Я страстно желал поскорее выписаться, опасаясь пропустить значительное число лабораторных работ и семинаров; просиживать вечера на отработках не хотелось. Доктор был настроен вполне оптимистично, но: «Положенные две недели тебе, Константин, придется отлежать!».
Ещё один «Госпитальер» сосед «Олимпийца, старший преподаватель Военной Кафедры МАИ, выходя из Главного Корпуса, поскользнулся на опасном тонком льду и шарахнулся головой о ступени парадной лестницы. Диагноз «Contusio cerebri», существенно превосходящий по тяжести рядовое сотрясение мозга, предполагал продолжительное лечение. И подполковник прилагал максимум усилий, чтобы убедить врачей хотя бы выпустить его на Праздник 23 февраля, рассчитывая отгулять его в кругу семьи и армейских друзей.
* * *Почти каждый обитатель палаты держался за свои привычки, как мог, без особой оглядки на временную смену места жительства. Дядя Паша на все запугивания Николая Аркадьевича о пагубных осложнениях, особенно для «мужского здоровья» и не только, при нарушении щадящей диеты 5 и, в частности, употребления алкогольных напитков, только веселился: «Да у меня уже полгода как на полшестого». И принудил жену, Марию Ивановну, тайком пронести в палату трёхлитровую кастрюлю тушёного мяса с картошкой и две бутылки портвейна «777». Составить ему компанию отважился только я, как позже выяснилось, без каких-либо вредных последствий для собственного здоровья. По сравнению с больничным меню домашний гуляш от Тети Маши показался блюдом высокой кухни. После того, как мы на пару схомячили всю кастрюлю под «вкусную запивку», организм Павла Ивановича, как говорится, закрепило. И закрепило наглухо.
Умудренный Николай Аркадьевич, предполагая подобное развитие событий и желая проучить «неслуха», строго-настрого велел всему медперсоналу отделения жестко отказывать тому в «послабляющих» средствах и процедурах.
Ещё к концу первой недели пребывания я наладил теплые «товарищеские» отношения с Оленькой, веселушкой медсестрой, симпатичной блондинистой пышкой. Наслушавшись трёхдневных непрекращающихся завываний Павла Ивановича, я подкатил к своей подружке в ночное дежурство. После получасовых уговоров под медицинский спирт, она уступила домогательствам и выдала упаковку пургена. Дядя Паша употребил её целиком незамедлительно.
Следующий день, суббота настоящий праздник: день приемов! Посетителям разрешалось навещать больных с 14:00 до 19:00.После завтрака, часов в десять обрадованный Дядя Паша со словами «Кажись начинается!» убыл в направлении мужского туалета, расположенного в конце длинного коридора. В полтретьего ко мне на провед пришла Мама, в три к Алику заявилась красавица невеста, а к подполковнику семья в полном составе, включая двух малолетних внучек. Гости деликатно расположились около кроватей родных и вполголоса вели культурные беседы.
В начале шестого, когда за окнами сумерки уже начали красить атмосферу в невнятный грязно-сиреневый цвет, дверь с треском распахнулась, и по стене в палату вполз Павел Иванович. Застиранная майка-алкоголичка едва доходила до пупа, а семейные трусы непонятно как держались на коленях. Не обращая внимания на произведенный его явлением фурор, он натужным хрипом выдавил: «Если девкам так целку ломают, зачем они потом дают?!» и рухнул на койку. Проспал Дядя Паша целые сутки с короткими регулярными перерывами на послеоперационные уколы антибиотиков каждые два часа. Когда игла входила в одну и ту же точку, беспокойный пациент жаловался отчаянными вскриками и звучным матом. Измученный постоянными побудками Алик вызвался расчертить немаленькие Иванычевы «половинки луны» на квадраты, как в игре «Морской бой», чтобы не тревожил по ночам остальных отдыхающих.
* * *Периодически набегал меня проведать друг Колька «Кука», барабанщик популярной группы «Апрель». В один из таких визитов мы встретили Женьку М., басиста вовсю гремевшей «Машины Времени», в свободное от концертов и репетиций время служившего санитаром отделения реанимации, этажом выше. Женька с удовольствием заходил во время дежурств поделиться столичными рок-новостями, что очень скрашивало больничную тягомотину.
Расцвечивали однообразность дней и веселые соседи. Терпеливый доктор Николай Аркадьевич натолкнулся как-то во врачебном буфете на «Олимпийца», сливающего пиво из бутылок в двухлитровый термос, чтобы сразу сдать освободившуюся посуду. Тот «дал дубового» и упорно настаивал на версии «А я думал, что там квас!», видимо припомнив популярный фильм «Семь стариков и одна девушка».
