался в ворота. Никто не ответил.
Не слышат видать, стучи сильнее. сказал Гордей.
Сашка затарабанил со всей силы. Наконец за воротами что-то зашевелилось, и грубый голос, явно спросонья сказал:
Кого там черти носят?
Отворяй! не желая вступать в разговоры, заорал Прохор.
Ага, щас, как же отворю. Все кому надо уже в городе ворота закрыты. Ступай отсюда подобру-поздорову.
Тут дипломатичный Гордей сделал знак Прохору молчать, и повёл разговор сам:
Впусти ты нас, мил человек. Впусти Христа ради.
Но стражник был всё ещё рассержен грубостью Прохора, а просительный тон Гордея, казалось, ещё больше раздражил его:
Поди отсюда, кому говорят!
Дык а где же нам ночевать? В поле что ли?
А мне что за дело? Пошли вон!
Тут Алексашка решился, наконец, заговорить:
Отворяй! Я из Бенгаловки еду. У меня к воеводе письмо от брата.
Стражник замолк. Алексашке казалось, что он слышит, как за воротами в голове у стражника шевелятся извилины. Стражник думал довольно долго, и наконец не нашёл ничего лучше, чем переспросить:
Письмо?
Да, письмо, отворяй! снова заорал Прохор
Услышав голос Прохора, стражник снова взбеленился:
Не отворю. Вон!
Но тут снова в разговор вступил Гордей:
А как тебя зовут, мил человек?
Ефимом кличут, а тебе зачем? стражник видимо сразу же пожалел о том, что назвал своё имя.
Гордей собирался снова что-то сказать, но тут Алексашка перебил его и сказал:
А затем, что ночь-то мы в посаде переночуем, не велика беда. Но завтра поутру ты ворота откроешь всё равно, а я сразу пойду к воеводе письмо передавать, да заодно ещё скажу ему, мол, ночью передать письмо не смог, потому что стражник Ефим нас в город не пустил.
Стражник снова замолчал. Путники стояли и ждали. Через минуту послышался скрип отворяемых ворот. Алексашка, Гордей и Прохор вошли в город.
***
Стражник отворил ворота и светя фонарём, неодобрительно оглядел всех троих.
Ну, у которого из вас к воеводе письмо?
У меня письмо. сказал Алексашка
Показывай.
Алексашка достал письмо и подал стражнику. Стражник осмотрел его и махнул рукой:
Заходи.
Путники вошли в ворота, стражник закрыл их на засов и сказал Алексашке:
За мной иди. Развернулся и пошёл по улице, освещая фонарём путь. Алексашка взял лошадь под уздцы и пошёл следом.
Э, стой, а нам-то куда? Крикнул им вслед Прохор.
На постоялый двор ступайте, туда. стражник махнул рукой указывая направление, при этом не остановившись, и не даже не обернувшись к ним.
Прохор с Гордеем сели в телегу и поехали, куда указал стражник. А Алексашка двинулся к терему воеводы.
Егор Буслаев уже крепко спал, когда в дверь его терема застучал стражник. Слуг воевода не держал, как и никто другой в Ершовке. Если же кто пытался завести их строго воспрещал, считая делом недостойным, когда один человек прислуживает другому. «Всё нужно делать самому» не раз увещевал воевода богатых граждан Ершовки. Однако делать совсем уж всё самому не получалось. Поэтому в тереме, кроме воеводы и его жены, жила толстая баба Анфиса, которая готовила и убирала в доме, а так же старый конюх Фёдор. Именно Фёдор-то первый и услышал, ночью, как кто-то стучит в дверь. Спал Фёдор всегда в сенях, и сам себя считал не только конюхом, но и сторожем, свято веруя, что по ночам он охраняет покой воеводы, чем очень гордился.
Фёдор нехотя поднялся с сундука, на котором спал, и побрёл к двери, видимо решив, что просто так по ночам воеводу будить не станут. Подойдя к дверям, он спросил:
Кто стучит?
Я это, Ефим. Отворяй, Фёдор. сказал стражник.
Фёдор знал Ефима, а потому тотчас отворил. И сразу же зажмурился, потому что Ефим светил ему прямо в лицо фонарём.
