Вперед, Че, произнес я и двинулся вслед за черепашкой.
Дорога проходила сквозь заросли, но идти было комфортно, ибо на самой фиолетовой тропе никакой растительности не было, как будто тропа своей метровой шириной просто упала сверху, придавив все травы и кустарники. Однако комфорт закончился довольно быстро. Не прошли мы и десяти минут, как на тропу прямо перед Че выскочила огромная черно-серая волчица, грозно рыча и злобно сверля меня своими чернющими глазами. У страха, конечно, глаза велики, но мне показалось, что она реально метра полтора в холке и метра три в длину. Я с завистью посмотрел на черепашку, которая моментально скрылась в панцире, и достал кастет. Волчица оскалилась, словно усмехнулась и махнула своей огромной лапой. Че от этого шлепка стремительно улетела в заросли, и через мгновение я услышал глухой удар, как будто панцирь врезался в дерево. Я покрепче сжал кастет и стал потихоньку пятиться назад. Волчица встала на задние лапы и издала такой громкий и жуткий рев, что все мое тело покрылось огромными мурашками, волосы на голове зашевелились, и я вроде даже почувствовал, как они седеют. Из пасти зверюги вырвались языки пламени, а ее зрачки превратились из черных в красно-желтые. Я убрал кастет в карман, ибо понял, что толку от него не будет здесь как минимум нужна серебряная пуля и метнулся сквозь заросли в сторону дома. Бежал я очень быстро, быстрее, чем когда-либо, выставив вперед руки, чтобы защитить лицо от веток и листвы, хотя без царапин и рассечений, конечно, не обошлось. Слыша за спиной постоянное хриплое звериное дыхание, я прекрасно понимал, что волчица просто играет со мной, как кошка с бантиком, и ей достаточно будет одного легкого прыжка, чтобы втоптать меня в землю, и одного легкого движения лапой, чтобы разорвать мою плоть. Поэтому надеялся я только на то, что она слишком заиграется, и я успею укрыться в доме.
Неожиданно заросли закончились, и я выбежал на свободное пространство перед домом, до которого оставалось метров сто. Под ногами была трава, не скажу, что подстриженная, но не выше моих лодыжек. Я, продолжая бежать на той же скорости, вдруг понял, что сзади не слышно никаких звуков, и на бегу оглянулся. Волчицы не было. Я уже собрался было облегченно выдохнуть и остановиться, но тут наступил на что-то склизкое, грохнулся плашмя на землю и в позе звезды проскользил по траве несколько метров, остановившись в считанных сантиметрах от огромной лепешки коровьего дерьма. Еще немного, и я уткнулся бы лицом в эту вонючую жижу. Я вскочил на ноги, но опять поскользнулся и еле удержал равновесие. Мой правый сапог был полностью вымазан коровьим дерьмом, наступил я в него смачно и точно. Выделывая ногой непривлекательные па, я принялся вытирать сапог о траву, оглядываясь по сторонам и бормоча себе под нос: «Если здесь такие волчицы, представляю, какие здесь коровы. Теперь понятно, почему эта зверюга от меня отстала минное поле, твою мать». Наконец, измазав пару соток травы коровьим дерьмом, я кое-как вытер сапог, но результат меня полностью не удовлетворил. В заросли соваться как-то не очень хотелось, и я решил обратиться за помощью в дом попросить воды (может, и пивко найдется) и узнать что-нибудь про эту чертову волчицу. Я уверенно направился к порталу здания, который, как и положено особняку, выглядел несколько пафосно с широкой лестницей, балюстрадой, колоннами и массивными высокими двустворчатыми дверями. Правда, все это было покрыто мхом и растительностью, и здание явно выглядело нежилым. Но ведь свет-то в окне я давеча видел, поэтому какая-то надежда у меня была. Я поднялся по ступеням к двери и, приложив немалое усилие, потянул за большое бронзовое кольцо. Дверь открылась с противным громким скрипом, заставившем меня поморщиться, и когда я вошел внутрь, от надежды ничего не осталось. В помещении было холодно, как в склепе, а воздух при этом был спертым и тяжелым. Пахло, как и снаружи затхлостью, гнилью и плесенью. Только запах этот был четче и ярче, как будто именно здесь находился источник этого запаха. Никакого освещения, естественно, не было, как не было и полной темноты. Я бы назвал это сумерками, границей между светом и тьмой. Помещение это, наверное, служило холлом, и было не очень большим, но с высокими потолками и колоннами. Стояла кое-какая мебель кресла, диваны, большой массивный стол, сервант, стулья, но все это было покрыто толстенным слоем пыли и плесени, а по воздуху летала паутина, хотя никаких сквозняков не ощущалось. Направо и налево от холла уходили достаточно широкие коридоры. Звук моих шагов гулко и громко разносился по всему помещению, а сапоги оставляли в пыли четкие отпечатки, обнажая почерневший от сырости и времени паркет.