Расцвечивали однообразность дней и веселые соседи. Терпеливый доктор Николай Аркадьевич натолкнулся как-то во врачебном буфете на «Олимпийца», сливающего пиво из бутылок в двухлитровый термос, чтобы сразу сдать освободившуюся посуду. Тот «дал дубового» и упорно настаивал на версии «А я думал, что там квас!», видимо припомнив популярный фильм «Семь стариков и одна девушка».
Отлежав положенные скучно-веселые двенадцать дней и сердечно распрощавшись с однопалатниками и заботливым медперсоналом, я в полном счастье вернулся к учебе без каких либо проблем и опасных осложнений. Изучив больничную выписку, институтский невропатолог в дополнение к уже перенесенному лечению добавила серию «горячих» уколов магнезии и на три месяца «подсадила» на фенобарбитал5 с целью улучшения сна. На этом первая больничная эпопея благополучно завершилась.
* * *Второе сотрясение настигло меня спустя два года и практически в те же даты. Как кратко сформулировала незабвенная Наталья Алексеевна «Набрал по сумме ударов! Сознания не терял, в нокауте не лежал, но все признаки налицо!».
Николай Аркадьевич встретил тепло, сразу отдал команду «накачать студента» магнезией и седативами, и пару дней я пребывал в дреме. Отоспавшись, начал знакомиться с соседями. Как ни странно, на этот раз клиентов спецвытрезвителя в палате не оказалось.
Слева грустил парнишка, «взявший напрокат» персональную «Волгу», чтобы пустить пыль в глаза любимой девушке. Машина, к несчастью, принадлежала могущественному ведомству и содержала «спецтелефон». Когда поднятый по тревоге спецназ «блокировал» неудачливого «Ромео», то «малость» его помял. Малец отделался сотрясением мозга второй степени и множественными ушибами. Сразу после выписки его путь лежал в суд.
«Тяжелые» лежали в ряду напротив, в специально оборудованных кроватях. Строители из дальнего Подмосковья перед началом сезона меняли плитку бассейна в пионерском лагере. Плотно отметив завершение работ «пшеничным» вином, они решили «обновить» водоем, а заодно и охладиться. К несчастью, «колер» новой облицовки идеально имитировал цвет водной глади, а с «пьяных глаз», вообще, неотличить. Воду, как в анекдоте, налить забыли. Двое друзей, нырнувших в самом глубоком месте скошенного дна бассейна, переломались страшно, остальным повезло больше. Практически целый год два приятели подвергались целому ряду сложнейших микро и макроопераций. У Николая, перенесшего восемь искуснейших процедур на позвоночнике, практически восстановились двигательные способности по всему телу. А его другу, Лёхе, проведенные 12-ть оперативных вмешательств помогли не сильно он мог только вращать головой, ниже ничего не действовало. Молодая жена устроилась нянечкой в отделение, чтобы быть ближе к суженому. Но изматывающие ночные дежурства вкупе с угасанием надежды на выздоровление привели к тому, что «соломенная вдова» «пошла вразнос», и её благосклонностью, кроме прочих, пользовался даже Николай.
Справа расположился Сергей Иосифович, бывший врач «Скорой Помощи». В конце тяжелейшей ночной смены водитель задремал за рулем, и «карета» на полном ходу врезалась в бетонное ограждение набережной. Сергей, выбив головой лобовое стекло, пролетел несколько метров по воздуху и приземлился на лёд Москвы-реки. Сильнейшее сотрясение мозга, отягощенное множественными глубокими порезами лица, привело к резкому ухудшению зрения, искажению речи и прочим нелегким последствиям. После того, как однажды ночью он собрался выйти в окно, спутав его с дверью, Николай Аркадьевич, несмотря на очень душевное отношение к коллеге, предложил перевести его «в психсоматику», что и осуществил вскорости.
Радиоточка круглые сутки освещала подробности проходящего в Кремлевском Дворце XXV Съезда КПСС. Привычный фон жизни не отвлекал «больных и выздоравливающих» от проблем насущных собственного здоровья и «родной» палаты.
«Гена чекист», расположившийся около двери, единственный, кто слушал радио и с юмором и знанием дела комментировал события внешнего мира. Переведенный из Госпиталя КГБ, он впоследствии внёс немалый вклад в мой выписной эпикриз. Согласно драматическому повествованию Геннадия, иностранный агент прострелил ему левую руку во время опаснейшего задержания. В 67-ой ГКБ периодически консультировал и проводил плановые операции по сшиванию нервов «маг и чародей», профессор Юмашев. На него и уповал раненый кгбэшник.