Дело в том, что после 4 курса все студенты должны были пройти практику, и поскольку специальность наша называлась «Электрооборудование судов», варианты были соответствующие. Или на судостроительный завод, куда могли попасть все желающие, и была гарантирована тоска зеленая без денег и впечатлений, или почему-то в Енисейское речное пароходство, где было повеселей, и если повезёт очень даже неплохо. Балихин, например, сумел туда как-то просочиться и четыре месяца занимал должность начальника бассейна на большом пассажирском теплоходе. Ну, а самым сладким вариантом являлось легендарное Балтийское морское пароходство. Именно последнее стало предметом моего жгучего стремления, и олицетворяло заграницу, джинсы, жвачку и рок-н-ролл. Попасть сюда было практически нереально, брали не больше десяти человек из сотни с лишним претендентов. Вначале резонно отсеивались троечники, затем КГБ фильтровал по анкете, и потом уже начинались всякие комиссии и собеседования. С успеваемостью у меня было всё более-менее, а вот по поводу анкеты я был совсем не спокоен, папа-то офицер с какой-то запредельной секретностью, да и у мамы вторая форма. Отец проконсультировался со своим особистом (а служил он тогда, между прочим, уже в НИИ 1 ВМФ СССР, для тех, кто понимает), и тот сказал, что шансов у меня мало, но попробовать можно, попытка, мол, не пытка.
В числе других примерно пятидесяти желающих вдохнуть чуждой тлетворной атмосферы я подал документы и принялся ждать. И таки через полгода дождался положительного ответа: цени, парень, Родина доверяет тебе и твоей семье! Дальше начались долгие мытарства и беседы о международном положении в комитетах ВЛКСМ И КПСС: факультетских, институтских и, самых главных, районных. Везде меня признали достойным, и в мае 1982 я в числе немногих счастливчиков получил направление в пароходство, где ещё прошел медкомиссию с различными унижающими человеческое и мужское достоинство исследованиями, и, наконец, оказался в отделе кадров этой теперь уже ушедшей в историю организации.
Сказать, что в пароходстве нас никто не ждал это слишком мягко, мы вообще на хрен никому не сдались, там и так постоянно околачивалась целая орава своих работников, и все хотели попасть на ближайший выгодный или хотя бы не пустой в плане заработка рейс. Стоит ли говорить, что при этом, например, на турбоэлектроход «Балтика», построенный еще до войны и неторопливо перевозивший на Кубу и обратно наших военных, рейс которого длился месяца три-четыре, никто не рвался. Вот туда-то сразу и определили несколько самых слабонервных моих однокашников, в отличие от меня, затаившегося пока в тактическом выжидании. С утра до вечера я болтался в отделе кадров и ежечасно униженно скребся в кабинеты, вызывая сам у себя ассоциации с угнетенными безработными неграми Америки. В конце концов, один из инспекторов, которым я надоедал своим нытьем уже дней пять, сжалился и вписал меня в судовую роль контейнеровоза «Александр Прокофьев», выполнявшего рейсы по Европе от Хельсинки до Лондона и отходившего буквально через несколько часов. Это была настоящая удача!
Правда, перед тем, как оказаться за пределами социалистического реализма состоялись ещё длительные препирательствах на трапе с дежурным помощником, который сходу начал отправлять меня по разным неконкретным адресам. Однако, я сумел таки убедить офицера, смягчившегося в конце концов в ответ на мой скромный презент бутылку армянского коньяка.
Ночью я стоял на корме и смотрел на море, на далекие огоньки, на всякие проходящие мимо пароходы Никогда ни до, ни после я не испытывал более сильных эмоций, какие-то совершенно незнакомые мне, ни с чем несравнимые запахи, звуки, вообще ситуация А кроме всей этой лирики меня к тому же ждала та самая заграница, не Болгария какая-нибудь, а самая настоящая, которую я видел в кино, о которой читал и чью музыку слушал. Необыкновенно привлекательная и волнующая воображение. Такое вот было у меня состояние, я искренне считал, что мне просто очень, очень повезло. И это было правдой, ведь на тот момент миллионы моих ровесников и вообще сограждан знали абсолютно точно, что не побывают ТАМ никогда. То есть, вообще никогда на 100%.
Должность моя называлась «матрос без класса», и занимался я мытьем посуды и гальюнов, уборкой в каютах капитана и старпома, помощью по кухне и другими не очень интересными делами, получая за все про все 70 валютных копеек в сутки, что равнялось тогда примерно 1 доллару. За время практики я сменил три судна, причем как я узнал, все они, включая первое, были «блатные», поскольку рейсы они делали короткие, двух-трехнедельные и заходили в так называемые «отоварочные» порты Антверпен, Роттердам и Гамбург (это тебе не какая-нибудь Луанда или та же Гавана).