Есть здесь кто-нибудь? крикнул я на всякий случай, и троекратное противное эхо завибрировало в воздухе: «кто-нибудь, кто-нибудь, кто-нибудь». Как будто дом меня передразнивал. Мне стало не по себе, и я направился к дверям, чтобы покинуть это здание. Но тут мой взгляд случайно скользнул по одному из коридоров, и я увидел там девочку. Насколько я смог разглядеть при таком освещении, ей было лет одиннадцать-двенадцать, и выглядела она несколько диковато. Ее длинные темные взлохмаченные волосы доходили ей до бедер, из-под серого невзрачного короткого халатика торчали тоненькие ножки, а в руке она держала раскрытую опасную бритву, которая зловеще поблескивала своим лезвием. Я не мог разглядеть ее лица, но мне почему-то показалось, что девочка очень напугана.
Не бойся, произнес я со всей мягкостью, на которую был способен, протянул руку и медленно направился к девочке, Где твои родители?
Она как-то встрепенулась, отпрянула, открыла сбоку какую-то дверь и скрылась за ней. Я прибавил шаг и вошел следом за девочкой в ту же комнату. Комната оказалась очень странной. Она была совсем небольшая и абсолютно белая. Стены были без окон и выкрашены в белый цвет, как и потолок, а пол был выложен белой плиткой. В комнате было очень светло, хотя никаких источников света я не заметил, и идеально чисто ни пыли, ни паутины. На одной из стен висело огромное, от пола до потолка, зеркало, и девочка стояла около него. Теперь я смог получше разглядеть ее лицо. Оно было хоть и очень бледным, но довольно милым, даже, я бы сказал, красивым, насколько это возможно для подростка. Ее большие черные глаза я бы тоже назвал красивыми, если бы не их выражение. Нет, в них не было страха в них были злоба и ненависть. Девочка как-то грозно зашипела, махнула в мою сторону опасной бритвой, неожиданно прыгнула в зеркало и исчезла.
Я был, конечно, ошеломлен и обескуражен всей этой фигней, но, когда я подошел к зеркалу, к этим ощущениям прибавилось еще и немного страха. Зеркало ничего не отражало, кроме моих глаз. То есть в отражении не было ни пола, ни стен, ни потолка, ни меня только мои глаза с испуганно-удивленным выражением. В том, что это именно мои глаза, не было никаких сомнений, и мне стало несколько жутковато. Я хотел было протянуть руку, чтобы пощупать поверхность зеркала, но тут в отражении вокруг моих глаз появилась какая-то легкая дымка, которая стала постепенно темнеть и вдруг сформировалась в фиолетовую маску. Я в ужасе отпрянул от зеркала, оступился, потерял равновесие и грохнулся задницей на пол. Когда я снова взглянул на зеркало, фиолетовой маски с моими глазами там уже не было. Зато там появилась какая-то темная точка, которая стремительно приближалась ко мне, увеличиваясь в размерах, и в итоге оказалась моей знакомой волчицей. Она неслась на меня, оскалив пасть, и глаза ее горели красно-желтым светом. Я сидел на полу в полном оцепенении, и не мог пошевелиться. Волчица была уже совсем близко, и она прыгнула на меня. Я успел разглядеть ее огромные острые когти и даже слюни, которые капали из ее пасти. В голове моей промелькнуло только одно-единственное русское народное слово, а перед глазами пробежала вся жизнь на очень-очень быстрой перемотке. Я уже приготовился умереть и не сразу понял, что произошло. Волчица в зените своего прыжка врезалась в зеркало с той стороны, и все зеркало покрылось густой паутиной тонких трещин, за которой ничего невозможно было разглядеть. Некоторое время я сидел и ждал, что вот-вот зеркало осыпится осколками на пол, и волчица завершит свой прыжок. Нервы мои были натянуты до предела, а сердце бешено колотило в грудь. И тут трещины от центра зеркала к краям начали постепенно краснеть, как будто по ним бежала ртуть, как в термометре, пока каждая, даже самая маленькая трещинка, не стала красного цвета. Я завороженно смотрел на эту красную паутину, которая на фоне белой стены выглядела ярко и зловеще, а через мгновение из трещин стала сочиться кровь, стекая на белую плитку пола и ручейками направляясь ко мне. Я вскочил на ноги с твердым намерением бежать из этого дома, но тут одна из стен внезапно стала прозрачной, и я увидел соседнюю комнату. Она была очень похожа на эту, только стены, пол и потолок были красного цвета. И зеркала там не было, зато посреди комнаты стояла белая ванна, наполненная водой, а рядом с ванной та самая девочка. Она сняла халатик и осталась совсем голой. Мне стало как-то неловко подглядывать, но я почему-то не мог отвести взгляд и в легком оцепенении смотрел на происходящее. Девочка аккуратно сложила халат и положила его на белый стул, стоящий рядом, залезла в ванну и села в воду, положив руки на края ванной. Затем левой рукой потянулась к стулу и взяла с него свою опасную бритву, которую я сначала не заметил. Девочка ни разу не взглянула в мою сторону, и я думал, что она меня не видит, что стена прозрачна только с моей стороны. Но тут мне показалось, что девочка посмотрела мне прямо в глаза холодным, жестким взглядом и молниеносно полоснула бритвой по своему правому запястью. Если бы не белая ванна, я бы и не заметил, как брызнула кровь, так как вся комната была красного цвета.