А ещё Густа сама слышала папа с мамой говорили про лес. Вроде бы папа накопил достаточно денег на лес для настоящего большого дома.
И действительно, ещё не сошёл снег, а во двор уже приехало несколько больших саней, груженных огромными, как казалось Густе, стволами. Их сгрудили в углу двора и строго-настрого велели даже близко не подходить. Да Густа и сама бы не подошла: во-первых, куча была очень большая, а во-вторых, она очень хотела новый тёплый дом и боялась, что может что-то испортить, и дом не получится.
Потом была весна.
А когда стало совсем уже тепло и зелено, во двор пришли мужики. Некоторых Густа видела раньше, а некоторых нет. Но они никуда не звали папу, и папа не кричал: «Что, не можете без Янки!» Потому что в этот раз папе самому были нужны помощники. Во дворе появился большой артельный стол и шалаш, в котором мужики спали. И с утра не смолкал стук топоров, тесавших и тесавших сочно пахнувшие деревом брусья. С утра, уходя вместе с мамой полоть огород, Густа оглядывалась, чтобы запомнить, как выглядит двор сегодня. И каждый вечер, возвращаясь с Мартой и мамой, ведущей домой корову с полным выменем молока, она замечала изменения. Бревна уже не лежали грудой в углу, а жёлтые, свежеотёсанные, занимали места вокруг плотно-плотно вкопанных в землю больших тёмных камней, образовавших посередине двора огромную по мнению Густы площадку. Папа сказал, что это фундамент, основа, на которой будет стоять их новый дом. И она ждала, когда же дом начнёт расти вверх.
Но всё случилось неожиданно. В один из дней, когда мама вела уставших девочек домой, издали уже они заметили перемену: во дворе стоял дом. Только вчера весь двор был заполнен брёвнами, и вдруг уже стены. Усталость осталась где-то позади, потому что обе девочки припустили со всех ног, стремясь поскорее посмотреть на их будущее жилище. Вблизи стало видно, что это был не весь дом, а только часть его до верхнего края окон, но было странно и удивительно, как из отдельных брёвен собирается такое большое строение.
Через несколько дней дом был готов.
В нём не было ещё дверей, да и проёмы оконные пока зияли пустотой. Но это был дом! Большой, с целыми тремя комнатами, в одной из которых приглашённый весёлый дядька-печник уже вымерял место для будущей печки.
Высоко поднялся Янка, говорили мужики, складывая свой инструмент.
А мама кланялась и приглашала к столу. И долго-долго, пока не пришёл сон, слышала Густа, как гуляли мужики, отмечая конец большой работы.
Утром мужики собирались по домам. С каждым отец прощался, каждому жал руку, каждого благодарил за помощь. Похоже было, что им всем нравился дом, который они сообща построили, потому что каждый хлопал отца по плечу и желал хорошего новоселья.
Что Янка, теперь небось зазнаешься, барином заживёшь, пошутил высокий жилистый Юрис. Сам-то больше плотничать не пойдёшь?
Да ты что! отец не шутил. С таким инструментом, как у меня, да не работать! Зовите, сразу приду!
Отец действительно был хорошим плотником. К середине лета дом уже сверкал новыми окнами.
Помочь с новосельем позвали соседок тётю Гиту и тётю Мару. Мама в последнее время тяжело носила выросший живот, и без помощи обойтись не удавалось. Марта и Густа тоже старались, как могли. Мели, скоблили, тёрли, двигали и общими усилиями всё-таки привели дом в полный порядок. Двор тоже чисто вымели, только мелкие щепки и большой артельный стол, так и оставшийся после строительства, напоминали о том, что совсем недавно никакого дома не было и в помине.
На новоселье пригласили всех. И мужиков, что строили дом, и соседей, и печника. Густа заметила даже возницу из баронской усадьбы. Артельный стол пригодился очень за ним поместились все. Ели и пили от души. Мама носила и носила плетёные корзины с печевом и большие бутыли с полупрозрачной жидкостью. Потом все принялись петь. Пели хорошо, дружно, слаженно. Казалось, конца веселью не будет.
Да вот мама не утерпела. Вдруг она охнула, согнулась и, ухватившись одной рукой за столешницу, а второй за поясницу, застонала. Первой опомнилась тётя Мара соседка.
А ну-ка, давай, я тебя в дом отведу, и она легко, как пушинку, подхватила маму за талию и повела к крыльцу.
Тётя Гуна тоже долго не задумывалась.
Янка, мне кипяток нужен. Давай-ка, помогай.
Густа видела, как с отца мгновенно слетел хмель.
А ну-ка, давай, я тебя в дом отведу, и она легко, как пушинку, подхватила маму за талию и повела к крыльцу.
Тётя Гуна тоже долго не задумывалась.
Янка, мне кипяток нужен. Давай-ка, помогай.
