Аэроплан, господин полковник, тихо произнёс Вяземский, как вчера пленный и говорил, прилетели смотреть точность попадания.
Давайте-ка мы выйдем, Розен накинул шинель. А то както, знаете ли, неуютно я себя чувствую над головой летают, а мы даже не видим
Они вышли из палатки и стали смотреть.
Сожжённая Могилевица находилась в версте. Между северо-восточной окраиной и ближним к ней 1 эскадроном лежала мочажина. Ночью, не разобравшись, туда сунулись верхами и чуть не утопили коней, кони провалились в накрывший болотину снег по брюхо, и это было, видимо, не самое глубокое место. В селе сгорело всё, только торчал костёл, каменные трубы изб и дом ксёндза. Не сгорела рига, её обошли и зажигательные снаряды, и поднявшее тягу до самого неба пламя, охватившее село. Сейчас от пепелища поднимался белёсый дым, он смешивался с низкими облаками, и, если бы не запах свежего пожара с привкусом чегото отвратительного, можно было подумать, что на землю лёг плотный туман и он застилает всю округу. Того, что рокотало в небе над облаками, было пока не видно.
А что же он летает, если ничего не видно? спросил Розен, задрав голову.
Наверное, надеется, что в облаках могут быть окна, разрывы, не слишком уверенно ответил Вяземский, он тоже смотрел вверх. Полковник хмыкнул:
А столько дыма они не предполагали? Тут же больше дыма, чем
Он не договорил, в мочажине поднялся снежноводяной столб, в основании которого была чёрная земля, и через секунду раздался грохот.
Он ещё и бомбы кидает! взвился Розен. Чёрт знает что это за война такая, раньше хотя бы небо нам ничем не угрожало, только божьим наказанием, дождём или снегом! Что же это за вольности такие?
Вяземский ухмыльнулся, про таких отставших от современной жизни старых офицеров в личных формулярах писали: «Общее образование получил дома, военное на службе»
А чувствуете, какой запах идёт от этого дыма? Чем это они сожгли деревню и лес? Вопросы Розена повисли в воздухе. В лесто попало снаряда четыре, а горит, будто его маслом полили, а? Аркадий Иванович?
Подполковнику очень хотелось высказаться по поводу того, что вчерашнего пленного поторопились расстрелять, но, вопервых, приговор был приведён в исполнение, а вовторых, германцы и задержались-то с обстрелом всего на семь минут.
Четвертаков сорвал с когото из германцев, судя по всему, с офицера
А что же это он, сукин сын, не разобрал с кого?
Это было трудно, ваше сиятельство, я на него не в претензии. Было темно, и все германцы были в прорезиненных пелеринах, а на шишаки надеты защитные чехлы, чтобы не отблёскивали, поэтому все выглядели одинаково Он сорвал, как оказалось, полевую сумку, в ней карта, хотел вам показать
Полковник пожался от холода:
Пусть его, раз вы на него не в претензии Смотрите, уже и господа офицеры идут, доло́жите нам всем, пусть все послушают, да и завтрак уже готов. Розен постучал сапогами, сбивая с носков снег. И вы, голубчик, постучите, не будем нести в палатку сырость, господа офицеры сейчас и так натащат.
Офицеры уже столпились у по́лога, Розен приподнял край, потом оглянулся, с сожалением посмотрел на сапоги подошедших и безнадёжно махнул рукой:
Заходите, господа, заходите уже, и я не вижу отца Иллариона!
Вокруг раскладного стола не было стульев, офицеры стояли. Ближний к пологу выглянул наружу и сказал:
Ведут!
Как ведут, кого ведут? удивлённо спросил Розен.
Полог отодвинулся, и в палатку, поддерживаемый под руки вахмистром Жаминым и унтером Четвертаковым, неуверенно шагнул отец Илларион.
Табуретку бы ктонибудь придумал Полковник был сильно расстроен, и в этот момент просунулся Клешня с раскладным табуретом. Ну вот так, что ли! Присаживайтесь, отец Илларион.
Вяземский внутренне ахнул. Он слышал о подвиге полкового священника, тот провёл весь обстрел в молитве рядом с гробами погибших в позавчерашнем деле и пока незахороненных драгун. Отец Илларион состарился и поседел.
Жамин и Четвертаков вышли.
Не обращайте на меня внимания, господа, тихим голосом, почти шёпотом сказал священник.
Налейте ему пуншу, господа, если не затруднит. Сегодня, в честь спасения полка без чинов! Аркадий Иванович, прошу!
Вяземский коротко рассказал о деле с германской батареей, показал карту, на ней было ясно видно, что обстрелу должно была подвергнуться не только село, но и лес.
