Евгений Кузнецов
Миг Мысли. Роман-эпилог
Часть первая
1
Голубоглазые блондинки через несколько сотен лет исчезнут
На Земле, в Природе.
Дескать, прогноз
Совсем исчезнут!
А как же я?
Как я буду жить?
Не тогда когда-то, нет Тогда ещё что, сам подробно не знаю, будет со мною
А теперь. Сейчас.
После вот этих самых нескольких строк.
Горестная минута
Как я буду жить дальше с этим знанием?
Со знанием этого.
Осведомлённый-то о такой о такой колоссально печальной и неминуемой, пусть и в каком-то будущем, утрате
Лучше б, ей-богу, не попадалась мне на глаза статейка эта научная!
Да живи я хоть тыщу лет назад, хоть тыщу лет вперёд как бы я, опять же, страдал заведомо иль в деталях зная, что в каком-то грядущем или в каком-то прошлом отсутствует этакое драгоценное качество красоты, которая вообще, моё, человека-человечества!..
Не то чтоб я блондинок, которые к тому ж и голубоглазые, с какой-то особенной ревностью отличал от других прекрасных сочетаний, а я о явлении жизни как о явлении жизни.
Мне человеку как существу, урождённому от усердного Времени и ещё что я, по себе, всю жизнь ощущаю от Красоты, да, и от Красоты! не целовать уже, например, когда-нибудь моими губами и глазами глаз голубых не петь о них, не уподоблять их цветам, волне и небу не поглаживать в мечтах иль в воспоминаниях пряди-локоны, что в сено, в злак и в солнце
Но прогноз прогнозом а не слышно что-то ни сердечных, ни мудрых воплей вокруг.
Опять, как всегда, всё самому!
«Я сорвал Небо с Земли.
И глянул, что было до Неба, до всех богов.
И даже до прямоходящих, до приматов, до рептилий
Там вижу.
Из Вселенной град ледяных комет.
А в них молекулы-коды.
Гены-планы Замысла.
Ещё далее, когда планета пребывала даже и без воды, смотреть было уже не очень интересно.
(Поэтому, наверно, данную, и без того краткую, тираду всегда тут такую отрадно рискованную! в этой моей записной книжке в заветной и обрываю)»
2
Он был быть.
Он ступнями своими голыми ощущал Камень.
И всем самим собой уединённость этого Камня-Шара.
Среди огня Светила и отдалённого Блеска.
Глазами принимал этот пламень Светила и тот измельчённый Блеск.
Ушами и кожей принимал желания и движения ветра, дождя птиц, зверей и где-то крадущихся других самцов.
Ноздрями принимал шевеление и запах листвы, травы и его самки с его потомством рядом в пещере.
И всем самом собой принимал дыхание и настроение всего и Всего.
Он прислушивался.
Всем самим собой до кончиков своих ногтей и ресниц.
Прислушивался ко всему и ко Всему.
И слышал.
Слышал всё и Всё.
Отдельное всё разом.
И Всё тоже разом.
И он сторожил.
И всё, и Всё.
И вбирал, и принимал.
Сторожил, прежде всего, время, в котором он был.
И время, в котором он ещё не был таков, каков теперь есть.
И даже время, в котором он совсем ещё не был.
В том времени и пространстве, совсем недалеко, был, вместо него, волосатый зверь.
Ещё раньше вместо этого волосатого зверя во времени и пространстве были огромные, с эту скалу, где его пещера, звери Но вот из множества того блестящего света отделился один камень-жар стал приближаться к Камню-Шару ударил на него с громом и темнотой И все те звери, что высотою с деревья, перестали быть
Ещё когда-то раньше во времени и в пространстве были только хвостатые и только в воде
До них и вместо них были в воде лишь какие-то мелкие чуть бы различимые и теперешним его глазом
До них и вместо них на Камне-Шаре была одна вода в которой было растворено что-то такое, которое и было и есть всё Будущее
А до воды на Камне не было даже времени.
Пока не прилетели те глыбы льда.
И не растаяли.
И Время началось.
Он стоял на Камне и сторожил всё это «было».
И сторожил это своё «есть».
Это «есть» было эхом того «было».
И поэтому он сторожил и всё «будет».
Так как это «будет» есть эхо того «было» и эхо этого самого «есть».