Убери фонарь, Ефим. Чего тебе? Чего шастаешь посреди ночи? недовольно проворчал Фёдор.
Буди воеводу, Фёдор. ничего не объясняя, сказал стражник.
Да как же будить его, коли он спит? простодушно удивился старый конюх.
Буди Фёдор, буди. Гонец к нему от брата прибыл с письмом.
Фёдор подумал, и рассудил, что дело, видимо, срочно. Развернулся и пошёл в покои воеводы. «Как бы он мне только спросонья по шее не надавал» подумалось ему.
Фёдор подошёл к покоям и стал стучать в дубовую дверь. Первой проснулась Василиса, жена Егора, и спросила, кто и зачем стучит. Фёдор сказал, что прибыл гонец, и решил поскорее уйти, а то мало ли что. Василиса же кое-как растолкала Буслаева, и через 10 минут, он недовольный вышел в сени.
Стражник, видя недовольный вид воеводы, поспешил сам начать разговор:
Вот, Егор Никитич, гонец от твоего брата прибыл.
Буслаев хмуро поглядел на Алексашку и спросил:
Что у тебя?
Алексашка достал письмо, и подал его воеводе.
Посвети, Ефим. сказал воевода, взял письмо и принялся его читать. Прочитав, он снова посмотрел на Алексашку, и задумался. Затем сказал:
Ну ладно, заходи. развернулся и пошёл в избу. Алексашка привязал лошадь, и пошёл вслед за ним. Ефим остался на улице и не знал, что ему делать. Воевода на этот счёт никаких указаний не дал.
XVI. Мегалополис
Китеж-град простоял посреди Великого Озера три года. Все эти три года люди, жившие на берегу и на воде так и не смогли прийти к общему мнению по поводу того, где надо жить. Они всё так же и жили одни на земле, а другие на воде, а лодки всё так же с утра до ночи возили людей на берег и с берега.
Но однажды, три года спустя, один местный житель по имени Тришка горький пьяница и голь перекатная обратил внимание, что город, как будто, понемногу стал погружаться в воду. Тришка стал ходить по улицам Китеж-града и рассказывать всем, что город снова уходит под воду. Над ним посмеялись, назвали бражником, и велели проспаться. Однако Тришка не унимался, и каждый день ходил по улицам и говорил одно и то же Китеж-град уходит под воду.
В конце концов, людям Тришка надоел на него кричали, его ругали, гнали взашей, а некоторые даже нещадно били. Однако нашлись и те, кто действительно ему поверил. И вот уже некоторые люди начали ежедневно уходить за городские ворота туда, где начиналось озеро, и смотреть прибывает вода или нет. И наконец, люди стали замечать что вода, пусть и очень медленно но прибывает.
Тут уже очень многие люди начали говорить об этом, и среди них были и довольно уважаемые горожане. Вот тогда-то впервые о погружении города в воду и заговорили всерьёз. И опять же нашлись те, кто поверил, но были и те кто наотрез отказывался в это верить.
Тем не менее, те, кто поверил стали быстро разбирать дома, и по примеру переправившихся на берег стали делать плоты, и перевозить на них своё имущество. А те, кто не верил ничего не делали, но хотя и пытались показать своё равнодушие к происходящему выглядели, как правило, довольно обеспокоенными.
А вода всё прибывала и прибывала, и наконец, тот факт, что Китеж-град уходит под воду стал очевиден абсолютно для всех. Тут уж стало не до смеха. Кто отказывался верить тому волей-неволей поверить пришлось. В городе началась полная неразбериха люди куда-то бежали, что-то тащили, куда-то что-то везли. В эти дни город был похож на взбесившийся муравейник.
Те, кто уже успел переправить своё имущество на берег стали быстро разбирать городские здания и деревянные, и каменные. Первой была разобрана церковь, и на берег были перевезены все иконы, потом разобрали княжеский терем Юрия Всеволодовича, и вслед за ними было ещё разобрано несколько зданий а больше разобрать не успели. Вода была уже в буквальном смысле на пороге.
XVII. Ершовка
Садись. сказал воевода, когда Алексашка вошёл в просторную горницу. Воевода зажёг свечу. На столе стоял кувшин яблочного сидра.