Такое ощущение, господа, что германцы чтото испытывали в этих снарядах
Это фосфоы, господа, снаъяды были снаъяжены фосфоом, поэтому всё так гоъит, размеренно произнёс полковой врач Алексей Гивиевич Курашвили. Он гоъит, пока не выгоъит весь.
Офицеры обернулись.
Да, господа, это очень пъотивная штука. Курашвили картавил. Белый фосфоы сгоает весь со всем тем, на что он попал. Можно потушить, только если пеекъыть доступ кислоода, напъимеъ набъосать свеъху одеял или шинелями.
Кешка, держа в полотенце, внёс большую серебряную ендову́, из неё парило.
Пуншу, господа! сказал Розен. Отец Илларион, вам особо рекомендую, у вас вид нездоровый. Розен махнул рукой Сашке, тот поставил ендову́ на стол и стал половником наливать пунш в серебряные стаканы. Судя по виду, и чашаендова́, и стаканы были турецкие. Это и был стол полковника, которым тот дорожил и возил с последней турецкой войны, где был ещё корнетом. Сашка глянул на Розена, тот кивнул, и Сашка первый стакан подал отцу Иллариону.
Только не обожгитесь, батюшка, тихо сказал Сашка.
Спасибо, голубчик, глянув в глаза Сашке, ответил отец Илларион и стал дуть на горячий пунш. Губы у него тряслись.
Ну что, господа, если обстановка нам ясна, приступим, прошу Розен широким жестом показал на стол. А вас, Аркадий Иванович, прошу составить представления на награды пластунов прошу особо
Полковник не успел договорить, раздались один за другим два взрыва, ближние к пологу офицеры вышли и вернулись смущённые.
Что это? спросил Розен.
Две бомбы, ротмистр Дрок замялся, попали
Куда? Все смотрели на него.
В ригу
Четвертаков и Жамин возвращались от палатки офицерского собрания. Они вошли в деревню и закрылись рукавами, дышать едким дымом было невозможно. Пятнадцать минут назад Жамин получил команду собрать из всех эскадронов людей и откопать братскую могилу. Сейчас и Жамин и Четвертаков боковым зрением видели, как по белому полю к чёрной сгоревшей деревне пешим порядком следует колонна драгун. Лопатами вахмистр ещё вчера разжился у селян, и сегодня драгуны несли их как карабины по команде «на плечо». Колонна уже подходила к дымящимся развалинам крайних построек, ветер понемногу разгонял дым и гарь, и стало видно длинную крышу риги. Вдруг она вздрогнула, в эту же секунду вздрогнули воздух и земля, и крыша исчезла. Оттуда, где она стояла, вырвалось пламя и раздался оглушительный грохот. Четвертаков и Жамин остановились.
О как! А кого же теперя хоронить? через секунду спросил Четвертаков у Жамина.
Жамин постоял и мотнул головой. Четвертаков ждал, что тот скажет, и Жамин сказал:
А всё же надо дойти глянуть, чего там, может, кого ещё и можно схоронить, один тама твой, сказал он и, не глядя на обомлевшего Четвертакова, зашагал вперёд. Четвертаков его догнал:
Какой мой, Сомов, што ли?
Не, не Сомов, с ним всё ясно, а Ивов! Знаешь такого?
Четвертаков попытался забежать вперёд Жамина, но тот шёл быстро, проход по улице изза жара от подворий справа и слева был узкий, и за Жаминым можно было только гнаться. Четвертаков дёрнул вахмистра за рукав, это было не положено, но Четвертаков знал, что бумага на него написана и что не завтра, так послезавтра он прыгнет через чин и тоже станет вахмистром. Жамин резко остановился, Четвертаков на него налетел, но Жамин не шелохнулся, только из себя выдавил:
А не наскакивай, Четвертаков, не наскакивай, убил раба божьего Ивова, а теперь наскакиваешь, думаешь, ты тут один герой?
***Когда после обеда Сашка Клешня снова увязывал торока, к нему подошёл врач.
Вас ведь зовут Александ`ъ, как вас по батюшке?
Сашка повернулся.
Демьяныч, ответил он.
Александ`ъ Демьянович, у меня к вам есть пъедложение, поскольку вы, как и я, москвич и ваш скелет, как и мой, не пъедназначен для кавалеъийского седла, если хотите, можете пеесесть в мою двуколку, место найдётся.
Премного благодарен, Алексей Гивиевич, ваше благородие!
Можно без «благоодиев».
Как угодно, можно и без «благородиев», а вы в Москве откуда будете?
Я с Малого Кисловского пееулка, дом лесопъомышленника Белкина, а вы?
С Поварской.
Ну вот и хорошо, значит, нас с вами ъазделяет только площадь Аъбатской заставы
«Тот ещё москвич Арбатских ворот» мысленно поправил доктора Сашка.