Если говорить кратко, то за эти четыре с лишним месяца я:
побывал в портах Финляндии, Швеции, Норвегии, Бельгии, Голландии, Англии и Западной Германии, особо отмечу поход на легендарный Риппербан в Гамбурге, где увидел много такого, чего раньше даже представить себе не мог;
поездил на европейских автобусах и автомобилях по европейским же дорогам, был совершенно поражен;
однажды почти полностью затопил свою каюту, пару соседних и коридор, не вовремя открыв иллюминатор;
узнал, что такое шторм 8 баллов в Северном море и как выглядит и пахнет морская болезнь;
впервые попробовал множество незнакомых продуктов и напитков, например виски (в 4 часа утра под руководством и с участием старшего помощника);
конечно же накупил всяких товаров несколько пар джинсов для себя и сестры, японский зонтик и какие-то другие мелочи для родителей, десяток музыкальных и один с голыми тётками журналов, пару пластинок малоизвестных групп (на известные денег пожалел, поскольку их цена была соизмерима с ценой джинсов), книжку про Пола Маккартни и так далее.
В общем, как поется в одной песне «все было впервые и вновь», конечно масса впечатлений и знакомств с интересными людьми, события случались тоже интересные. Например, празднование дня рождения капитана моего второго теплохода «Пионер Выборга» в порту Тилбери под Лондоном.
Капитан был достаточно либеральный, уже почти пенсионер, судно старое и ржавое, а экипаж сплоченный коллектив разгильдяев (кстати, после этого рейса как раз его и расформировали). Поскольку отход в этот день вроде бы не планировался, праздник, начавшийся скромно перерос в серьезное, а главное, всеобщее мероприятие с распеванием песен хором. До молодецких прыжков за борт дело, правда, дойти не успело, поскольку пришла внезапная команда отчаливать. Ну что же, надо, так надо, поэтому отвязались и поехали, помолясь.
Тут надо пояснить. Тилбери стоит на Темзе за несколько миль от места, где река впадает в море. На выходе из этого порта есть такой специальный достаточно тесный шлюз (или док, не знаю, как правильно) с воротами, сделан он для выравнивания уровня воды, поскольку в Темзе он на пару метров ниже, чем в акватории гавани. Вот в этот-то шлюз тире док наше судно, чуть ли не под Гимн Советского Союза и направилось. Для начала мы слегка зацепили входные ворота, выбили бревно из облицовки сооружения и чудом затормозили. Ничего удивительного, ведь за штурвалом стоял хоть и очень опытный, но уж очень пьяный рулевой, а командовал им столь же опытный и не менее пьяный штурман. У местных докеров глаза повылезали на лоб, а по громкой связи на всю окрестную Британию понеслась отборная русская лексика в виртуозном исполнении капитана, финальными и самыми цензурными словами которого были: «Вам, бл ть, только на тракторе по полю ездить, а не судном управлять, салаги долбанные!» После этого он примчался на мостик, сам встал за штурвал и уверенно отвалил от стенки, настолько уверенно, что выбил еще два бревна с противоположной стороны шлюза и проехался бортом по всей оставшейся длине конструкции. Потом до самого выхода в Северное море над нами кружил вертолет, а старпом вел переговоры с кем-то по радио, иногда переходя на повышенные тона. Я так думаю, что это англичане выражали свое восхищение мастерством русских моряков и благодарили нас за то, что мы не застряли там на хрен совсем, а может быть за то, что не разворотили вовсе этот памятник истории и чудо инженерной мысли.
Вообще, все эти впечатления, события, новые места, само море и судовая жизнь меня здорово увлекли. Настолько, что домой я вернулся лишь в первых числах октября, когда уже вовсю шла учеба. Из института в пароходство пришла бумага с резонным вопросом куда это, собственно, подевался их студент, ну и в результате меня, естественно, списали, хотя я бы с удовольствием остался. А ещё итогом этих четырех месяцев стало то, что в течение последующих лет пяти я предпринял достаточно усилий, чтобы как-то внедриться в сферы близкие к торговому флоту. Поскольку мой диплом не позволял мне напрямую проситься работать на судах, искались какие-нибудь знакомые или дальние родственники, и даже кто-то был найден. Но пока я отрабатывал положенное после института по распределению, мои приоритеты с ориентирами изменились, вернее сказать, победили былые увлечения. Но об этом впереди.