Как когда-то он был с волосами по всему, с лапами, телу так когда-то в том «будет» он окажется с обнажёнными руками а потом, в тех руках, и с каким-то предметом, который назовёт колесом
Вот вот
Он прислушивается к запаху каменного жёрнова прислушивается к запаху сыпучего и затаённого пороха к запаху видимого и тут же невидимого бензина к запаху заключённого в стеклянные фужеры зловония к запаху горящего в атомном грибе своего же собственного тела
Однако не веет из будущего даже дымком родового костра
Он не мирится с этим «будет»
Но он же смирился с тем «было», когда не было на Камне-Шаре ни его самого, ни даже ни единого таракана
Тоску в своей груди он так и назвал: тоской.
Лишь нет тоски в бесконечном Блеске.
Так как именно оттуда прилетел вестник-лёд.
И потому нет тоски, кроме как в его груди, по всему Камню.
А есть Дыхание и возрождение и убережение этого Дыхания!
Оно есть!
И он назвал его душой.
И назвал это своё восклицание, которое единственное в нём постоянно, восклицанием.
И вот он ощутил во времени и в пространстве того «будет» множество каких-то пещер каменных же но стоящих тесно одна к другой и высоко одна на одной
Ощутил ёмкость и запах отдельной угловатой такой пещеры и белизну и мягкость ложа ощутил тело и запах самки такой же нагой и доступной которая среди множества этих сот-пещер и среди целого их огромного нагорья в этой своей благоуханной пещерке-норе совершенно одна без родичей без единого самца без единого хоть чьего-то потомка и вся в здоровых и злых слезах
3
Я сейчас в походе.
Опять, опять!..
В новом походе.
В далёком.
Всё сам! И обо всём!..
Или в новом плаванье.
В дальнем.
А что в новом полёте так это само собой. Точнее в улетании. В утрате веса довлеющей значительности видимого тела Уж так совершенно верно.
Я в походе по зову, конечно, Пространства.
Что же ещё меня смогло бы позвать
И в движении к этому самому Пространству.
В движении теперь уже раз позван и вышел обречённом и неумолимом.
К некой области в Пространстве.
Где я ещё не был. Так как о ней даже и не знал.
Разумом.
Значит, разве что духом.
В этой области, вернее, теперь уж и оглядываюсь
Хочется и в ней сделаться, так сказать, домашним.
Хочется, чтоб и она сделалась моим домом.
Эта область ещё одна комната в доме Истины.
Лишь в её стенах покой.
И вот обхожу, обживаюсь
И без похода никак.
Потому что Пространство меня и не спросило!
Я всегда в походе.
Теперь же что.
А как всё по-настоящему? На самом деле, реально, действительно, в натуре
Как всё и Всё окончательно подлинно!
Часть вторая
1
Грезится мне с недавнего времени первобытный человек!
Тот доисторический.
И что же?..
Но он ведь такой же, как я!
Просто у него нет не то что мобильника, но даже бумаги и пера нету даже и самой азбуки, хоть какой-то бы письменности
Никак, то есть, он свои мысли и чувства искусственно не зафиксировал и вот потом, много потом и был обозван до-историческим.
Но он же такой, как и я.
Притом был таким, как я, без единой буквы и цифры! целые сотни тысяч лет
Сотни тысяч лет!
Думал. Чувствовал. Радовался. Горевал.
Куда же девались все его эти усилия?!..
Без пера и бумаги которым всего-то несколько тысяч
И как он без каких-либо средств общался?..
Со своими современниками.
Точно такой же и с точно такими же, как и я!
Тем более когда расселился-разлучился по всей планете.
А как общался между поколениями?..
И поэтому теперь я всё о нём и о нём: о первом, о бывшим первым!
Что там в каком-то космосе?.. Даже на самой Планете!
Какая разница, когда была мысль.
Самая даже простая мысль.
Или сегодня. Или вчера. Или в каком-то определённом исчисленном тысячелетии и веке. Или сотни тысяч, не подсчитанных никем и никак, лет тому назад.
Мыслящий, всегда же мыслящий.
И не может мыслить ни о чём, прежде всего, ином как только о том, что он мыслит и, значит, мыслящий
И о том не может в понятной ситуации-эпохе мыслить, что до него, мыслящего, таковых вообще не было!..
И, далее, что он обитает на некой тверди которая пребывает в некой прозрачной зыбкости
И что, наконец, всё это по воле какой-то властной и заповедной
И что, в конце концов, и само-то его мышление величественно и загадочно!
Только об этом и только эта мысль действительно Мысль.
Все другие усилия мыслеподобные мозга суть бред: сонный или больной, или самоуспокоительный
2
С чего же, собственно, эта моя новая страда
А нашёл в очередной новейшей научно-популярной статье любимое, между прочим, моё чтение! совершенно не знакомый мне термин точнее сказать абсолютно небывалую идею, то есть самую что ни на есть новаторскую, прогрессивную, то самое последнее слово науки