Густа видела, как с отца мгновенно слетел хмель.
Мужики, вы ешьте, пейте, а я пойду, подсоблю, чем смогу, и отец быстро поднялся из-за стола.
Янка, ты, если что, скажи, подал голос возница. Я могу и за бабкой-повитухой съездить.
Ладно, сами справимся, тётя Мара вышла на крыльцо. Чай не впервой. Сиди пока.
И возница остался сидеть.
Густа видела, как напряглись за столом мужики. Вроде бы не изменилось ничего, но как-то стало чуть тише и тревожней. За весельем нет-нет, да и прислушивались эти большие и сильные люди к тому, что происходило в доме.
Ей очень хотелось прокрасться в дом и посмотреть, что же там происходит, но тётя Инга, жена того самого жилистого Юриса, следила за ней и за Мартой очень строгими серыми глазами.
Все ждали.
И когда через несколько часов, уже почти затемно, из дома раздался младенческий крик, над столом пронёсся общий вздох облегчения.
Папа встал и как-то неуверенно пошёл к дому, словно не зная, можно ему туда или нельзя.
На порог вышла тётя Гуна.
Мальчик, услышала Густа.
А детский плач звучал над столом и растворялся в закатном тумане, подсвеченном заходящим солнцем.
4.
Кристап оказался очень плаксивым.
То ли то, что родился чуть раньше срока, то ли то, что мама не жалела себя, стараясь успеть заселиться к сроку, то ли просто так получилось, но Кристап кричал и кричал.
Мама с папой и Кристапом сразу переселились в новый дом, а девочки остались пока в старом сараюшке по соседству с коровой. Там было тише, чем в доме.
Вот отнесём малыша на крестины, глядишь, и перестанет плакать, терпеливо уговаривал измученную маму папа.
Но осенние хлопоты никак не отпускали. Известно ведь: что осенью не соберёшь, то зимой не съешь. И весь урожай для себя, да для живности нужно было собрать. Девочки выбивались из сил, помогая маме с маленьким Кристапом на руках. Спасибо соседкам: и тётя Мара крестная Густы, и тётя Гуна крестная Марты нашли время, чтобы помочь с урожаем.
И только в конце сентября, когда уже с деревьев потихоньку стали облетать листья, семья собралась в церковь.
Мама тщательно одела и Марту, и Густу. Да и на себя накинула новый, специально для такого случая купленный платок. Папа тоже нарядился и долго тщательно отмывал с рук въевшуюся грязь. Все понимали, это не просто воскресная служба, это крестины! Тётя Инга и дядя Ивар крестные малыша тоже стояли нарядные и притихшие. Тётя Мара, крестная Густы, наклонившись к ней, прошептала:
Когда-то и тебя маленькую так крестили.
Густа с интересом смотрела на большую купель, куда нужно было обмакнуть Кристапа, чтобы тот больше не плакал.
Но вот пастор, сказав полагающиеся случаю слова, обмакнул внезапно притихшего малыша в купель, и тот, на мгновение утихший, вновь разразился рёвом «Как видно, сразу купель не действует. Нужно подождать», подумала Густа и испугалась, можно ли так думать. Но решила, что, наверное, можно.
После службы пастор подошёл к папе.
Большая уже твоя старшая-то стала. Пора бы её в школу отдавать.
При церкви была школа, куда приходили дети с окрестных хуторов.
Папа уже предвидел этот разговор. Густа знала, что родители обсуждали, как Марта будет ходить в школу. Ведь почти пять километров туда, да пять обратно, как-то страшновато восьмилетнюю девочку одну отпускать. Родители вроде бы решили подержать Марту ещё годик дома.
Но у Густы был свой план.
Едва папа открыл рот, чтобы оправдаться в нежелании отдавать Марту в школу, как Густа оказалась тут как тут.
Я тоже в школу хочу. Мы вдвоём через лес ходить будем, умоляюще глядя на папу, на закусившую губу маму и на едва сдерживающего улыбку пастора, заявила она.
Ну что же, кажется, и вторая твоя девчонка подросла, пастор уже всё решил. Давай и её тоже, вдвоём и впрямь веселее.
Ну то, что в школе интересней и веселее, чем с плачущим Кристапом, Густа не сомневалась. Как не сомневалась и в том, что в школе она научится читать книги. Такие, как показывал ей управляющий в баронской усадьбе.
5.
В школе и впрямь было интересно.
Там был большой стол и длинные лавки, где помещалось целых девять детей пять мальчиков и четыре девочки. Самой младшей была, конечно, Густа, а самым старшим Эрик Калейс с соседнего хутора, которому было уже почти одиннадцать. Он ходил в школу вместе с двумя младшими братьями, Андриком и Рудольфом. Это было очень хорошо встречаться с братьями Калейсами по утрам на тропинке сразу за поворотом с хутора. Не страшно и весело.