Времени привычного от голого твоего запястья, от твоей дрожи, от дыма, от тесноты тут нет, только потом, потом, потом
Начинаются обыски «шмоны». Сначала тех, кто из «крытки» в «крытку», кто на «этапе»: они в другой «хате». А из твоей этой «хаты» начинают с тех, кого возили сегодня на допрос. И последних кто тут в первый раз. Теперь ещё тебе новое: ты всегда и всюду со своими вещами с сумкой, с сеткой; что где забыл не твоё.
«Шмонает» кто тебя эти уже в другой форме, тутошние «пупкари», «вертухаи». Иные из них по-домашнему вовсе: в свитерах, в беретах Встанешь в том «продоле», на том «вокзальчике» на решётку из материалу тут редкого деревянную, разденешься догола; осмотрят тебя заправски всего На столе у стены твои носки, твои трусы переберут Курящий ты пачку твою сразу и откроют, и закурят; у кого жвачка, конфета к себе суют в карманы
Зажигалки можно только разовые.
В очках ты очки оставят.
Потом разводят по другим уже «хатам».
Такой-то корпус!
Как всё и ново, и тошно
Собирайся!
Тебя в «хату» с теми, кто, как ты, в первый раз. Набралась, значит, какая-то группа, и её, где ты, повели, и тебя, по улице в другой корпус. Сопровождают двое, одна бабёнка с овчаркой «пупкарша». Овчарка злая, «пупкарша» маленькая. На улице ночной на это время как другая музыка: отовсюду слепят прожекторы, а в тёмных углах на проволоках овчарки и лай, лай, лай-лай
В корпусе, который теперь твой, постоишь в пустой «хате» в «накопителе».
Потом Потом попадёшь ты в «хату», где обязательно ты подумаешь: я тут сдохну!.. Называется «транзит». Тут на несколько квадратных метров человек, может, сорок. Бывает, скажут, и все шестьдесят Вот оно!.. И сколько же тут тебе дней, недель, месяцев?!.. Куришь ты или не куришь, а вот все курят. Одновременно и беспрерывно. Окно небольшое с двумя преградами, с решёткой и с пластинами, близкими наклонёнными с «ресничками»: видно лишь ночное, наверно, небо. Под окном столик «общак»: некое тут святое место. Среди тех, с кем ты теперь, есть какие-то особенные «опущенные», так им к «общаку», что как бы самом собой, запрещено даже приближаться. Коек, «шконок», всех пять: четыре в два яруса возле «общака». «Шконка» железная труба с железными полосами крестом. На каждой сидят, плечом к плечу, по четверо; на верхних на корточках, чтоб не нюхать нижним их ног. Под нижними лежат на полу по двое-трое. У двери в углу тот же «дольняк». Ближе к окну раковина, кране резиновый шланг: чтоб слить с «дольняка», надо шланг тащить из раковины.
Ты тут ляжешь на пол, постелешь пиджак или куртку, или плащ в чём ты? под голову подложишь обувь.
Спать ты не будешь.
Сквозь дым, темень и говор вопль:
Меня теперь расстреляют!
Темнота, плотность и все ищут «подельников». Всю ночь будет ползать между всеми и по всем, и по тебе, кто-то и передавать «малявы»: дыры, длиной в руку, тут в стенах боковых и в потолке «кабуры».
Времени нет, а музыка в шесть утра. И завтрак: в окошко дверное откидное в «кормушку» прежде подадут буханку чёрного на двоих и по буханке белого на шестерых по «тюхе бубона». Буханки чуть надрезаны сверху, ровно их не разломить. И вмиг из алюминиевой ложки об угол «общака» изготовляется нож «заточка». В «кормушку» из «продола» вонь особенная Даст, может, кто тебе миску алюминиевую «шлёнку». Будешь ты есть или не будешь, а на первое тебе щи с килькой из банок, на второе попросту клейстер, овёс варёный. То и другое развозит по «хатам» «баландёр», презираемый всеми. Но и ему все суют «малявы», сигареты чтобы передал, велят сказать тому-то то-то, спрашивают то-то о том-то
Пол в «транзите», «дольняк» в нём, ручка черпака и руки «баландёра» все одного цвета.
Тут сантехники, слесари, электрики все из осуждённых, в чёрных фуфайках, кепках, в спецодежде тёмно-синей, «обслуга».
Ты в ином измерении, в том самом пресловутом: электричество круглосуточно, запах день и ночь, музыка с шести утра до десяти вечера
Построили вот в «продоле» вызвал тебя к себе ещё один тот, кто ходит сюда сам, сотрудник «опер», по-тутошнему «кум». Полистал бумаги про тебя, пообещал тебе хорошую «хату»
Выдаст тебе кладовщик «каптёр». а он тут царь и всё, что хочешь, матрац прелый, чахлый, квадратный какой-то метр солдатского одеяла, подушку, тоже чахлую, но и такую, как ты поймёшь, почему-то из уважения к тебе А вот «шлёнки» и ложки не нашлось
Неожиданны были тебе «браслеты» и «кобыла», страшно неожиданно то, что было в «транзите», прожить так день, неделю, месяц, нет нельзя!..
В «хату» теперь уж по-настоящему твою, тебя и поведут сквозь каменные этажи и железную музыку. Пока идёшь «продолами», минуешь три заграждения из решёток три «локалки». Каждый этаж железный длинный балкон; между балконами этими на каждом этаже железные сетки
Наконец загремел ключ, загремела цепь на двери и вот тебе ещё одна шоковая, до потрясения, неожиданность
Солнышко в «хате» сквозь решётки и «реснички» белые простыни аккуратно заправлены на «шконках» у зеркала парни молодые стоят причёсываются!..
И начал ты быть тут так: представился, все назвались по имени. Затасовались дворы, дома, школы, заводы, цеха и общие знакомые. Словно бы все тут, и ты тоже, щупают себя: живые ли мы, не из нейлона ли какого мы?.. Все говорят, и ты, громко: тут, как во всех «хатах», динамик в дыре над дверью. Затыкать тряпочками и бумажками дырочки в решётке перед тем динамиком ты, вместе со всеми, будешь старательно Ненавидеть её, эту такую музыку, ты будешь всю жизнь
Всем тут, кто теперь с тобой, около тридцати, у некоторых вузы, никто ни разу не судим, только сидят тут не второй, как ты, день, все по каким-то хозяйственным делам
Дали они тебе место стало оно твоим: на полу под нижней «шконкой» у раковины. От раковины ты загородишься плёнкой. Дали тебе две простыни, из своих личных; дали «шлёнку», ложку все чистые, кружку ручка искусно оплетена верёвочкой, не обожжёшься. Ещё тебе дали, глядя на твой костюм, совет: одеть подушку в свою майку превратить её, майку, в наволочку
«Хата» твоя такая: стены, как и везде в «крытке», серо-зелёные, пол же плита крупная, чёрная и белая, полосами; потолок побелённый свод кирпичный кладки сложной: нынешним каменщикам так уж не сложить У двери, как ты войдёшь, справа «дольняк». Дальше раковина, вода только холодная, под раковиной ведро помойное «машка» тоже «машка»; над раковиной зеркало, вделанное в стену, треснутое. Под окошком «общак», словно столик в купе вагона; на нём банки из-под кофе с чаем, с песком, с конфетами У зеркала справа приклеены пачки сигаретные пёстрые, в каждой зубная щётка индивидуальная; слева тюбики пасты для зубов и для бритья висят головками вниз на верёвочке, зацеплены кромкой задней. Бриться электробритвой розетка у двери в стене, как ты войдёшь, так теперь слева. Бритвы у всех; если это разовые скребки зовут «мойки». Будешь с бородой назовут Дедом.
На стенах повсюду из журналов цветные бабы Парни по два раза на дню трусы, плавки стирают По той же причине и для той же цели неизбежный «дольняк» огорожен матовой плёнкой; на «шконках», пологами, висят простыни
Распорядок такой: в шесть утра музыка и подъём, в десять вечера нет музыки и отбой; спи сколько хочешь. И день и ночь чай и чай; разрешены кипятильники, сами делают тройники; от «чефира» жёлтые зубы и понос.
График такой: по очереди, два раза в день, мокрая уборка, мыть и стены; у раковины всегда швабра «катерпиллер».
Законы такие: когда едят на «дольняк» не ходить. А ходить так: загораживаешься ты плёткой, попадать тебе надо дерьмом своим точно в дыру, жечь при этом, для ликвидации после-твоего запаха, бумагу; потом заткнёшь дыру полиэтиленовым мешочком с «нифелями» «колобком», он привязан всегда на верёвочке, потом откроешь ты кран и наберёшь полный «дольняк» воды, за верёвочку «колобок» выдернешь сольёшь; после себя у «дольняка» подотрёшь, тряпка всегда возле него
Было вас, тебя и других, на время твоего сюда прихода на пять «конок» девятеро; кто ушёл, кто пришёл; будет и вся дюжина Тогда уж тебе как старожилу достанется одна из привилегированных нижних «шконок». По чьей-нибудь интеллектуальной инициативе догадаетесь тетрадный лист в клеточку превратить в линейку, измерите площадь своей «хаты»: выйдет, со спорами, чуть более семи квадратных метров
Дни такие: музыка и завтрак; песок, если его дадут, общий: чашку стогом на всех и на весь день. Хлеб, тот и другой, даёт «вертухай», приговаривая тому или другому:
Готовься на слежку!
Повезут, значит, сегодня на той «кобыле».
А ты ему говоришь в «кормушку» просьбы «заявки»: врача, библиотекаря, сантехника, электрика
Потом тебе «баландёр» в твою «шлёнку» овёс, перловку, ячмень, редко рис, картошку; попросишь ты и два тебе черпака; хлеб чёрный всегда остаётся ещё и на сухари.